Исповедь Стража
Шрифт:
— Вы размышляли о том, можно ли продать душу и за какую цену.
— Это не значит, что я намерен ее продавать.
— Конечно. Многие именно с этого и начинали. Дело в том, что мало кто знает, что такое продать душу. Иногда, продавая малое, они отдавали куда больше. Точнее, брали самую малость — а отдавали себя целиком. Душу можно продать сознательно — только уж не за пустяк. Правда, не всегда это понимаешь сразу.
— То есть?
— Ну, я знаю человека, который продал душу за спасение своего народа. С одной стороны, это жертва, с другой — он все же продал душу. Скажите, как вы думаете, возможно ли спасение для такого человека?
Я задумался. Я же не Владыка Судеб, не Единый, как я могу судить?
— Не стесняйтесь, смелее, это же только сон! — улыбнулся юноша.
— Если бы судил я, — медленно проговорил я, — то я сказал бы, что он, несомненно, достоин спасения. Если он понимал, на что и ради чего идет, то он и так, наверное, тысячу раз отстрадал свое деяние…
— А если — не страдал? Если то, что он получил взамен, оказалось куда большим, чем он ожидал?
— Но вы, господин Странник, говорили и о меньшем…
— Верно, верно…
— Я думаю, что мало кто способен продать душу, сознательно предавшись злу. Душу продают из благих побуждений. Мне так кажется.
— Ну… пожалуй, вы в целом правы. А вам не кажется, что любой выбор человека есть в каком-то смысле продажа души?
А ведь он прав. Я рассмеялся.
— Да. Только я продаю ее делу — не кому-то лично, кто станет ею распоряжаться. А дело выбираю я сам. Тут не продажа — тут служение. А служение, согласитесь, не требует продавать себя с потрохами. Это уж ты сам определяешь степень своей посвященности делу. И в этом мне никто не сможет приказывать.
Он сидел на столе, покачивая ногой и задумчиво глядя в одну точку.
— М-да, — сказал он наконец. — Представьте себе, что человек продал душу. Осознал это. Но получил взамен, к примеру, невероятные возможности, которые он может использовать во благо других.
— Если хозяин, конечно, не натянет поводок.
Он помолчал еще. Тряхнул головой.
— Выпьем еще!
Я кивнул.
— Я не стану утомлять вас рассказами о том, кто, как и когда продал душу, что за это получил, что такое свобода, что такое бессмертие… Не стану. Вы мне нравитесь. Я давно уже приходил к вам во сне, но впервые с вами говорю. Вот что я хочу вам сказать. Человека очень на многом можно зацепить. Вот вы, к примеру, вполне можете в конце концов попасться на крючок на вашем стремлении к знаниям и разгадкам тайн. Вы можете попасться на крючок любви к ближним. Я знаю такие случаи. Будьте осторожны. И особенно сейчас.
— Вы сами продали душу? — спросил я, осененный внезапной мыслью. — Так?
— Можно и так сказать, — усмехнулся он. — А можно и не так.
— Кто вы?
— Я же сказал — Странник. И вообще, вы спите, и я вам снюсь. Но — будьте осторожны! Вы мне нравитесь. Может, когда-нибудь я приглашу вас к себе. И мы поговорим — о чем вам будет угодно. Во сне, конечно же, — я же только снюсь вам.
— А вы знаете ответы на все вопросы?
— Ну, что-то вроде того. Но не на все вопросы я даю ответы, — улыбнулся он. Встал, потянулся. — Вообще-то мне пора.
— Но мы только-только начали говорить!
— Но это же сон. А во сне время идет по-другому, не так ли?
Он подошел к окну и шагнул в него. Я вскочил с кресла и бросился за ним, выглянул, опершись руками на подоконник. Я увидел не город — мощеную дорогу среди пустынных холмов, близкие горы и огромный замок. По дороге к замку неторопливо, шагом ехал мой гость. Обернулся, помахал мне рукой — и все померкло.
Я очнулся за столом. Свеча давно догорела, я лежал щекой на странице Книги, сквозь ставни пробивался утренний свет.
Прямо перед моим носом на столе стояли два стеклянных бокала с остатками золотистого вина.
Наш предпоследний разговор. Я не знаю, встретимся ли мы еще, но мне этого хочется. Слишком много невыясненного, слишком много тайн. И первая — кто такой Советник и почему Борондир так его боится? И зачем Советнику Книга? Сейчас государь со всем двором на Кормалленском поле, господин Советник тоже. У меня есть еще несколько дней. Но мои «помощники», предоставленные мне господином Советником, уже крутятся здесь и вынюхивают что возможно. Словно крысы.
— И все же — кто такой Советник?
Борондир только качает головой.
— Это не ваша война.
Да? Стало быть, война? Ну, нет, если так — то и моя война тоже. Кем бы он ни был, он, во-первых, мне неприятен, во-вторых, он явно непростой человек и своими способностями пользуется отнюдь не на благо Королевства. Он тянется к власти. Мне не нравится, как он действует. Мне не нравится, что он делает. И, кроме прочего, он устранил моего учителя. Я не хочу ему служить. А служить мне придется именно ему, а не Королевству.
О, Единый, неужели все повторяется — как в Нуменоре? Неужели Королевству суждено погибнуть? Неужели мне придется выбирать между верностью королю и верностью Королевству?
— И все же кто он?
— Даже если я вам и скажу, вы не поверите мне. А я не скажу вам. Вы можете не выдержать его чар. А мне вовсе не хочется, чтобы он выведал у вас обо мне. А он выведает. Вам бежать нужно, Галдор. Если вы, конечно, не готовы уже ему сдаться.
— Это не в моем обычае. К тому же сдается мне, что вы не всю правду мне сказали. Вы боитесь меня потому, что не знаете — друг я вам или враг. Человек я Советника или нет. И даже если я дам вам самую страшную клятву, вы не поверите.
— Верно.
— Что же, пусть так. Я, вообще-то, о другом хотел вас спросить.
— Спрашивайте.
— Скажите мне, Борондир… — Я уселся поудобнее, поскольку не знал, сколько продлится разговор. — Что для вас главное в человеке?
Он не сразу ответил.
— Странный вопрос, — улыбнулся он после недолгого молчания. — Простой и сложный. Наверное, я ценю в людях искренность и верность. Не терплю предательства. Это — самое главное. Я ценю доброту и честь. Дружбу. Любовь. Наверное, все хорошее в людях я люблю и все дурное презираю, как и вы… А что?