Исповедь убийцы
Шрифт:
Первое, что я услышал об Патрике Хоулмвуде, было следующее: «Этот парень не от мира сего». Но вскоре выяснилось, что эти слова достаточно точно выражают мнение всех окружающих о нём. Подобное описание человека отражало готовность народичей мириться с присутствием такого индивида рядом с собой, а отсутствие хоть мало-мальской капли радости на то, какое место он занимает в иерархии жителей, которое занимал Патрик в их сознании. Но всё же подобная характеристика не вязалась как-то с его характером и отношением к вещам, которыми он был окружен. Это заставило меня крепко задуматься и более внимательно присмотреться к нему. Постепенно, после того как я более вдумчиво осмотрел его рабочее место и лучше узнал сотрудников, я заинтересовался ещё больше такой необычной личностью. Мне довелось
Речь идёт не огромных суммах, коими он отродясь не владел, отправленных на благотворительность, нет, просто он всегда был скромен, сдержан и благожелателен к людям, как и подобает поистине доброму человеку и истинному христианину, который довольствуется малым. Женщины и дети могли доверить ему свои жизни после пары слов, сказанных его тихим голосом, хотя он сторонился даже малейшего контакта с ними, кроме самой острой необходимости ввиде серьёзной болезни, несчастного случая или, не дай Бог, смерти. Но в такие моменты казалось, что он невыразимо стесняется проявления своей доброты, сердечного отношения и заботы о нуждающихся в его немедленной помощи.
Жил он в полном одиночестве, в многоквартирном доме на краю пустоши, почти в притык к излучине реки. Даже прислуги для помощи по хозяйству не держал, что было само по себе очень странно. Патрик сам убирался в своей крошечной однокомнатной квартире, сам готовил, сам стирал свою одежду. Меня всегда удивляло, что выглядел мой знакомец всегда идеально. Даже крахмальные воротнички были с иголочки. Для меня его жизнь была настолько унылой и однообразной, что немедленно захотелось внести в неё хоть толику разнообразия и радости, которую может принести только интересное общение с хорошим знакомым или другом. Чтобы осуществить задуманное, мне пришлось воспользоваться случаем, когда нам обоим довелось приглядывать за мальчишкой, пострадавшим в автомобильной аварии. Я предложил Патрику прочесть один из сборников своих очерков про путешествия по Индии, и он с огромной радостью и блеском согласился. Тогда мне показалось, что сидящий напротив благопристойный молодой мужчина слегка не в себе, но это впечатление быстро развеялось, как туман на ветру, когда наш разговор свернул на обсуждение творчества Джека Лондона и Артура Конан-Дойля. Мне не верилось, что нашелся ещё один ярый поклонник этих мастеров пера. Когда на рассвете мы уже собирались ехать по домам, мне показалось, что между нами зародилось некое подобие дружбы или товарищества, если хотите.
Книги, которые брал читать у меня Патрик, всегда возвращались ко мне в идеальном состоянии и неприменно вовремя, и совсем скоро мы стали самыми настоящими друзьями. Когда мне выдавался случай оказаться в районе излучины реки, то всякий раз наведывался к нему в гости, чтобы проведать этого затворника. В такие моменты, он начинал жутко перживать, боялся лишний раз поднять на меня взгляд, едва слышно отвечал на вопросы. В один из своих визитов, я принял решение не смущать его своими посещениями без предупреждения. И в то же время понимал, что он сам вряд-ли когда-нибудь решится нанести мне ответный визит с целью посетить друга.
Как-то раз, в одну из своих затянувшихся субботних прогулок, ближе к вечеру я возвращался домой. Путь мой лежал мимо дома, в котором жил Хоулмвуд, и я решил заглянуть к нему, дабы убедиться, что с ним всё в порядке. Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, обнаружил, что дверь квартиры распахнута настежь, а самого мужчины не видно и не слышно. Но воспитание матери-пуританки взяло верх и я постучал на всякий случай, при этом не ожидая ответа на своё действие. Беспоклйтво взметнулось с новой силой, когда послышался едва различимый стон из глубины помещения. Не понимая, что делаю, в следующее мгновение я оказался в небольшой комнате, которая была спальней и кабинетом для моего друга. Когда глаза привыкли к полутьме, я увидел мужчину полуодетым рядом с разобранной кроватью, с которой свисала измятая простыня. Лицо Патрика было белым словно мел, коим пишут на школьной доске, а на лбу собрались крупные капли пота. Он скрёб ногтями по полу, будто боялся того, что если остановится, то сразу погибнет.
Приподняв голову, он с диким ужасом в глазах взглянул на меня, когда я оказался с ним рядом. Создавалось впечатление, будто Пэт видел вовсе не меня, а свой оживший кошмар, надвигающийся на него в реальности. Когда же он узнал меня, тут же обмяк с жалобным скулежом, закрывая глаза дрожащей ладонью. Я прождал около пяти минут, пока его дыхание немного пришло в норму. Когда он набрался мужества открыть глаза и посмотрел на меня, то в них читалось невыразимое страдание и отчаяние обречённого на смерть человека. Честно сказать, можно было бы спокойно наблюдать за человеком, который находился в ужасе, но не в отчаянии.
Я присел на корточки рядом с ним, чтобы не пугать ещё больше, и поинтересовался здоров ли он. Сначала мужчина качнул головой и заверил, что с ним всё в полном порядке и переживать не стоит. Затем, внимательно вглядевшись мне в глаза, аккуратно приподнялся на локтях и еле слышно сказал:
– Огромное спасибо вам, друг мой, что заглянули ко мне и интересуетесь моим здоровьем. Но я говорю чистой воды правду: здоровье моё куда крепче, чем ранее. Хотя я не знаю, есть название у того, что происходит со мной и известно ли докторам о состоянии, которое завладевает человеком время от времени и тяжелее любого бремени давит на тело и разум. Раз вы стали для меня единственным другом и близким человеком, я расскажу вам, что происходит со мной. Только поклянитесь, что ни одна душа не узнает об этом. Иначе мне не миновать беды, которая подстерегает меня, куда бы я не отправился. Меня мучает кошмар. Мой личный ад разверзается, стоит только закрыть глаза или потушить свечу ночью и остаться в кромешной тьме.
– Но ведь кошмары просто сны, которые развеиваются стоит только проснуться и зажечь свечу снова, – я оборвал сам себя, стоило только разглядеть в его глазах уже готовый ответ на произнесённое мной.
– Нет, дорогой сэр. Это ко мне не относится никоис образом. Люди, живущие в уюте и любви своих близких, не знают в полной мере, что такое ночные кошмары и борьба с ними один на один. Вот только те, кто живёт в полном одиночестве и изоляции от общества, оказывается в поистине ужасном положении. Для них всё во сто крат хуже, чем для других.
Дай Бог, Уильям, чтобы вы никогда не просыпались среди ночи с колотящимся сердцем и пониманием того, что призраки прошлого вот-вот настигнут вас. Какой мне прок просыпаться после полуночи, когда рядом нет ни единого дорогого мне человека, способного успокоить и поддержать. Когда с излучины слышны голоса давно ушедших в мир иной, а по пустоши бродят сотни душ, которым покой неведом, просыпаться мне ещё страшнее, чем видеть подобные сновидения.
О, друг мой! Ваше прошлое не способно погубить ваш разум и заполнить пространство вокруг призраками давно ушедших за грань. Сотни голосов не сводят вас с ума каждый раз, когда засыпаете или находитесь в полусне. И дай вам Всевышний никогда не испытывать подобного.
Он говорил всё это настолько серьёзно и с обречённым выражением лица, что я невольно усомнился в том, что мой друг одинок. Смутные догадки о том, что Патрика либо чём-то шантажируют, либо ведёт двойную жизнь, претворяясь затворником. Но я не был уверен, что имею право распрашивать его об этом. Смутившись, я не мог даже глаз поднять на него, поэтому вздохнул с облегчением, когда он снова заговорил:
– Это происходит уже восьмую ночь к ряду. В первый раз это было настолько ужасно, что казалось сердце выскочит из груди. Незнаю каким образом, но мне удалось пережить этот кошмар. На следующу ночь я ложился в постель с лёгкостью в душе и спокойным сердцем, думая, что больше подобного не повториться. Увы, но мои ожидания не оправдались. Следующие несколько часов мне довелосьпровести в постели, укрывшись одеялом с головой, как малое дитя, которое боится любого шороха за окном.
Конец ознакомительного фрагмента.