Исповедь меча, или Путь самурая

С этой страной связано множество самых разных ассоциаций и довольно часто стереотипов и всевозможных клише. Вероятно, именно поэтому Япония предстает как земля загадочная и сказочная. Когда мне предложили отправиться в Японию, я не посмел отказаться.

Летели мы долго и счастливо — следуя за восходящим солнцем. Когда наш самолет начал снижаться, в Японии было утро и яркие лучи великого светила освещали блестящую гладь океана. Поверхность воды стремительно приближалась, и казалось, что еще несколько метров, — и наш «боинг» плюхнется прямо в мировые волны… Водная рябь от двигателей

И тут все почувствовали резкий толчок снизу и услышали звук соприкосновения резины шасси с асфальтом. Только после этого мы увидели землю, вернее, остров. Аэропорт располагался на искусственном острове, построенном на огромной горе… переработанного мусора.

Это был первый шок. Мое пребывание в стране-сказке началось. И именно здесь я понял: все то, что так или иначе навязывается нам массовой культурой (гейши, суши и даже самураи), все то, что у японистов вызывает приступ если не тошноты, то законного стенания, — неправда. В тайнах Японии, в тайнах самураев есть нечто большее, чем просто клишированная поверхностная оболочка.

На каждом шагу в этой стране мне довелось сталкиваться одновременно и с современностью типа скоростных поездов «Синкансен», и с небывалой древностью, что взрезает душу острым самурайским мечом.

Честно признаюсь, до своей поездки и серьезных занятий историей тех самых крушащих все и вся самураев у меня тоже сложилась вполне стереотипная картинка: обольстительные гейши играют яростным воинам на древних струнных инструментах, а те спешат с чайной церемонии домой и с обиженным видом совершают над собой харакири. Эти картины, возможно, карикатурны. Но беда карикатур как раз всегда и состоит в том, что они напоминают оригинал гораздо больше, чем нам хотелось бы признать. Так как провести тонкую грань между карикатурой на реальность и самой реальностью?

о самураях сказано:

«Самурай — в феодальной Японии, в широком смысле — светские феодалы, начиная от крупных владетельных князей (даймё) и кончая мелкими дворянами; в узком и наиболее часто употребляемом значении — военно-феодальное сословие мелких дворян. Хотя слова „самурай“ и „буси“ очень близки по значению, но все же „буси“ (воин) — это более широкое понятие, и оно не всегда относится к самураю. Так же как в некоторых определениях самурай — это японский рыцарь».

А в памятной записке для московского посла в Пекине Николая Сафария от 1675 года сказано:

«За китайским государством на востоце во окияне море от китайских рубежей верст с семьсот лежит остров зело велик, именем Иапония. И в том острове большее богатство, нежели в китайском государстве, обретается… И хотя обычай их и письмо тожде с китайским, однако же они люди свирепии суть и того ради многих езуитов казнили, которые для проповедования веры приезжали» [1] .

Как провести тонкую грань?

Говорят, по следам Сацудзо кто-то идет…

В такие времена, как эти, когда войнам больше не нужны славные имена и ни к чему даже повод для начала, просека, оставляемая Сацудзо по всей земле, служит лучшим дорожным ориентиром. Просека та не очень широка, разве что пара шагов, но столь же ужасающа, как и то, что творит Сацудзо и что люди в почтительном трепете называют: «словно плугом прошел».

Если встретится тебе во время твоих странствий или бегства твоего такая просека, помни: у тебя всего лишь две возможности последовать по ней. Ступай туда, куда ведут свежие следы Сацудзо, и тогда тебя по праву назовут воином-самураем, и, возможно, в самом конце пути ты встретишь Сацудзо, и эта встреча будет для тебя последней, а просека Сацудзо потянется дальше, твоя же могила станет незаметной вехой на его пути. Но если ты отправишься к самому началу просеки, возможно, тебе удастся отыскать то место, о котором сам он уже давным-давно позабыл. Тогда тебе приведется увидеть сон, мечту, потому что в самом начале просеки Сацудзо скрывается чудесное сокровище, или Рай Самураев.

Так что у тебя есть право выбора, каким путем отравляться — путем начала или путем конца. Некоторые до тебя уже решались положиться на свою удачу и не вернулись.

У поселения, случайно лежавшего на пути Сацудзо, была только одна харчевня. Ее легко было распознать еще издалека. Деревянная табличка над дверьми заведения уныло покачивалась на ветру: олень, пронзенный копьем, выцвел от времени, и кровь, когда-то ярко и завлекающе сочащаяся из его ран, теперь превратилась в грязное пятно.

Хозяин харчевни досадливо взглянул на появившегося в дверях широкоплечего человека, подивившись про себя той цепи, что тащил за собой незнакомец. А потом этот «плуг» зацепился за дверной косяк, но хозяин успел-таки помешать Сацудзо снести замшелый фасад дома. Корчмарь освободил зацепившиеся железные зубья цепи и подал Сацудзо напиться, затем принес сыра и лепешек из недавно промолотого риса. Сацудзо расплатился странными на вид монетами, но были они из чистого серебра, и только это на самом деле имело значение. Сацудзо жадно пил и ел, поглядывал на свой «плуг», потом принялся чистить его. Ветки, комья земли и трава во множестве застряли меж зубьями и клинками «плуга». То-то Сацудзо чувствовал по дороге, как его оружие становится все более тяжелым.

Сегодня меж зубьев «плуга» застряли цветы из небольшого сада на самой окраине поселения и кусок пожелтевшего пергамента, на который Сацудзо долго смотрел, задумчиво сведя брови, ибо не знал он, сколько дней подряд носил его за собой.

— Эй, хозяин, ты умеешь читать?

— Довольно сносно для того, чтобы вести дела, господин.

— Вот и прочитай мне это.

— Со всем моим удовольствием, мой господин.

Корчмарь схватил в руки пергамент и поднес его к свету:

— Это указ сёгуна, мой господин. «Великие состязания воинов в Осаке! Шестнадцать человек борются не на жизнь, а на смерть за звание самурая и за золотой меч. Придите и победите! Придите и увидите!» Это праздничные состязания сёгуна, мой господин. Каждый год льется кровь. До начала состязаний осталось четыре дня. Хотите взглянуть?

— А я успею пешком за четыре дня добраться до Осаки?