Исповедь Стража
Шрифт:
Я подожду, пока Борондир проснется. Подожду…
Как же тяжела бессонница…
Как же тяжелы мои думы…
А времени уже, почитай, нет. Догорит свеча — и все…
А господин Советник меня пытается купить… Теперь я понимаю, зачем я ему. Тем более он меня не получит. Да, господин Линхир верно говорил — любому порядочному человеку однажды приходится делать выбор. Приятно осознавать себя порядочным человеком.
Мне кажется, что это тоже испытание. Мне кажется, что мой наставник незримо следит за мной. И ждет моего выбора. Я почти уверен в этом. И мне кажется, что он тоже уверен во мне. Что я мог бы сделать?
Первый выбор — продать душу. Не хочу.
Второй — сделать вид, что я продался, остаться и выведать все, что смогу. Боюсь, мне это просто не под силу. Я не умею играть в такие игры. На такое были бы способны Линхир или Хальдор — но не я.
Третий выбор — уйти. Скрыться. Разыскать тех, кто когда-то выбрал меня — если это, конечно, не случайность. Найти союзников. Может быть, поговорить с Линхиром — если он уже не скрылся. Потом я сумею определить, что для меня сейчас самое важное, что я могу сделать и что вообще происходит.
Первый выбор самый легкий.
Второй — самый трудный.
Третий — тот, что подходит мне.
Хальдор остается. Я говорил с ним. Мы оба — ученики господина Линхира, нам ли не понять друг друга? Что же, я спокойно могу уйти. Здесь будет кому продолжить наше дело. Теперь мой уход — не бегство. Любопытно, сколько еще незаметных, незнакомых мне людей Линхира остается здесь, с Хальдором? Узнаю ли я их когда-нибудь? И — неужели он настолько ценил и берег меня, что далее от этого опасного знания оградил меня? И заслужил ли я это? Или… или у меня просто другое задание?
Я сидел над раскрытой Книгой и думал о том, как мало судьба отвела мне времени. О том, что на самом деле я просто человек, который хочет жить так, как считает нужным, которому больше всего на свете нравится копаться в старых рукописях и разгадывать древние тайны. Мне не хочется борьбы. Я люблю покой и уединение. Но я люблю свою страну и прошлое своего народа. И покой сейчас — непозволительная роскошь. Я должен выяснить, что происходит, и, если действительно возвращается Тень и я это понимаю и вижу, — я должен открыть глаза другим, а если не получится, противустать ей ради спокойствия тех, кто не видит ее.
Какие выспренние слова… Просто я должен сделать то, что смогу, вот и все.
А продать душу… Любопытно, как вообще такое возможно? Кто может назначить человеку такую цену, чтобы он продал душу?
Я подумал о себе — и не нашел такой цены.
— Ну-ну, — послышался насмешливый голос. Я поднял голову. Передо мной, по другую сторону стола сидел тот самый белокурый юноша из моих снов. Значит, я сплю. Что же, приятный сон.
— Будем знакомы, — сказал я. — Галдор.
Он улыбнулся.
— Мое имя вам ничего не скажет. Зовите меня… м-м-м… Странник. Да. Вполне подходит.
Я смотрел на него. Он был очень юн, лет двадцати, не более. Светлоглазый, хрупкий, очень красивый, с наивным восторженным лицом. Однако манера разговора настолько резко расходилась с его внешностью, что мне стало не по себе.
— Любопытно, наверное, спать и сознавать, что спишь и видишь сон?
Я кивнул.
— Вы тут размышляли о душе…
— А вы что, покупатель? — усмехнулся я.
— Нет, о нет! — воскликнул он, замахав руками. — Просто вы мне любопытны.
— Простите, а кто вы такой?
— Странник, — снова улыбнулся он. — Странник по дорогам снов. И вот — наткнулся на вас. Давненько уже слежу за вами, и, признаюсь, вы мне любопытны.
— Вы уже сказали, господин Странник. Но чем я вам так любопытен? Я обычный человек…
— Ну, не совсем обычный. Кроме прочего, обычные люди зачастую бывают куда любопытнее необычных, уж поверьте мне. Простите, а не выпить ли нам за знакомство?
Я развеселился. Встал — во сне, — подошел к шкафу. Во сне мой кабинет выглядел точь-в-точь как наяву. Достал было свои оловянные… ну, не бокалы, но мой гость рассмеялся и сказал:
— Позвольте уж мне этим озаботиться.
На столе перед ним уже стояли два замечательных стеклянных бокала, а с пояса он снимал серебряную флягу.
— Напиться во сне — такого еще со мной не бывало, — усмехнулся я. Мне нравилась эта игра, тем более что это всего-навсего сон.
— Может, и не напьетесь, — ответил он, разливая золотистый напиток по бокалам. — Ну, за знакомство!
Мы чокнулись. Я пригубил вино. Это было, скажу вам, нечто! Холодное, обжигающее, ароматное, неописуемо приятное.
— И где же делают такое?
— Куда не зайдешь по дорогам сна! Кстати, мне у вас во сне приятно.
— Бывает похуже?
— Не говорите. Бывает сущая мерзость, еле успеваешь ноги унести, право слово.
— А если вас во сне убьют?
— Ну, это же только сон. Хотя приятного мало. А вы никогда не умирали во сне?
Я задумался.
— Бывало. Но я просыпался потом.
— Это хорошо, что просыпались, — внезапно мрачно говорит он.
— Мог и не проснуться?
— Всякое бывает… Но я, собственно, пришел поговорить о душе.
— А зачем?
— Я люблю говорить. Последнее время этого как-то очень не хватает. Разговоров. Просто разговоров. О чем угодно. Но, конечно, в основном о чем-нибудь действительно значащем.
К примеру, о душе.
— И что вы хотели бы спросить? Или сказать?
— О! — Он еще немного отпил из своего бокала, поднял его и полюбовался игрой золотистой влаги в свете свечи. — Даже не знаю. Может, именно сказать. Или рассказать.
— Я вас внимательно слушаю. — Я откинулся на спинку кресла и потянулся.