Исповедь мотылька
Шрифт:
Он улыбнулся еще шире, а я еще больше разозлилась.
– Или ты претендуешь на роль того самого принца, в которого я влюблюсь? Думаешь, что вскружил мне голову? Думаешь, что всякими глупыми выходками в духе Дон Жуана можно так просто запасть мне в душу? Даже не…
– Поехали домой. Поздно уже.
Он сказал это так неожиданно и тихо, что я даже не сразу расслышала, а расслышав, сначала не поняла его слов. Мне еще многое хотелось высказать, но он уже повернулся и пошел к двери. Глупо было оставаться тут, на крыше, одной с этими коньками и фужерами с шампанским. Еще кто-нибудь заглянет, спросит – а что я тут делаю? Да так, знаете ли, на коньках решила покататься. С одним сумасшедшим мальчиком. На крыше и с шампанским. Почему бы и нет? Я всегда так провожу свободное время!
Мы спустились вниз молча, и, когда уселись в машину, мой боевой дух уже как-то угас, затевать новую перебранку не хотелось. В конце концов – кто он такой, чтобы что-то ему доказывать? Да пусть катится со своими мыслями, куда подальше! Мне-то что? Выдумал тут еще какую-то снежную королеву…
Я отвернулась от него, уткнувшись носом в стекло, сделала вид, что поглощена созерцанием ночного пейзажа, проносившегося за окном. Он тоже не предпринимал попыток завязать разговор, так в молчании мы и доехали до моего дома.
Открыв мне дверь, он дождался, пока я выйду из машины. И вновь я почувствовала этот его чуть уловимый и дразнящий аромат…
Ну уж нет, на этот раз я не поддамся!
Хотя…
– Ладно, давай не будем ссориться. Я сегодня чудно провела вечер, за что тебе большое спасибо. Но вот твои нахальные выходки меня порой… Ну чего ты смеешься?
По-моему, он меня даже не слушал. Все время, пока я произносила свою тираду, на его лица блуждала эта вечная загадочная полуулыбка…
– Так чего ты смеешься? То есть, улыбаешься… то есть…
– Смешная ты…
– Что такого смешного ты во мне нашел?
– У тебя волосы растрепались… и ресничка на глазу… да не на этом! …закрой глаза, я уберу…
Я послушно прикрыла ресницы и почувствовала сначала прикосновение его руки… он осторожно провел по моей щеке… а потом чьи-то жаркие губы коснулись моих, и я куда-то поплыла, отчаянно пытаясь уцепиться за свое ускользающее сознание, чувствуя, что мои щеки пылают, а я сама таю, как те снежинки от горячего дыхания, там наверху, на крыше…
Наверное, если бы у этой сцены были свидетели, они бы в тот момент просто отвернулись на минутку, чтобы нам не мешать!
Но все кончилось так же неожиданно, как и началось. Я открыла глаза, он убрал мои руки со своей шеи (как они там отказались?!) и, развернувшись, направился к своей машине. Взревел мотор, рванулись снежные брызги из-под колес, а я так и осталась стоять одна возле своего подъезда, посреди снегопада и путающихся мыслей…
В странные игры порой играет с нами судьба. Интересно, есть ли во всем этом какой-то смысл? Ну, хоть какой-то??? Так хочется, чтобы он был… Пусть какой-то далекий и недоступный нашему пониманию, пусть жестокий иногда, но ведь быть-то он должен! Или судьба подчинена воле случая и так же бесцельно блуждает в лабиринте жизненных хитросплетений, как я сейчас – по заснеженным улицам нашего города?
В этом городе я родилась и выросла. Интересно, я его люблю или просто привыкла? Если уж не могу разобраться в своем отношении к людям, то хоть в отношении к городу надо попробовать…
У меня нет каких-то восторженных чувств к нему. Я не принадлежу к числу тех, кто гордо бьет себя пяткой в грудь и кричит, что за родную деревню готов порвать пасть любому. Наш город не велик и ничем не примечателен. В нем нет восторженных архитектурных ансамблей, как в Санкт-Петербурге, той застывшей музыки в камне; нет шумной суматохи огромного муравейника, как в Москве; есть только два десятка грязноватых улочек, редкие скверы и аллеи, и множество тихих невзрачных дворов, в которых я люблю гулять, когда мне грустно. В них можно влюбиться?
Ко всему к этому я как-то привыкла и не замечаю в повседневной жизни. Но стоит мне уехать куда-то хотя бы на месяц, как я начинаю скучать, и по вечерам меня одолевает какое-то щемящее чувство. Как будто чего-то не хватает…
Это любовь? Или просто привычка?
Не знаю, откуда у меня эта прихоть, она взялась еще с детства – когда мне грустно и хочется побыть одной, отдохнуть от своих мыслей и ни о чем не думать, я вставляю наушники в уши, включаю звук погромче и бесцельно слоняюсь по улицам нашего города. Сворачиваю в какие-то дворы и закоулки, мысленно улыбаюсь попадающимся навстречу забавным прохожим, пытаюсь догадаться – кто они такие, что за люди, представляю, какая у них жизнь, работа, семья… А порой просто закрываю глаза и слушаю музыку.
Не хочу встречать знакомых, не хочу ни о чем говорить, мне никто не нужен в такое время. Только я и этот город. Я действительно отношусь к нему, как к живому существу в такие моменты; как к какому-то старому другу, которой намного меня мудрее и старшее, который все понимает и может помолчать с тобой вместе. Он не скажет ничего, но ведь не это главное, правда? Порой от такого молчаливого присутствия становится намного легче, чем от тысячи слов…
А в этих улицах так легко затеряться, стать одной из тысяч людей, что куда-то торопятся, слиться с ними, представить себя крошечной песчинкой, забыть обо всем… Ведь у каждого из этих людей, наверное, есть какая-то цель, раз они так спешат куда-то. А может, их шатание по городу так же бессмысленно, как и мое? Что ж, в любом случае – я не одинока. И пусть в голове будет полная пустота, в ушах – звуки музыки, надо мной – небо, а вокруг – эти улицы и дворы, пусть колючего и сырого, но такого родного города.
За годы такого блуждания я исходила, наверное, большую их часть. И тихие улочки на окраинах, и аллейки с бульварами, и шумные проспекты в центре. В каждой из них есть своя особая прелесть…
Мои родители не понимали такого времяпровождения, в их глазах стояло удивление всякий раз, когда я, еще в детстве, пыталась им о чем-то подобном рассказать. А потом я уже перестала рассказывать. Да и им стало как-то не до меня.
Они, конечно, пытались что-то скрывать, хотели как-то «оградить и не ранить ребенка»… Смешные! Родители почему-то всегда слишком поздно узнают, что мы уже не дети. Пока им не скажет кто-то посторонний, до последнего они не замечают, что мы повзрослели, не хотят видеть в нас кого-то, кто все понимает, и с кем можно держаться на равных.