Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух

Вадим Рабинович

Исповедь книгочея,

который учил букве, а укреплял дух

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

МИР КАК ШКОЛА - ШКОЛА КАК МИР

УРОК АЛКУИНА, который, наставляя Карла Великого, учил учить неученых, имея в виду разгадать, как быть в этом мире, правильно читать начертанное

и жить по истине

УРОК АВГУСТИНА, который, исповедуясь перед собою самим, учил быть, вознамерившись прояснить, что означает чтить Первослово, учить Первослову и жить в согласии с ним

УРОК АБЕЛЯРА, который, с церковью в споре, учил не чтить, а читать священные книги, в надежде подвигнуть послушливых и боголюбивых быть самими собой, учить не по святцам и жить как на душу Бог положит

УРОК ФРАНЦИСКА, который не учил ничему, а только и делал, что жил

СМЫСЛ ШКОЛЫ - ШКОЛА СМЫСЛА

POST SCRIPTUM

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Это сочинение -

Я призвал свою "живописную ученость" преодолеть, говоря стихом Максимилиана Волошина, "двойной соблазн: любви и любопытства".

Если теперь кто-нибудь из читателей, захваченный метафорой идеи, возлюбит чужую, тысячелетней давности, книжную мысль, как живую и свою, или возлюбопытствует, что же там, за прихотливым иносказанием, - неужели и вправду прямой и здравый смысл, то, значит, дело сделалось: образ заговорил, а слово воплотилось.

Ибо сказано:

Трижды вещего гласа сильней,

Было слышно у края обрыва,

Как безумно молчал соловей,

Но бездумно горланила рыба.

Все, молчать от рожденья кому

И кому распевать от рожденья,

Преподав непостижность уму,

Поменяли свои назначенья.

Солнце черным пошло в три каймы,

Гул пошел, как потом отмечали.

Но сомкнутые губы мои

Предпочли, сберегли, умолчали.

И последнее слово за мной

Оставалось. И ныне томится...

Празднословие рыбы немой.

Немота очарованной птицы.

МИР КАК ШКОЛА - ШКОЛА КАК МИР

ШКОЛЯР ГЛУХО ПРОБУБНИЛ и неодобрительно мотнул головою. Дунс Скот приостановил собственное говорение, выстрелив в угрюмого студиозуса школьным - для приготовишек - вопросом: "Dominus quae pars?" ("Бог - часть [речи]?").
– "Dominus non est pars, sed est totum" ("Бог не есть часть речи, он - Всё"), - отрезал угрюмый. Это был будущий "светящийся" доктор (doctor illuminatus) Раймонд Луллий, воспротивившийся приспособить к богу грамматическую категорию, ибо бог - Всё. Школярское слово, словно орешек какой, отскочило от главного слова - Бога, которому, верно, придется претерпеть всеобъемлющее логическое и филологическое анатомирование в грядущем "Великом искусстве" (Ars Magna), которое в близком будущем сконструирует этот светящийся доктор во имя всеобщей педагогической акции научения уму-разуму темного человечества. Универсальный, со вселенскими притязаниями, робот-учитель, возможный постольку, поскольку Всё и Вся зависит от Вся и Всего. Самое же изобретение Раймонда, ясное дело, вне этого Вся и этого Всего. Он - учитель этого машинного учителя. И потому уже вне этой учености, странным образом дерзнувшей представить по частям, которые можно выучить на уроке грамматики, то, имя чему - Всё. Но возможно ли такое? Возможно ли собрать смысл, сложить его из грамматически проанализированных частей речи? А если возможно, то каким образом оно возможно?

Универсальный образ Луллиева ученого умения предстал почти машинным рукотворным умением, при котором Всё, то есть Бог, оказалось вынесенным за пределы этого умения и, может быть, за пределы всей средневековой учености. Определим её на первый случай как вопрос - ответ Дунса - Раймонда, обозначивший с некоей новой высоты - рубежа XIII и XIV веков - ученое умение веков предшествующих, выродившееся на первый взгляд в грамматико-логические структуры схоластики либо во всеумение без души. А может быть, вопрос учителя Дунса школяру Раймонду был провокационным? Едва ли. В эти ученейшие времена тончайших схоластических различений даже бог вполне мог быть и частью речи. Но Раймонд своим ответом решительно встряхнул уснувшее Дунсово переживание бога как всецелого смысла. Все это и засвидетельствовал хронист на рубеже, обозначавшем кризис средневекового миропереживания.

В какие же века нам надлежит отправиться? Пусть XIII европейское средневековое столетие будет верхним пределом, а веками, в которых будут жить наши ученые собеседники, будут все века до тринадцатого, начиная с четвертого - времени жизни отца-основателя, гиппонийского епископа Августина Аврелия.

Чем же мучилась мысль наших ученых мужей этих десяти давнишних столетий? Что мнилось и что хотелось? Ограничимся пока метафорическим предположением: нарисовать небо смысла, расчертив небо на клетки; но прежде изобрести способ этого расчерчивания, выучившись умению расчертить и при этом, упаси боже, не упустить этот запредельный, но светящийся, мреющий в посюсторонней материальности смысл; удержать в ладони святую воду, льющуюся меж пальцев; остановить золотой песок смысла, сыплющийся сквозь капиллярную перемычку песочных часов, отмеряющих медленно текущее время десяти вышеозначенных ученых столетий, осуществивших себя во имя раз и навсегда данного смысла. Не слишком ли много метафор? Точной бывает лишь одна. Ответы впереди. Но какими им быть?..

УЧЕНЫЙ - если только посчитать это слово существительным - в средние века, конечно же, безусловный модернизм: и терминологически, и по существу. Потому что ученый - так по крайней мере на виду и на слуху - открывает, открывает и открывает все новые, новые, новые знания, а опираясь на эти новые знания, еще более новые, и так вплоть до абсолютной истины, критерий которой - практика. Причем все эти знания - знания о мире, объективно представшем перед этим самым ученым. Понятно, ничего подобного о средневековом пытателе истины - Смысла - сказать нельзя, потому что пытаемая истина о мире раз и навсегда дана, санкционирована, освящена. Все дело в том, чтобы научиться ее распознать, удостоверить себя в ней - по-божески, как надо.

Не правда ли, ученый в средние века - с вершины теперь уже новейших столетий - бессмыслица? И все-таки...

Несколько замечаний этимологического свойства.

Scientia... Что дает словарная статья в латинско-русском словаре, толкуя это латинское слово? Scibilis - доступный познанию, познаваемый; sciens - сведущий, умелый, опытный, искусный, делающий с умыслом; scienter искусно, преднамеренно; sciscitatio - разузнавание, исследование; sciscibator - исследователь; scisco - узнавать, разузнавать, выведывать, подавать голос (в пользу), определять, постановлять; scitatio расспрашивание, выведывание; scitabor - вопрошатель; scius - знающий, сведущий; scite - искусно, умно; scitulus - изящный; scitum - решение, тезис, посылка (философская); scitas - умелый, опытный, знающий, определение, решение; scientiola - кое-какое знание. И наконец, центральное слово этого словарного гнезда: scientia - знание, сведение, осведомление, понимание, опытность, умение, знакомство... И, как весть из Нового времени, - в самую последнюю очередь - отрасль знания, наука. Вокруг скорее научаемого умения, нежели науки как постижения мира. Контекст вполне подтверждает этот ряд. Так, Scientia immutabilis - ученое наименование алхимии - "королевского искусства". Именно умение, тайное овладение тайным знанием; овладение ценою сокровеннейших, богом поощряемых сил прилежнейшего и внимательнейшего адепта. Непреложное, раз и навсегда освоенное умение.

Scientia immutabilis - термин, и потому равен самому себе. Нужно историческое свидетельство. Вот оно. Роберт Гроссетест: "Знание (scientia) это слово, которое либо определяет условия, при которых достигается более легкое актуальное понимание, что истина и что ложь, либо этим словом называют акт чистой спекуляции, либо это предрасположение к акту знания; это условие обучения, при котором обучающий начинает знать посредством своего собственного опыта, и тогда это называется исследованием, или сообщает знание кто-то другой, и тогда это знание для обучающего называется доктриной, а для обучаемого - дисциплиной".

Это, конечно, тоже XIII век (как и время темной перепалки Дунса с Раймондом). И потому - выход за пределы ученого средневековья. Но все еще, хотя и в числе иного, scientia - учебная наука, а ее адепт - доктор и школяр, магистр и студент купно, и потому ученый и учимый. Еще один взгляд ученого, но и познающего, человека сверху и со стороны; но не настолько, впрочем, со стороны и сверху, чтобы предшествующие века вовсе утратили значение живой памяти того, кто смотрит.

Disciplina - почти синоним scientia. Учение - ученик - научаемое сложение, проявление и закрепление собственной жизни (disciplina vivendi образ жизни) в свете истины, истинного знания. Примечательно встраивание слова discipula в контекст: Luminis solis luna discipula - подражательница, как бы научившаяся чужому свету, чужесветящаяся. Рядом - доктрина, доктор. И тут уж красивый перечень тогдашних докторских степеней - Gentium, Seraphicus, Angelicus, Mirabilis, Illuminatus, Subtilis - со всей очевидностью отличит доктора-Учителя в средние века (для наглядности, прихватив кое-кого из более поздних веков, назову носителей этих замечательных прозваний: Августин, Бонавентура, Фома Аквинский, Роджер Бэкон, Раймонд Луллий, Дунc Скот) от доктора соответствующих наук в наше время, открывающего и открывающего все новое, новое, новое... Если в Новое время ученый - тот, кто исследует, то ученый в средние века - тот, кто знает об истинном знании. И потому не ученый, а ученый человек.