Исповедь падшего
Шрифт:
Погода выдалась наипрекраснейшая! Это было начало марта. Снег еще не успел растаять. Солнце грело жарче, нежели зимой, а в воздухе уже отчетливо ощущалась тонкая нотка постепенно приближающегося тепла и запах нового начала. Весной земля словно каждый раз рождается заново, все вокруг обновляется, избавляясь от следов, что оставила угнетающая и безжизненная зима.
Данное время идеально подходило для перемен. Первые три мили нашего пути Дэн пребывал в недоумении от моего решения. Оно, без сомнений, повлияло на его настроение. Однако, зная своего друга, я был убежден: состояние озадаченности покинет его еще до прибытия в Чикаго. Так и случилось. Спустя полчаса Дэн переключил свои мысли на более приятные, и беседа наполнилась прежним азартом, чем изрядно подняла настроение нам обоим.
Обсуждая предстоящие планы, мы почти не заметили, как оказались в городе.
– Мартин, передумай пока не поздно! Я, разумеется, сделаю, как ты хочешь: доставлю тебя к порогу твоего адского дома, но… – он резко затормозил у обочины и с несвойственной его характеру тревогой посмотрел мне в глаза. – Не стоит тебе встречаться с отцом! Я не знаком с Френсисом Моррэсом, но твоих рассказов вполне хватило для оценки грядущей ситуации. Не думаю, что он будет рад тебя видеть после всего случившегося. И ты сам об этом знаешь!
– Плевать! Пусть реагирует, как ему угодно! Я больше не маленький мальчик, до смерти запуганный его пристальным взглядом! Я приду и возьму все, что мне нужно, а он не посмеет поднять на меня руку, будь уверен! – твердо заявил я. – Волноваться не в твоих правилах, Дэн! Сейчас только полдень. Через час отправимся в Нью-Йорк, обещаю!
Дэн пробыл в задумчивости еще минуту.
– Хорошо! – в попытке взбодриться и сдвинуть затянувшееся мгновение с мертвой точки он хлопнул ладонями по рулю. – Долой предубеждения! Один час нас не устроит, к тому же, мне нравятся твои решительность и уверенность! Мистер Моррэс поймет, чего ты теперь стоишь, едва взглянув в твои глаза.
Последнюю фразу Дэн произнес как будто себе в утешение, после чего мы снова тронулись с места. Его нечто тревожило… Что это было? Страх за меня, как за друга, или, может, предчувствие беды? Я задался вопросами, но даже предполагаемые ответы не заставили меня отказаться от этой идеи.
Мне было известно абсолютно точно: ударить себя я не позволю! К счастью, Дэн еще в колледже обучил меня паре дельных приемов. Имея их в арсенале навыков, я стал чувствовать себя куда более уверенно. А что до остального, ни о чем другом я тогда не подумал. Умение представить ситуацию и все возможные последствия заранее – полезная привычка. Тот, кто приобрел ее в самом начале жизненного пути, сделав неотъемлемой частью своего разума, вероятно, сумел избежать множества ошибок и прочих невзгод. Однако зачастую умение предвидеть зарождается в человеке лишь с течением череды неудач. И я стал именно тем человеком.
– Раз уж мы здесь, я, пожалуй, тоже заеду домой, – сообщил Дэн, остановив автомобиль у самой калитки. – Папа не станет отчитывать меня в присутствии своей дорогой Камиллы, поэтому моральная пытка мне не грозит. А твой папаша… Надеюсь, дома его не окажется!
– Это было бы здорово! – я взглядом окинул окна.
– Заеду за тобой через час. Я знаю, Мартин: ты крайне пунктуальный, а вот я могу и опоздать на несколько минут! – на лице Дэна «заиграла» шутливая улыбка, и вскоре он скрылся за поворотом.
Я взглянул на свои старенькие часы, мысленно отсчитав ровно час, и стал осматриваться вокруг в поисках отцовской машины. Ее не оказалось. Разумеется, меня это порадовало! Я решил воспользоваться моментом и поспешил войти в дом.
– О, Мартин! – дверь отворила Бетти. – Что же вы мне не написали? Я бы встретила вас на станции.
– Здравствуйте! – будто не услышав ее суетливых вопросов, я с нежностью обнял женщину, которая была мне роднее кого бы то ни было.
– Вы надолго?
– Всего на час.
Бетти удивленно приподняла брови и снова засуетилась.
– Ох, тогда я немедленно заварю чай! Ваш отец может проснуться в любую минуту. Надеюсь, вы успеете уйти до его пробуждения.
– Как, разве он дома?
– Да.
– Но на улице нет его машины!
– Мистер Моррэс отдал ее в ремонт и никуда не выходит уже четвертые сутки. В последнее время он совсем не в духе.
– Он всю жизнь не в духе. Для меня это давно перестало быть удивительным.
– Несомненно. Однако позвольте заметить: тогда ваш отец казался мне значительно спокойным в сравнении с его нынешним состоянием.
Теперь я насторожился.
– Мистер Френсис каждое утро, каждый Божий день пребывает в нескончаемой агрессии ко всему и всем, – продолжала женщина. – Причина нам не известна, но он просто в бешенстве от того, что его, должно быть, мучает. Даже сон не исцеляет его разум. Мистер Моррэс проиграл уже три дела в суде! Это почти непростительно для адвоката с блестящей репутацией! Его стали одолевать головные боли и частые головокружения. Полагаю, сей недуг – кара Господня за все его деяния, гнев и гордыню. Доктор прописал вашему отцу успокоительные капли, сон и постельный режим, по крайней мере, на неделю. Поэтому тихо здесь бывает только, когда мистер Моррэс отдыхает в своей комнате. Как только проснется, горе нам всем!
Причина его недомоганий и истерик мне стала ясна сразу. Бесполезно пытаться сделать сталь из дерева или бриллиант из рубина. Глупец тот, кто хочет переделать человека, используя собственные убеждения и принципы. Принимать человека таким, какой он есть, не ограничивая его личность рамками собственных прихотей и взглядов, – вот это и есть та самая подлинная любовь без единой доли эгоизма.
Но Френсис Моррэс стоял слишком далеко от данного понятия, а посему я перестал считать его своим отцом, утратив всякую надежду получить его любовь, и он, вероятно, уже перестал считать меня сыном, которого, впрочем, никогда и не любил.
Собирая оставшиеся вещи, я не чувствовал себя неблагодарным и не ощущал вину. Свой уход я считал совершенно справедливым. Жаль, что он свершался только теперь.
Мои глаза в спешке «перебрасывали» взгляд с одной вещи на другую, а мысли мгновенно помогали понять: нужно мне это или нет. Взяв в руку уже готовую к отъезду сумку, я вышел из комнаты, но, сделав всего один шаг за порог, замедлился и обернулся. На стене, прямо напротив кровати, все также неизменно висела самая ненавистная мне вещь – список правил и наказаний. С неистовым удовольствием я подбежал к нему и сделал то, что очень желал сделать давным-давно: разорвал с улыбкой на лице. Помятые клочки я демонстративно бросил на пол, как знак победы над своим закоренелым страхом – самой главной слабостью.