Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия
Шрифт:
В воскресенье с кумом на пару занялись текущим ремонтом машины: в гараже хорошо пошел и борщец, и сало на легком морозе само в рот катилось под бутылочку, что раздавили с кумом на пару. Кум с шуточками почти что и не доставал, так, пару раз только прошёлся. А так всё манил на охоту: зверьё пострелять, женам на воротники лисицу добыть, да пару гусей к новогоднему столу припасти.
Договорились на следующее воскресенье пойти на охоту. Далековато, конечно, чуть ли не к лебяжьим островам. Кум только спросил: «а свободен то будешь? Вдруг, опять
В ответ молча пожал плечами: а кто его знает? Потом пошутил: дай, мол, дожить до того воскресенья. Впереди понедельник. Кум как-то странно взглянул. Или ему показалось?
Покурили ещё по последней. Да подались по домам, на боковую.
В понедельник снова повёз треклятую бабу, хорошо хоть поближе повёз, – в соседний городок, где она пару часов с кем-то общалась. По дороге назад решился спросить: любопытство уж сильно заело. Не знал, как спросить, брякнул напропалую, ну чтобы разговор какой-никакой завязать: «как, мол, дела»?
Не знал он тогда, что адвокат славилась ещё и языком своим острым, камня за пазухой отродясь не держала, да и настроение у неё было уж больно плохое, а то бы молчал, как всегда, а, может, и тише.
Она и ответила, ни секунды не думая: дела, мол, такие, что дома сын с температурой под сорок, а я тут с вами вопросы дурацкие обсуждаю. Мало того, что я вашей жене отчитаться должна, я, что, еще и вам отчитаться обязана?
Машина резко дёрнулась, остановилась. Он удивлённо спросил: «какая такая жена?»
Адвокатша в ответ доложила: «в субботу на моём дежурстве пришла в консультацию ваша супруга, потребовала от меня оплаты за все дни проезда. Я ей стольник и заплатила. Этого мало? Или добавить ещё?».
Он онемел: «какую оплату? зачем?»
Адвокатша в ответ: «логика вашей жены безупречна: раз вы возите меня всю неделю, кто-то же должен платить? А кто, если не пассажир? Вот я и плачу».
Затем, как отрезала: «в Симферополь».
В столице, чтобы хоть как-то загладить вину, спросил: может, что надо?
Адвокатша спросила: «вы аптеки в городе знаете? Надо лекарство сыну добыть, лекарство уж больно редкое, но крайне нужное нам сейчас».
«Давайте рецепт».
По городу мотался долго: лекарство и вправду, было уж больно редким. А уж каким дорогим оказалось, матеньки мои! Но купил.
Вечером тихо спросила: «сколько я вам должна? А потом уж: спасибо».
Он помотал головой: «какие там деньги». Она поняла, глазами улыбнулась: «ещё раз спасибо».
По вечерней дороге под тихую музыку Вивальди или Баха (он в музыке был не мастак, это она уточнила: Вивальди) в уютной машине лёд таял, правда, чуть-чуть. Пассажирка всё больше молчала, а его потянуло на исповедь разговора: про сына, дорогу, про то, как профессор в Симферополе отца от язвы желудка избавил настойкой из коры (забыл какого дерева, но вроде, софоры, кажись). Так и болтал, всё больше теплея душой.
Уж что-что, а слушать адвокатша умела. Так слушала, что душа сама раскрывалась, и знал почему-то, что она болтать нигде про него не будет, как будто просто забудет.
Машину скрутило как-то внезапно. Ничего вроде не предвещало поломки: мотор гудел ровно, благодарно урча, как собака, за чистый бензин. Коробку передач давеча с кумом просмотрели на раз, свечи новьём, только недавно в столице по случаю приобрёл.
Но машину несло, как по стеклу гололеда, хотя трасса даже не обледенела. Сильный ветер унёс в степь остатки наката, и ни тебе тумана, ни гололёда.
Руль крутился, как бешеный, и руки не слушались. Мозги отключились, тело само впиталось в машину, передавая ей свое дикое желание выжить, спастись!
Спас опыт: двадцать лет за рулем – дело не шутка! Чудом машина не перевернулась, встала у края обочины. Свет фар высветил ряд частых деревьев, с каждым из которых грозилась встреча бабы с косой.
Пассажирка ни разу не взвизгнула, не закричала, руками за руль не хваталась, даже ой, мамочки, не рыдала. Его единому телу с машиной (как бы кентавру) она была не нужна, только бы не мешала. Вот она и не мешала.
Чтоб закурить, вышел из машины. Руки дрожали так, что перед бабой той было стыдно донельзя. С часок подождали. Попался на дороге хороший человек, довёз на «буксире» до своего городка.
Она все так же молча вышла из машины. И только потом: «спасибо».
Постояла минуты так две и снова: «спасибо». С тем и ушла.
Наутро занялся машиной. По закону подлости кто-то упёр с открытой стоянки «дворники» да колеса. Да хрен с ними! Я же живой! Пот заливал то горячий от тяжкой работы, то липким и смрадным по телу струился. Поломка была такова, что выжили чудом. Господу Богу, хоть и не верил, спасибо сказал.
А то не поломка: подпил!
К полудню в гараж приперся «Малыш»: «чего ты не вышел на смену?» Таксист только и смог, что кивнуть на «поломку», указать на подпил.
Мафиози походил вдоль машины, ушёл, снова явился, припёр с собой мужичонку. Тот молча ощупал машину, детали, похмыкал, шепнул что-то Лёве на ушко, ушёл.
Лева снова здорово: «кто знал о маршруте?»
Он честно ответил: «никто». А про себя удивился: «разве жена?»
«Малыш» покивал, покивал. Удалился.
Неделю дрожал и боялся, потом пообвык: пронесло!
Адвокатша больше не ездила. А он и молчал, таксуя себе по коротким маршрутам: в больничку кому или на рынок, по сёлам мотнуться, а то и за дамбу на Херсонщину мотануть. Народ к новогодним столам рыскал в поисках пищи, и работы на счастье прибавилось.
Кум про охоту даже не заикнулся. Забыл, может быть, за своими хлопотами. Да и не видел он кума. Некогда было. Поменялся только с ним сменами, и все дела.
Полюбил ввечеру садиться за руль жигулёнка, выезжать потихоньку из стылого гаража. И эти три-пять минут его ноздри и тело впитывали давно уж отлетавший аромат горьковатых духов.