Исповедь
Шрифт:
Михаил Юрьевич Лермонтов
Исповедь
I
День гас; в наряде голубом, Крутясь, бежал Гвадалкивир, И не заботяся о том, Что есть под ним какой-то мир, Для счастья чуждый, полный злом, Светило южное текло, Беспечно, пышно и светло; Но в монастырскую тюрьму Игривый луч не проникал; Какую б радость одному Туда принес он, если б знал; Главу склоня, в темнице той Сидел отшельник молодой, Испанец родом и душой; Таков был рок!
– зачем, за что, Не знал и знать не мог никто; Но в преступленье обвинен, Он оправданья не искал; Он знал людей и знал закон... И ничего от них не ждал. Но вот по лестнице
II
"Ты здесь опять! напрасный труд!.. Не говори, что божий суд Определяет мне конец. Всё люди, люди, мой отец... Пускай погибну, смерть моя Не продолжит их бытия, И дни грядущие мои Им не присвоить - и в крови, Неправой казнью пролитой, В крови безумца молодой, Согреть им вновь не суждено Сердца, увядшие давно; И гроб без камня и креста, Как жизнь их ни была свята, Не будет слабым их ногам Ступенью новой к небесам. И тень невинного, поверь, Не отопрет им рая дверь. Меня могила не страшит. Там, говорят, страданье спит В холодной вечной тишине, Но с жизнью жаль расстаться мне; Я молод, молод, - знал ли ты, Что значит молодость, мечты? Или не знал - или забыл, Как ненавидел и любил, Как сердце билося живей При виде солнца и полей С высокой башни угловой, Где воздух свеж и где порой, В глубокой скважине стены Дитя неведомой страны, Прижавшись, голубь молодой Сидит, испуганный грозой! Пускай теперь прекрасный свет Тебе постыл - ты слеп, ты сед, И от желаний ты отвык; Что за нужда?
– ты жил, старик; Тебе есть в мире что забыть! Ты жил! я также мог бы жить!
III
Ты слушать исповедь мою Сюда пришел - благодарю; Не понимаю: что была У них за мысль?
– мои дела И без меня ты должен знать А душу можно ль рассказать? И если б мог я эту грудь Перед тобою развернуть, Ты, верно, не прочел бы в ней, Что я преступник иль злодей. Пусть монастырский ваш закон Рукою неба утвержден; Но в этом сердце есть другой, Ему не менее святой; Он оправдал меня - один Он сердца полный властелин; И тайну страшную мою Я неизменно сохраню, Пока земля в урочный час Как двух друзей не примет нас. Доселе жизнь была мне плен Среди угрюмых этих стен, Где детства ясные года Я проводил, бог весть куда! Как сон, без радости и бед, Промчались тени лучших лет, И воскресить те дни едва ль Желал бы я - а всё их жаль! Зачем, молчание храня, Так грозно смотришь на меня? Я волен... я не брат живых. Судей бесчувственных моих Не проклинаю... но, старик, Я признаюся, мой язык Не станет их благодарить За то, что прежде, может быть, Чем луч зари на той стене Погаснет в мирной тишине, Я, свежий, пылкий, молодой, Который здесь перед тобой, Живу, как жил тому пять лет, Весь превращуся в слово "нет"!.. И прах, лишенный бытия, Уж будет прах один - не я!
IV
И мог ли я во цвете лет, Как вы, душой оставить свег И жить, не ведая страстей, Под солнцем родины моей? Ты позабыл, что седина Меж этих кудрей не видна, Что пламень в сердце молодом Не остудить мольбой, постом! Когда над бездною морской Свирепой бури слышен вой И гром гремит по небесам, Вели не трогаться волнам И сердцу бурному вели Не слушать голоса любви!.. Да если б черный сей наряд Не допускал до сердца яд, Тогда я был бы виноват; Но под одеждой власяной Я человек, как и другой! И ты, бесчувственный старик, Когда б ее небесный лик Тебе явился хоть во сне, Ты позавидовал бы мне И в исступленье, может быть, Решился б также согрешить, Отвергнув все, закон и честь, Ты был бы счастлив перенесть За слово, ласку или взор Мое страданье, мой позор!..
V
Я о спасенье не молюсь, Небес и ада не боюсь; Пусть вечно мучусь; не беда! Ведь с ней не встречусь никогда! Разлуки первый, грозный час Стал веком, вечностью для нас! И если б рай передо мной Открыт был властью неземной, Клянусь, я прежде чем вступил, У врат священных бы спросил, Найду ли там, среди святых, Погибший рай надежд моих? Нет, перестань, не возражай... Что без нее земля и рай? Пустые звонкие слова, Блестящий храм без божества! Увы! отдай ты мне назад Ее улыбку, милый взгляд, Отдай мне свежие уста, И голос сладкий, как мечта... Один лишь слабый звук отдай... O! старец! что такое рай?..
VI
Смотри, в сырой тюрьме моей Не видно солнечных лучей; Но раз на мрачное окно Упал один - давным-давно; И с этих пор между камней Ничтожный след веселых дней Забыт, как узник, одинок Растет бледнеющий цветок; Но вовсе он не расцветет, И где родился - там умрет; И не сходна ль, отец святой, Его судьба с моей судьбой? Знай, может быть, ее уж нет... И вот последний мой ответ: Поди, беги, зови скорей Окровавленных палачей: Судить и медлить вам на что? Она не тут - и все ничто! Прощай, старик; вот казни час; За них молись... в последний раз Тебе клянусь перед творцом, Что не виновен я ни в чем, Скажи: что умер я как мог, Без угрызений и тревог, Что с тайной гибельной моей Я не расстался для людей... Забудь, что жил я... что любил Гораздо более, чем жил! Кого любил? Отец святой, Вот что умрет во мне, со мной? За жизнь, за мир, за вечность вам Я тайны этой не продам!" ....................................... .......................................
VII
...И он погиб - и погребен. И в эту ночь могильный звон Был степи ветром принесен К стенам обители другой, Объятой сонной тишиной, И в храм высокий он проник... Там, где сиял мадонны лик В дыму трепещущих лампад, Как призраки стояли в ряд Двенадцать дев, которых свет Причел к умершим с давних лет; Неслась мольба их к небесам, И отвечал старинный храм Их песни мирной и святой, И пели все, кроме одной. Как херувим, она была Обворожительно мила. В ее лице никто б не мог Открыть печали и тревог. Но что такое женский взгляд? В глазах был рай, а в сердце ад! Прилежным ухом у окна Шум ветра слушала она, Как будто должен был принесть Он речь любви иль смерти весть!.. Когда ж унылый звон проник В обширный храм - то слабый крик Раздался, пролетел и вмиг Утих. Но тот, кто услыхал, Подумал, верно, иль сказал, Что дважды из груди одной Не вылетает звук такой!.. Любовь и жизнь он взял с собой.
Комментарии. Исповедь.
Впервые опубликована в 1887 г. в "Русской старине" (No 10, с. 112-119).
Датируется предположительно второй половиной 1831 г.
Есть мнение, что поэма является первым осуществлением плана поэта:
"Написать записки молодого монаха 17-ти лет.- С детства он в монастыре...".
Набросок этот находится в тетради после текста драмы
"Странный человек", которую сам Лермонтов датировал 17 июля 1831 г.