Исповедь 'неполноценного' человека
Шрифт:
Почему-то я совершенно лишен способности открыто сопротивляться... Паршивое сакэ подействовало на меня угнетающе, и я ощущал, как с каждым мгновением подавленность растет; тогда, пытаясь совладать с собой, я заговорил, обращаясь больше к самому себе, чем к собеседнику:
– Но ведь быть посаженным в тюрьму еще не значит быть преступником... Мне кажется, если знаешь антоним к слову "преступление", то сумеешь ухватиться и за сущность самого понятия. Бог... Спасение... Любовь... Свет... Есть "Бог" и к нему есть "сатана", для "спасения" антоним "мучения", возможны пары: "любовь" - "ненависть", "свет" - "тьма", "добро" "зло"...
– Противоположным словом к "преступлению" будет "мед" [25] . Ведь оно еще и сладостно, как мед... Ну ладно, закончим. Жрать хочется. Принеси чего-нибудь.
– Можешь и сам пойти взять!
– Наверное впервые в жизни в моем голосе открыто прозвучала злость.
– Ладно, пойду. И совершим внизу вместе с Ёси-чян "преступление". Говорить - хорошо, а действовать - лучше. Значит так, антоним к слову "преступление" - "медовые бобы", ой нет, " конские бобы "...
25
Игра слов, основанная на слоговом характере японского письма: "преступление" - цуми, "мед" - мицу.
Хорики был пьян настолько, что еле ворочал языком.
– Делай что хочешь, только убирайся.
– "Преступление" и "голод", "голод" и... "конские бобы"... А, нет, это синонимы...
– Лопоча какую-то белиберду, Хорики пошел вниз.
"Преступление и наказание", Достоевский. В подсознании молниеносно всплыло название романа. А что, если господин Достоевский поставил эти слова не в синонимическом ряду, а в антонимическом? Это понятия абсолютно разные, они несовместимы, как лед и пламень. Не иначе, Достоевский воспринимал эти слова как антонимы... Словно спутанные зеленые водоросли, словно затянутый тиной пруд, хаотичен он в своей глубине... Да, кажется, я начинаю что-то понимать... А впрочем... Как картинки в калейдоскопе, мелькали в голове разные мысли. И вдруг появляется Хорики, взбудораженный, не своим голосом кричит:
– Ну-ка, иди погляди! Погляди на конские бобы! Ну, скорее!
Хорики только что, минуты еще не прошло, спустился вниз, но тут же прибежал назад.
– Ну что там?
– спросил я.
Мы ошалело бросились с крыши на второй этаж, оттуда вниз, к моей комнате, и по дороге, на лестнице Хорики приостановился и прошептал, указывая на комнату:
– Гляди туда.
Через открытую форточку просматривалась вся комната. В ней, даже света не погасив, копошились двое... животных.
В глазах почернело, закружилась голова. "Вот они, люди... Вот они каковы, люди... Надо ли чему-нибудь удивляться?" - тяжело дыша, без конца повторял я мысленно, не в силах сдвинуться с места, забыв, что должен выручать Ёсико.
Хорики громко кашлянул.
Мне не хотелось никого видеть, я побежал на крышу, бросился навзничь, уперся взглядом в дождливое ночное небо. Мною овладели не гнев, не отвращение, не тоска даже, а жуткий, невыразимый страх - ужасней, чем тот, что навевают на кладбище мысли о привидениях; обуявший меня
С той поры я начал седеть, во мне не осталось ни толики уверенности в себе, мнительность становилась все более острой, несбыточными представлялись какие-либо надежды, радости, сочувствие.
Это событие стало роковым, я был ранен настолько, что отныне каждая встреча с кем бы то ни было отзывалась мучительной болью.
– Я тебе, конечно, сочувствую, но ты получил хороший урок. Все, больше ноги моей здесь не будет. Ад какой-то... Ну, а Ёси-чян ты уж прости, сам-то каков... Ну, пока.
И это - болван Хорики, который имел обыкновение подолгу торчать там, где ему делать нечего?
Я выпил еще, потом заплакал - горько, навзрыд; плакал долго и хотелось плакать бесконечно.
Спустя какое-то время я почувствовал, что сзади стоит Ёсико. Она держала блюдо с бобами, вид у нее был совершенно отрешенный.
– Он обещал, что ничего не будет делать со мной...
– Ладно. Молчи. Ты никогда не могла подумать о ком-либо плохо. Садись, ешь бобы..
Мы сидели рядом и молча ели.
О-о! Неужели и доверчивость - преступление?
Изнасиловавший Ёсико тридцатилетний коротыш уже бывал у нас прежде, заказывал комиксы; гадкий коммерсант! С каким высокомерием он швырял за работу жалкие гроши!.. Как и следовало ожидать, с того дня он больше не появлялся в нашем доме.
Не могу объяснить почему, но в ту бессонную ночь, да и потом я яростно стонал, будучи зол не столько на этого самца, сколько на Хорики, который не удосужился кашлянуть сразу в тот момент, когда увидел эту гнусную картину, зато не поленился специально подняться за мной на крышу, дабы и мне показать ее.
Прощать, не прощать - какая разница? Ёсико - доверчивый зверек, просто-таки талант в своем роде. Она всегда всем безоговорочно доверялась. И в этом ее трагедия.
Бога вопрошаю: доверие - преступно?!
Долго мою душу терзало не само надругательство над Ёсико, а то, что поругана ее доверчивость, терзало так, что жить было тошно. Меня, безобразно пугливого, заглядывающего в глаза каждого встречного, чтобы уловить его настроение, меня, напрочь потерявшего способность верить людям - меня незамутненная доверчивость Ёсико освежала как брызги водопада "Молодые листья". И вот одна ночь превратила ее в помойку. С того вечера Ёсико болезненно стала следить за моим настроением. Стоило мне окликнуть ее, как она вздрагивала и не знала куда девать глаза. Я пытался ее рассмешить, паясничал перед ней, но она только трепетала от страха и старалась быть как можно предупредительнее.
Да неужели же светлая доверчивость - источник прегрешений?
Я начал копаться в книгах, повествовавших о надругательствах над замужними женщинами, но нигде не вычитал о происшествии более диком, чем то, что произошло с Ёсико. Если бы хоть какое-то чувство связывало ее и того коммерсанта, что-то вроде влюбленности - я, как это ни парадоксально, легче перенес бы беду; но была только летняя ночь и была доверчивость Ёсико. И вот - такой удар в самое чувствительное место. Я выплакал голос, поседел; Ёсико отныне всю жизнь была вынуждена бояться меня.