Исповедь сыщика (сборник)
Шрифт:
– Просто не трупоед.
– Что же, как сказал твой парень, хозяин – барин. Ты ведешь операцию. Банкуй как знаешь.
– Если бы я знал, – Гуров почесал седой висок. – Тот факт, что в дело запущен обыкновенный уголовник, меня радует. Я как рыба оказался в воде и из этого наркомана вытряхну максимум, хоть на шаг, но продвинемся. Не только чутье сыщика, обыкновенная логика подсказывает, что дело ставит не уголовник. Я уже говорил, присутствие этого человека я чувствовал несколько раз, но только ощущал, – в руки взять нечего. Ты настоящий опер, должен понять, когда дерешься с группой, то вскоре определяешь приемы преступников, цели, возможности, если
– Ты очень умный, хитрый, только я не вчера родился, – перебил сыщика гэбист. – Ты мне скажи, что имеешь против Сабурина и на каком основании я должен рисковать шкурой и выставлять за депутатом ВС наблюдение?
– И телефонный контроль, и прослушивание квартиры, – спокойно добавил Гуров.
– Да никогда в жизни! К начальству и подступаться смешно – не только запретят, а побегут сразу к спикеру. А если по своей инициативе, то меня не уволят – уничтожат.
Гуров словно не слышал, сел за стол, подвинул папку, начал чертить схему, поясняя по ходу своего творчества:
– Только Семен Вульфович Бесковитый занимает третью позицию за президентом и спикером. Рисуем стрелу – атака на спикера, два трупа, доказывается беспомощность правительства, значит, это удар по президенту. Согласен?
– Согласен не согласен, я и смотреть не желаю, – полковник Гранин демонстративно отвернулся.
Гуров словно оглох, продолжал рисовать квадратики, чертить стрелки.
– Спикер. Он лишь отражающий экран, пока его никто не тронет. Пока не закипело, лишь пар идет. Убьют еще одного, возможно, двух. Меня в первую очередь, но не для основного дела, ради своей безопасности. Но на меня трудно найти исполнителя, «авторитет» не пойдет, потому что я у них в законе, а к быстро стреляющей шушере у них нет подхода. Сначала они убьют Николая, он свое отслужил, пользы никакой, находится на фазенде, последний факт для постановщика самый важный. А потом мадам Гораеву.
– Что? – Гэбист метнулся к столу, попытался схватить Гурова за грудки, но сыщик ловко уклонился.
– Господин полковник! – Гуров вышел из-за стола и встал по другую сторону. – Я велел вам не сдерживаться и беречь нервы? Было? Но я советовал плеваться и материться, но отнюдь не драться.
– А вы понимаете, что говорите?
– Пошел бы ты знаешь куда! – Гуров поправил галстук, одернул пиджак. – Все талдычат, что я ничего не понимаю. Я же не собираюсь стрелять в мадам Гораеву. Я лишь говорю, что ее смерть может быть последней каплей. Служба безопасности – полное дерьмо! Правительство – стадо баранов! Президент – импотент! Значит, нужен фюрер! И тут на белом коне…
– Так это все слова… слова! – Гранин действительно сплюнул, смутился, вытер губы белоснежным платком, плевок затер подошвой. – Ты хоть кого доведешь! Да ты понимаешь?..
Гуров расхохотался, даже схватился за живот, оправившись, еле выговорил:
– Я? Ничегошеньки! Зато вы все понимальщики великие! Я тебе говорю, Сергеич, возьми под контроль Сабурина!
– Не могу!
– Боишься?
– Боюсь! Да и незаконно…
– Стоп! – перебил Гуров и улыбаться перестал. – Боюсь – это честно и понятно, а про закон не надо! Я про твою контору такое знаю, что молчал бы лучше. Как за Сахаровым выставлять «наружку» и негласные обыски проводить, так… – он махнул рукой. – Боюсь – это серьезно. Не возьму в толк, какого черта нас Петр познакомил? Я ему сейчас позвоню, узнаю, представляет человека, рекомендует… – Гуров снял трубку, начал набирать номер. – Видимо, Петр Николаевич с возрастом под горку поехал.
– Прекрати давить, я тебе не мальчик! – Гэбист хлопнул по аппарату. – Петр Николаевич предупреждал меня, что ты не в полном порядке, порой лбом пытаешься паровоз остановить. Так я не против! Только ты своим лбом останавливай.
Гранин вышел из кабинета и так хлопнул дверью, что из соседнего кабинета прибежал Вакуров.
– Стреляли или что?
– Или что, работай, Борис, и не обращай на суету внимания. Ты должен мне выловить еще хоть что-нибудь по Профессору. Живой человек оставляет следы, зрячий такие следы находит.
– Слушаюсь, Лев Иванович, – грустно ответил Вакуров и вышел.
Гуров соединился с Орловым и сказал:
– Господин генерал, я не поладил с полковником СБ, которого вы изволили представить как верного человека. Никаких претензий, лишь один вопрос: он не сдаст меня?
– Эх, Лева, Лева! – Орлов вздохнул, после небольшой паузы сказал: – Иван никогда не сдаст, попылит и угомонится. Признайся, ты с ним не поладил, когда в паровозную топку совал, а он начал отбрыкиваться?
Гуров не сдержался и хмыкнул.
– Все ясно. – Орлов хохотнул. – Знаешь, Лева, с тобой с непривычки любой с резьбы соскочит. Думаю, он мне в ближайшее время позвонит. Ты где?
– В своем старом офисе. Через час отбуду, мне со спикером поболтать требуется.
– Горбатый, могила, лопата, – устало произнес Орлов. – Других слов у меня для тебя нет, полковник.
– Спасибо, господин генерал.
У ворот при въезде на территорию стоял незнакомый Гурову вахтер. Увидев «жигуленка», который почти уперся бампером в железо, охранник бросился к машине, неловко лапая кобуру:
– Прочь! Проезжайте немедля! Буду стрелять!
Гуров опустил стекло и спокойно ответил:
– Да пока ты свою стрелялку достанешь, я тебе башку десять раз монтировкой разнесу. Новенький?
Спокойствие и начальственный тон остановили охранника, он оставил кобуру в покое, повернулся к караулке, из которой выскочил еще один незнакомец и тоже замахал руками, закричал:
– Отъезжайте!
– Где вас таких крикливых отыскали? – Гуров вынул удостоверение, но в руки охраннику не дал.
Второй, явно старший, на документ даже не взглянул, достал пистолет:
– Если вы немедленно не отъедете, я прошью вам все колеса и прикажу отволочь вашу тачку в лес.
– Если ты, придурок, один раз здесь стрельнешь, это будет твой последний выстрел из табельного оружия. Ферштейн? Полковник Авдеев здесь? Если нет, позвони дворецкому, доложи, что приехал полковник Гуров.
– Здесь полковник, куда он денется? – из караулки вышел Авдеев.
Это был пожилой, сутулый, даже сгорбленный человек, всегда безупречно причесанный, сейчас лохматый, рыжевато-седые вихры торчали над ушами, пиджак обвис, брюки пузырились на коленях.