Исповедь послушницы (сборник)

Бекитт Лора

– Именем Святой службы…

Он еще ни разу не видел, чтобы Пауль так испугался – до мертвенно-серой бледности, до безумства в глазах. И было от чего! Инквизиции не нужно много поводов, чтобы схватить человека, предъявить ему обвинение, конфисковать его имущество, а самого сгноить в тюремных застенках.

– Я ничего не знаю, я впервые вижу этих людей, – бормотал Пауль.

– Это ваш корабль?

– Да. И я не имею понятия, как они могли туда попасть!

– Вам известно, что Святая служба приказала тщательно проверять все грузы

и не брать пассажиров? Это опасные преступники, еретики и убийцы! Когда и как вы вступили с ними в сговор?

Пауль не мог говорить, его охватил болезненный, сковывающий члены и бросающий в пот ужас. Всю жизнь он работал и боролся, не сгибаясь под бременем жизненных обстоятельств, как мог поддерживал свое дело, а теперь все пойдет прахом, он вряд ли устоит под пыткой палача!

– Ладно, забирайте их, потом все скажут, – заявил один из служителей инквизиции.

Эрнан вышел вперед. Он не помнил, что говорил, он старался быть убедительным и держаться хладнокровно. Его не прерывали. Он запомнил странное пытливое выражение в острых глазах инквизитора. Он ждал, что оно исчезнет, но оно не исчезало, зато произошло чудо: Пауля отпустили, а его, Эрнана Монкада, схватили и повели по улицам. Пока они шли, он все время смотрел на небо, боясь, что больше никогда его не увидит.

Его доставили в тюрьму и поместили в тесную одиночную камеру с толстым слоем грязи на полу и слежавшейся соломой. Здесь не было иного источника света, кроме крошечной отдушины в стене под самым потолком.

Немного поколебавшись, Эрнан сел на пол. Все кончено. На воле, чтобы отвести обвинения от Пауля, он оговорил себя, здесь же, когда его приведут на допрос, ему придется оправдываться. Эрнан слышал о том, что от ареста до объявления приговора обычно проходит много времени, едва ли не несколько лет. Значит, первый допрос может состояться не ранее чем через несколько недель. Что ж, в таком случае у него есть время подумать. Неужели его станут пытать? Каким будет приговор? Самым легким наказанием считалось бичевание на площади у позорного столба.

Эрнан представил себя в одеянии из мешковины, со связанными руками и позорным колпаком на голове. Такое не каждый вынесет, но он вынесет. Эрнан тяжело вздохнул. Что будет с Катариной? Как она воспримет известие о его аресте?

В это же время Пауль сидел в гостиной вместе с женщинами – бледной от горя, но не сломленной Катариной и притихшей, испуганной Эльзой.

– Вот что, – с трудом произнес Пауль после долгого молчания, – если дело будет обстоять так скверно, что речь зайдет об отречении, нам придется отречься.

Наступила пауза. Эльза ничего не ответила, а Катарина произнесла уверенным и ровным голосом:

– Я никогда не отрекусь от собственного мужа.

– Пойми, – Пауль говорил проникновенно и очень спокойно, – если начинает гнить, скажем, нога, ее отрезают, чтобы спасти жизнь человека.

– Мы не единое целое, жизнь каждого из нас имеет свою собственную ценность!

– Посмотрим,

как ты заговоришь, когда тебя вызовут на допрос! – Пауль повысил голос. – Если инквизиция отберет у нас все, что мы имеем, нам придется побираться!

– Лучше я стану побираться, – заявила Катарина.

– Ты говоришь так, потому что не знала голода! Если ты будешь нищей, твоих дочерей никто не возьмет замуж!

– Тогда я отдам их в монастырь, – сказала Катарина, глядя отцу в глаза.

– В монастырь? Детей пособника еретиков?

– Кажется, совсем недавно вы восхищались Эрнаном!

– Я и сейчас не говорю о нем плохо. Я просто не понимаю, как он мог совершить то, что совершил!

– Я сама пойду туда и поговорю с инквизиторами.

Пауль вскочил с места.

– И думать не смей! Явиться к ним без вызова – это все равно что самому сунуть голову в петлю!

Катарина встала и быстро покинула гостиную.

– Дело серьезное, – сказал Пауль хранившей молчание Эльзе, – я не знаю никого, к кому можно обратиться за помощью.

Катарина поднялась к себе в комнату, где ее ждала поникшая, заплаканная Инес. Когда Катарина поведала подруге о том, что говорил отец, девушка сказала:

– Я понимаю господина Торна, он хочет спасти вас.

Катарина принялась ходить по комнате.

– Но не такой ценой!

– Полагаю, Эрнан согласился бы с этим. Прежде всего он подумал бы о вашей безопасности.

Катарина остановилась.

– Эрнан?

– Да. Если он решился помочь чужим людям… Мне кажется, он очень хороший человек. Мне легче его понять, потому что у нас с ним много общего.

– У вас с Эрнаном?

Инес слабо улыбнулась.

– Да. И у меня, и у него никогда не было ни дома, ни богатства, ни семьи.

– У него есть мы, – сказала Катарина. – Я, Лусия и… Исабель.

– Да, и у меня есть вы. И больше мне никто не нужен.

Катарина села рядом.

– Ты говоришь так, будто навек отреклась от всех земных благ. Ты вышла из монастыря, перейдя невидимую границу, разделявшую два мира. Прежде ты пребывала в мире грез, а теперь живешь в мире возможностей.

– Каких? – с грустной усмешкой произнесла Инес. – Кто на мне женится? Я не могу просить твоего отца ко всему прочему позаботиться еще и о моем приданом!

– Прости, я не знала о том, что ты недовольна своей жизнью.

– Что ты, Кэти. – Инес взяла ее за руку. – С кем мне может быть лучше, чем с тобой? К тому же сейчас мы должны думать совсем не об этом.

– Да, об Эрнане.

– Скажи, – вдруг спросила девушка, – глядя на него, ты всегда вспоминаешь того, другого?

Катарина нахмурилась.

– Возможно, так было раньше, но не теперь. Эрнан занял в моей жизни особое место, которое больше не может принадлежать никому.

Она на мгновение закрыла глаза. Да, она отвоевала для него это место, отвоевала у воспоминаний и дум о Рамоне, у тоски и печали о любимом.