Исповедь грешника. Том 1. Гордыня
Шрифт:
Он провёл взглядом по идеально простроенной перспективе зданий, с хорошо переданным тонном и материалом. Добавить в картину красок, никто бы и не увидел разницы от вида, открывающего с балкона.
Картина способная встать вровень с творениями мастеров того времени, когда я последний раз спускался сюда. Тогда ещё люди обыденно сжигали друг друга во имя бога. Хотя их и никто не просил.
Конечно, если взирающий достаточно открыт, чтобы не замечать непонятно откуда взявшиеся лица у зданий, искажённые болью, или достаточно
Глубоко выдохнув, парень аккуратно, будто бы боясь сломать систему, положил на соседний стеклянный столик испачканный карандаш прямо в окружение канцелярского ножа, маленького куска ткани, набора других карандашей, пистолета и плюшевой игрушки. Вытащив из кармана пачку сигарет, постучал по ней указательным пальцем. Открыл, вытащил сигарету, закурил, пока нога укладывалась на другую.
– Марта, включи музыку.
Выдохнув облако дыма, он мягко произнёс в пустоту. Удивительно, но пустота ответила, заполнив пространство звуком скрипки.
Минута, пять, десять. За это время новых затяжек не произошло, а взгляд парня так и не дёрнулся с картины, но и дураку понятно, что он её не видит.
– Пиу-пиу-пиу.
Заполненную атмосферу выступления скрипача, остановил неприятный звук прямоугольной коробочки, названной людьми телефоном.
– Всё, пиздуй работать, Ушлёпок.
Не понятно откуда взявшийся голос женщины, ударил по ушам.
– Да-да. Понял, принял, отлизал, Марта.
Потянувшись, устало ответил парень, сняв с чёлки резинку. Волосы полностью покрыли лоб доходя до глаз.
– Молодец, не пришлось и половником бить.
Снова женский голос, раздался из идеально чистой комнаты, но я не чувствую душу ещё одного человека. Даже больше скажу. В этом здании нет ни души. Он единственный житель, который сейчас тут.
– Марта, включи компьютер.
Пройдя кожаное кресло, называемое игровым, не забыв прихватить пистолет, парень осторожно будто бы боясь чего-то коснуться, зашёл в ванную.
Ровно пять минут и тридцать секунд прошло прежде, чем она открылась вновь и из неё точно выбежал парень, на манер льва, гоняющегося за антилопой.
В два шага он оказался у рабочего места, с беспорядком в волосах, но удивительно как они аккуратны в своём беспорядке.
– Семнадцать пятьдесят пять.
Протарабанив чистыми руками по столу, он коробочкой по меньше включил десятку томно мигающих ламп размером с женский ноготок, прежде чем нажатой кнопкой заставить другую коробочку журчать.
«Как много у людей коробочек стало. Так-так если верить базе это системный блок»
– Ушлёпок, стрим запустится через пять минут. Подготовь хлеборезку свою.
Загадка раскрыта, как в этой крохотной избе смогла незаметно спрятаться женщина.
Она настолько мелкая, что способна вместиться в круглой коробочке чёрного цвета на рабочем столе.
– Завались.
Улыбаясь ответил парень, закинув ноги на стол.
– Пошёл к черту.
– Я тоже тебя люблю.
Губы расширились сильнее.
– А. Точно.
В это мгновение улыбка стёрлась с лица. Рукой, что едва-едва подрагивает, он достал из кармана тот самый пистолет и положил его рядом с женщиной, пославшей его. Как метод решения конфликта с противоположным полом многие бы не одобрили. Хотя, судя по коробочке ей не привыкать.
– Хух. Да уж. Наконец.
Левый уголок губ дёрнулся, вспотевшая рука оставила влажный след на тёмном столе.
– Что наконец?
– Завали ебало.
Резкий и даже несколько раздражённый ответ обидел миниатюрную девушку. Она замигала красным и замолкла.
– Спокойнее, спокойнее.
Веки прикрыли бегающие глаза, голова откинулась назад, а указательный палец начал выбивать ритм.
Глаза перестали бегать, а стук сердца, который кажись молотом проходился по рёбрам, затих.
Мертвенная обстановка в квартирке, так присущая больничным палатам вновь воцарилась.
К сожалению, только на минуту. Как только системный блок издал звук, с которым обычно два боксёра начинают танец потной страсти на ринге перед толпой извращенцев, он резко открыл глаза.
– Зззздарова, вишенки!
Хлопок, издавшийся от страстного поцелуя двух его бледных ладоней прямо у микрофона, заставил диаграмму в боковой части экрана взреветь.
Хотя одна из рук не до конца бледная. На ней уже затёршая картина песочных часов. Как только хлопок прогремел, отбиваясь от бетонных стен мёртвого здания, парень продолжил говорить. Он говорил, говорил не затыкаясь.
Даже не понятно, когда он умудрялся дышать.
Один раз он так увлёкся, видимо, подметив на экране цифру и озвучив её с такой радостью, что упал вместе со стулом.
– Пххх. Цель достигнута.
Крехтя он поднялся, опираясь о шкаф, в который стукнулся. На мгновение взгляд его дёрнулся к верху шкафа, где, стоит лишь картонная коробка. Заглянув внутрь можно увидеть огромную стопку, аккуратно сложенную, состоящую из одних рисунков. Детских и неуклюжих.
Тут и домик, и семья, и солнце. Можно было бы подумать, что парень сентиментальный, что хранит русинки с детства, но бумага выглядит новой. Ей не дашь и пары лет.
– Т-т-т. Ну что бывает.
Потирая голову, он улыбнулся.
Боковое отделение на экране будто взорвалось. Один текст начал смещать другой. И все как на подбор: «Ха-ха», «Ну он как всегда», «Не больно?».
Но парень не обратил на это внимание. Он дёрнул плечом будто бы отталкивая чью-то руку.
Его взгляд чем-то даже кажется пустым, смотрит на цифру, которая то падает то, поднимается.
– Сто тысяч. Новый рекорд.
Стоило ему озвучить, как боковое окно ещё раз взорвалось, но уже поздравлениями.