Исповедь пофигиста
Шрифт:
Но, увидев мои немецкие номера, шеф сразу же успокоился, подобрался как-то, даже извинился:
— Пан меня простит, я здесь полночи стою. Змэрз, холодный-голодный и тому трошки скаженный. Прошу пана на Вкраину!
— А я, — говорю, — от бывших родственников ничего другого и не ждал. Зато все по-старому, ни к чему такому привыкать не нужно.
Только отъехал от таможни, подбегают два погранца. Или три? Мне так показалось, шо целый взвод! Окружили машину:
— Пан, пожрать шось е? А курнуть?
Я испугался. Но каждому в отдельности
— Пан — бедный, совсем бедный русский немец, понимаете? Ну нет у меня для всех вас милостыни сегодня! Вот, берите все, что есть.
И сую им под нос свои кредитные карточки.
— Нате, ешьте, гады, грызите!
Границу перешел благополучно. А дальше куда? Вообще-то мне на Киев. О, указатель! Читаю: «Из сэла». О, вот другой: «В сэло». Через десять километров нашел-таки указатель «на Львiв», а еще через пятьдесят снова «на Львiв», но в противоположную сторону. Все ясно, это после войны для врагов поставили, пускай поплутают!
Хорошо, что дорога не скоростная, больше двадцати-тридцати километров не дашь. И можно быть абсолютно уверенным, что больше указателей городов не будет.
Но есть указатель «главная дорога». Я водитель опытный, знаю, что главная дорога в село не заведет, только… А это шо такэ? Главная дорога прямо на глазах раздваивается, растраивается, расчетверяется, и всюду появляется тот же знак: «главная дорога».
Все! Все дороги — главные. Страна главных дорог! Кого бы спросить, какая дорога самая главная? Еду, еду. Глядь, идет какой-то поселянин. В два часа ночи. Впереди за пятьдесят километров село и сзади за двадцать. Откуда он взялся? И топает, сволочь, в кромешной мгле, и с дороги не сбивается. Как журавель, птица перелетная.
А вот якась жинка ночью на обочине голосует. Куда ей приспичило? Все блядки давно кончились, все бляди давно разобраны и спят. Остановиться? Узнать дорогу? О не, дуже стара для того! Нехай щэ постоить.
Колдобины — не заснешь! Въезжаю по главной дороге в какое-то село. Идет старушка, больная… бессонницей. Я ее спрашиваю по-русски:
— Что за деревня, бабка?
— Я пана нэ розумию!
Ах ты, господи Исусе! Та цэ ж Западна Украина. Тут же русских до сих пор сокирою рубають. Русский — москаль, восточный украинец — запроданец.
— Шо цэ за сэло, бабулю?
— Якэ сэло, москалю! Цэ — вэлыкэ мисто Новоград Волынськый! Шо в тэбэ очы позалэпыло?
А улочки узкие, кривые, все в ямах и все — главные! Конечно, город, столица. Бабулю, я тебя люблю!
На заправке, на выезде из этого… города… заправка там стоит ночная, как корчма…
— Мне, — говорю, — полный бак.
А заправщик не торопится. Куда ему торопиться, он же дома!
— Пусть пан спэрва заплатит грошы.
— У нас, — обижаюсь, — в Германии, воровать бензин не принято.
— А у нас принято, пан.
— И что, часто воруют?
— Частэнько. Инши благожелатели, те хоть сигналють перед тем, як удрать, а инши даже не предупреждають.
Я
— Так пойдет, пан!
— А как же мне теперь на Ровно попасть?
— Есть две дороги, пан. Одна идет вот так, а другая вот этак. Эта на сто километров длиннее, но по ней пан точно доедет. А эта покороче, но ехать по ней никак нельзя, то есть ехать можно, но доехать нельзя. Ее только недавно сделали, там ямы и мост недостроенный. А на старой все ямы давно укатали.
Въезжаю в Ровно. Еду-еду, главная дорога то направо, то налево, то вверх, то вниз, то в стороны. А указателя на Киев нет. Смотрю, гаишники стоят за светофором, а светофор мигает зеленым. Счас я у них спрошу, у полицаев, где Киев. Я столько лет тут не ездил, я уже все позабыл, где что. Я — к ним, а они меня уже и палочкой приглашают к себе. О, радуюсь, какой сервис на Украине развелся. Я коротко спрашиваю:
— Киев где?
С ментами всех наций нужно говорить только коротко, по существу, там каждая минута больших денег стоит.
— А почему вы проехали на красный?
— Как на красный? На зеленый.
— Как на зеленый? На кра-асный!
— На зеленый, на зеленый! Я перед поездкой к окулисту ходил, специально. На зеленый. Он до сих пор мигает.
— Странно! Там зеленый, и там зеленый. А где же красный?
Это мент уже сам с собой заговорил. А это самое страшное: обычно перед большим штрафом.
— А шо у вас, в Германии, светофоров нету?
— Есть, но они исправные.
— Ну, бог с ними, со светофорами! А че вы тогда из правого ряда повернули налево?
— Так нет же никаких рядов!
— О, пан ошибается! Он должен был мысленно разделить дорогу на полосы и как бы перестроиться влево, потом как бы повернуть налево.
А я никогда не ошибаюсь! Я не мент, я-то это точно знаю.
— Так я и повернул налево. Короче, командир…
— Нет, вы не так повернули. А коли короче, это стоит от десяти до семнадцати гривен.
— А сколько с меня?
— Если без спору, десять.
— А есть смысл спорить?
— Нет!
— Так на тебе десять гривен и говори скорей дорогу на Киев. Будем считать, командир, что я тебе заплатил за информацию.
По дороге на Житомир у меня лопнуло первое колесо, не выдержало напряжения. Колесо не человек, оно долго терпеть не может. Я иду на пятой, а скорость все меньше, и полетели перед лобовым стеклом лохмотья. Все, начинается дурдом… Я останавливаюсь, а недалеко от меня другой мужик останавливается, вроде помочь мне хочет. Нет, блин, не хочет. Что-то подбирает на дороге и уезжает. И хрен с ним.
Колесо я поменял, стал искать колпак от лопнувшего. Нет колпака. Дорога сожрала, сгорел. Тут я вспомнил того мужика и сразу сообразил, что это он колпак прикоммуниздил. А что же он мне об этом не сказал? Радостью не поделился? Наконец дошло: я ж не в Германии. На Украине радостью ни с кем, окромя покойников, не делятся.