Исповедь самоубийцы
Шрифт:
— Как это что? — глухо сказал старший. — Просто кто-то заметает следы. А мы опять опоздали…
Офицер повернулся и побрел в сторону решетчатого забора, за которым они только сегодня утром так тщательно планировали захват группы мафиози.
Вот теперь все — можно завершать работу…
Книжка моя к тому времени представляла собой еще сырой полуфабрикат. В основном это были только отдельные фрагменты, кое-где ничем еще не связанные, не соединенные между собой никем, кроме центрального героя. Мне бы по большому счету еще недельки две над ней посидеть, потом перепечатать набело, снова перечитать, нещадно
Короче говоря, много еще чего надо было сделать. Однако все это оборвалось совершенно неожиданно, совсем не так, как планировалось изначально, как думалось мне.
И кровушка пролилась отнюдь не на страницах, а прямо у меня на глазах. И была она не просто описана черными буквами на белом листе бумаги. Горячая, алая, с густым запахом, она пульсировала, вытекая из ран, расползаясь по тугой крахмальной поверхности простыни. Она сочилась густыми рубиновыми каплями, скатываясь на белоснежную рубашку, на которой в этот момент так нелепо выглядела франтоватая «бабочка» с жемчужной заколкой. Она размазывалась по полу стройным полуголым телом, с которым упорно никак не желала расставаться душа. Кровь со свистом пузырилась багровой пеной в уголках красивого чувственного рта, в то время как из еще живых васильковых глаз безостановочно катились слезинки…
И я была одна-одинешенька среди этого царства насильственной смерти.
Как я не сошла с ума в те несколько минут — не могу даже объяснить!
Часть пятая
Ну ничего себе Летка загнула! Ну ничего себе в сюжете понакрутила!.. В конце концов, если все это она сама придумала, то это не смешно, пошло и глупо, в конце концов! Ну а если все это правда…
Должен сказать, что только в этот момент, когда я прочитал предыдущие строчки, у меня зародилась тревога за Виолетту. Что-то очень уж все складывалось тревожаще. Чтобы опытный мафиози вдруг ни с того ни с сего да решился посвятить начинающую писательницу средней руки в свои дела! Ради сомнительной геростратовой славы? Чтой-то не верится, братцы мои, чтой-то тут не вытанцовывается.
Но допустим, допустим, что такое случилось. Но что это тогда за ужастики вдруг выплыли у нее в конце предыдущей главы? Что еще за разборки намечаются?
…Из спальни вдруг приглушенно донесся величавый Гимн Советского Союза. Не то чтобы я был оголтелым патриотом саморазвалившейся страны — просто встроенный в телефон будильник как-то раз настроил на эту мелодию, да так и не стал сбивать ее.
Машинально взглянул на часы. Ну ничего себе засиделся! Уже семь часов. А я еще и не ложился.
Более того, теперь знал уже совершенно точно, что спать не лягу, на работу не поеду, пока не дочитаю Леткину исповедь до конца.
За спиной вновь раздалось привычное шарканье шлепанцев.
— Ты что, так и не ложился?
Свой вопрос жена завершила громким зевком.
— Делать тебе нечего, — проворчала супруга. — Не молоденький ведь уже, чтобы всю ночь сидеть… Или работа какая-то срочная?
— Мгм, — неопределенно пробурчал я. И тут же добавил — Кофе вскипит — позовешь.
— Так ты уже сколько его за ночь-то выглушил? Опять на сердце будешь жаловаться…
Она еще немного задержалась и спросила, тщательно стараясь не слишком демонстрировать свое любопытство:
— А все-таки, что это?
— Я же говорю тебе: рукопись, которую надо срочно оценить, стоит ли браться ее редактировать, — почти не обманул я спутницу жизни.
— Ну и как?
— Как видишь, сижу.
— Вижу… Ну а если оценишь положительно, редактировать ее дадут тебе?
Не сдержавшись, я хмыкнул.
— Надеюсь, что мне. А на гонорар я себе хороший компьютер куплю.
— Я тебе покажу компьютер… — привычно было взвилась жена, но тут же поняла, что я ее подначиваю.
— Ладно, все, иди, а то на работу опоздаешь, — сказал я. — Кофе принести не забудь.
А с кухни уже доносилось наглое мяуканье кота, требовавшего свой завтрак.
1
Я уже привыкла, что Настоятельница обычно приходит примерно в одно и то же время. Наверное, Вячеслав Михайлович ее строго-настрого проинструктировал, чтобы она мне лишний раз не мешала. Потому если случалось, она приходила в неурочный час, всегда заранее извещала об этом по внутреннему телефону.
А тут просто вошла, даже не постучавшись в дверь, вскоре после обеда, когда я обычно или работаю, или же отдыхаю перед «видиком».
В тот день я лежала в легком коротеньком халатике на необъятной кровати, стоявшей в комнате, и просматривала вырезки из газет и журналов, которые были в папке Вячеслава Михайловича, пыталась отыскать что-нибудь годное на роль лыка в строку.
— Простите, что врываюсь к вам, Барби, — она уставилась на меня тем взглядом, каким глядел бы мужчина, если бы вдруг застал женщину в таком виде. — К вам приехал человек от Шефа.
— Он сюда войдет? Или мне выйти?
Мне вдруг подумалось, что это может быть Петр Васильевич. Если это так, было бы лучше, чтобы он сам сюда вошел — потому что в этом халатике я выгляжу прелестно и сексуально… Да при чем тут моя сексуальность, черт меня побери! Мезенцев, если приедет, совсем не за тем, чтобы мной полюбоваться.
Подчеркнуто сухо, словно прочувствовав, что я кого-то сейчас хотела бы увидеть, Настоятельница поджала губы и вышла. Я, мгновение поколебавшись — стоит ли переодеваться, присела к столу. Там и осталась сидеть, стараясь напустить на себя маску безразличия.
Не знаю, насколько мне удалось. Потому что в комнату вошел человек, которого я бы хотела видеть меньше всего. Это был Игорь Викторович.
Он остановился у порога, скользнул взглядом по глубокому вырезу халата и вежливо склонил голову.
— Здравствуйте, — заговорил он привычно-почтительным тоном. — Как у вас тут дела?
Знала я, прекрасно знала, что не следует с ним ссориться и ругаться. Да только ничего не могла с собой поделать. Такая уж я.
— Насколько мне представляется, — я постаралась, чтобы мои слова звучали как можно высокомернее, — вы сюда прибыли отнюдь не для того, чтобы справиться о моем здоровье. Или я ошибаюсь?