Исповедь самоубийцы
Шрифт:
Откуда-то присеменила старенькая бабушка в ярком цветастом халате. В руках она несла поднос, на котором стояли две пиалы.
— Давай, Петя, и в самом деле помянем Рустама Махмудова, — негромко предложил Вячеслав. — Что ни говори, а нам он здорово помог.
Мезенцеву сейчас было до того плохо, что он просто не знал, что же делать, что предпринять. А что мужчина делает в таких случаях? Ищет истину в вине…
— Сволочи вы, — тоскливо произнес он, но пиалу взял, ту, что была ближе к нему. Она была едва не до краев наполнена водкой. — Гады и мерзкие сволочи.
Самойлов не удивился.
— Может
— То же самое, — буркнул Мезенцев и опрокинул пиалу себе в рот.
Вячеслав пить не стал. Он просто смотрел, как офицер покачнулся и тяжело осел на бетон двора.
Мезенцев-самолет
Петр проснулся резко, будто от толчка. Раскрыл глаза. И удивленно огляделся.
Он сидел в кресле самолета. Откуда-то издалека ровно гудели двигатели. В иллюминаторе чуть серело небо — так бывает на рассвете.
— Очухался?
Петр повернул тяжелую голову на голос. Рядом с ним сидел подполковник с танковыми эмблемами на погонах. Он смотрел на Мезенцева одновременно с осуждением и с пониманием, что подобное может приключиться едва ли не с каждым.
— Где я?
Вопрос звучал хрипло и глупо. Но Мезенцева сейчас это интересовало больше всего.
— Ну ты даешь! — коротко хохотнул подполковник. — Не видишь, что ли? В самолете!
Петр попытался еще что-то сказать, но во рту было кисло и шершаво. Потому он сначала прокашлялся и только тогда поинтересовался:
— А куда мы летим?
Сосед рассмеялся.
— А куда тебе надо? — с неподдельным любопытством спросил он. — Или ты и сам не помнишь?
Что на это мог ответить Петр? Он абсолютно ничего не помнил с того момента, как взял в руку пиалу во дворе у Вячеслава.
— Куда мы летим? — повторил он вопрос, надеясь, что подполковнику надоест над ним подтрунивать.
— В Киев, — смилостивился тот. — В Борисполь. Это тебя устраивает?
Значит, тот бандит и в самом деле не соврал, отправил его домой. Но зачем?
— Вполне, — кивнул Петр тяжелой головой.
В проходе показалась стюардесса.
— С добрым утром, — насмешливо сказала она. — Ну и как, выспались?
Мужчина, пробудившись после похмельного сна, всегда испытывает дискомфорт. Потому Мезенцеву было стыдно перед всеми.
Как он попал-то в самолет?
— Выспался, спасибо, — выдавил он из себя.
— Вот, ваши друзья вам оставили… — стюардесса протянула ему бумажный пакет, туго перетянутый шпагатом.
Петр попытался развязать бечевку. Не получилось. Тогда он просто надорвал бумагу. И под двумя взглядами — насмешливо-понимающим и недоумевающе-алчным — извлек из бумаги бутылку коньяка.
— Вот это да! — восхищенно проговорил подполковник. — Вот это я понимаю: значит, друзья!
— Там и закусить вам что-то найдется, — подсказала стюардесса. — А стаканчики я сейчас принесу.
В Мезенцеве вдруг пробудился джентльмен.
— Вы и себе стаканчик прихватите, — порекомендовал он девушке.
— Мне нельзя, у нас с этим строго, — твердо отказалась она. — Да и все это, — показала она на пакет, на бутылку, на тонко нарезанную колбасу в полиэтилене, на шоколад и пластмассовые бутылочки с напитком, также оказавшиеся в пакете, — тоже мы должны пресекать…
Петр глядел на нее с недоумением:
— А что ж это ко мне такая милость?
Девушка еще раз усмехнулась, однако ничего не ответила. И пошла в рабочий отсек, привычно покачивая бедрами.
Подполковник тоже хотел выпить. И не считал нужным это скрывать. Он откинул столик перед собой, потом помог откинуть и Мезенцеву. Разорвал полиэтилен, разложил закуску. Из своего портфеля достал две баночки напитка «Сиси» и пачку югославского печенья, которыми были завалены магазины Военторга в Афганистане. Тут и стюардесса подошла, принесла стаканы. Три.
— Только мне чуть-чуть, — сказала она негромко. И добавила, оправдываясь — Только потому, что все пассажиры спят…
Когда она отошла, отмякающий от вчерашнего Петр спросил у соседа:
— А как я сюда попал?
— О, это была картина! — весело рассказывал подполковник. — Посадка уже закончилась. Вдруг, значит, вносят тебя. Тащат двое узбеков, а сзади милиционер идет, сопровождает тебя, чтобы, значит, никто тебя не обидел. Стюардесса попыталась было что-то, значит, вякнуть, но тут из-за милиционера появляется еще один парень, русский по внешности. И говорит, что ты, значит, из Афганистана, что вы с ним, значит, вместе воевали и кровь мешками проливали, что вы, значит, вчера встретились, что ты, значит, домой, к жене летишь. А сам этой самой стюардессе бумажку, значит, «стольник», в руку сует. Присмотрите, говорит, за ним, а сам ее в тамбур, значит, тянет. А ты лыка не вяжешь. Эти узбеки усадили тебя, значит, на место, потом этот парень русский ко мне подходит и говорит: вы, говорит, значит, военный, так уж из военной солидарности не ругайтесь и присмотрите за ним. И еще говорит: вот, значит, его «дипломат», так вы, говорит, ему потом отдадите, когда он проснется.
Петр только теперь обратил внимание на плоский портфельчик, стоявший под ногами. Что в нем?
Мезенцев потянул его к себе. Хотел было щелкнуть замками. Однако те не поддались.
— А какой код?
Подполковник опять рассмеялся.
— Ну ты даешь!.. Да я-то откуда могу знать код твоего портфеля?
После выпитого коньяка Петр почувствовал, что начал немного лучше соображать. Почему портфель закрыт и заблокирован? Чтобы никто посторонний не мог в него заглянуть. Понятно. Но и чтобы он сам тоже не мог в него заглянуть?
Мелькнуло нелепое: а вдруг там и в самом деле бомба, по поводу которой пошутила стюардесса? Чтобы рванула в полете — и никаких следов… Правда, Петр тут же отогнал эту мысль — его без проблем можно было бы грохнуть где-то в Ташкенте, да в арыке утопить. Солдатская молва утверждала, что немало «афганцев» нашли себе именно такую смерть. Так что, если рассудить здраво, вряд ли эти мафиози стали разыгрывать столь сложную комбинацию.
Тогда логично было бы предположить иное: что это сделано для того, чтобы он в свой кейс не заглянул при посторонних!.. Быть может, и так. Но ведь когда поблизости не будет посторонних, ему все равно придется собственный «дипломат» взламывать?