Исповедь

де Габриак Черубина

«Тебе омыл Спаситель ноги…»

Тебе омыл Спаситель ноги, Тебе ль идти путями зла? Тебе ль остаться на пороге? Твоя ль душа изнемогла? Храни в себе Его примера Плодоносящие следы, И помни: всеми движет вера, От камня до святой звезды. Весь мир служил тебе дорогой, Чтоб ты к Христу подняться мог. Пади ж пред Ним душой убогой, И помни омовенье ног. 1917

СТИХОТВОРЕНИЯ 1920–1922 (Екатеринодар) [56]

«В невыразимую пустыню…»

В невыразимую пустыню, где зноен день, где звездна ночь, чтоб мукой гордость превозмочь, послал Господь свою рабыню.

И жжет песок ее ступни, и буря вихрем ранит плечи… Здесь на земле мы все одни и накануне вечной встречи. Раскрыв незрячие глаза на мир, где зло с любовью схоже, как нам узнать: то Ангел Божий иль только Божия гроза. 9 июня 1920

56

Стихотворения 1920–1922 (Екатеринодар)

«В невыразимую пустыню…» — в письме к Е. Архиппову от 1 марта 1921 года.

Окно — в письме к Е. Архиппову от 24 июня 1921 года.

«В твоих словах, в твоих вопросах…» — обращено к Ф. А. Волькенштейну.

«Год прошел, промелькнул торопливо…» — обращено к Ф. А. Волькенштейну.

«Два крыла на медном шлеме…» — посвящено Данте.

«Где б нашей встрече не было начало…» — обращено к Е. Архиппову.

«Как горько понимать, что стали мы чужими…» — обращено к В. Н. Васильеву.

«И не уйдешь. И не пойдешь навстречу…» — обращено к В. Н. Васильеву.

Памяти Анатолия Гранта — 25 августа 1921 года расстрелян Николай Гумилев. Анатолий Грант — парижский псевдоним поэта.

К годовщине Птичника — «Птичник» — поэтический кружок в Краснодаре, в который входила Е. И. Васильева.

«В невидимой Господней книге…» — Н. Г. Лозовой, знакомый Васильевой по Краснодару, пишет в своих воспоминаниях: «Черубина приблизила к себе несколько человек, работавших в области поэзии. <…> Близки были к Черубине две девушки-поэтессы — Елена Бекштрем и Евгения Николаева. Бекштрем писала стихи уже довольно неплохие. Но, несомненно, значительный интерес представляла собой Евгения Николаева. Ей было в 1921 году приблизительно 24 года. Черубина была высокого мнения о ее таланте. Она дала ей приблизительно такой совет: „Вы раз и навсегда решите, что Вы поэт, настоящий поэт. И больше об этом не думайте.“»

«Весенних чужих половодий…» — обращено к Е. Архипову.

Романс — для пьесы Х. Бенавенте «О принце, который всему научился из книг».

«На земле нас было двое…»

На земле нас было двое — Я и мой цветок; Я сплела из тонкой хвои Для нее венок. В белом платьице из шелка Ей прохладно спать, А тягучий запах смолки Пусть напомнит мать. Я просила у Пречистой Долгие года: Сохрани малютке чистой Душу навсегда. На груди ее иконка, Старец Серафим, — Поручила я ребенка Только вам двоим. Каждой женщине любовью Божья Мать близка! Наклонись же к изголовью Моего цветка. Колыбель напомнит ясли Мальчика Христа… Звезды на небе угасли, Колыбель пуста. 24 июня 1920

«Каждый год малютки милой…»

Каждый год малютки милой мне приводит тень тихий ангел белокрылый под Иванов день. Если год Господний пышен для сирот детей, почему же смех не слышен дочери моей? Разве Ангелы ребенка не должны учить, чтобы он смеялся звонко? Или трудно жить в небесах грудным малюткам, если мать одна на земле в смятеньи жутком мукою полна? Голосок ее так звонок! Буду я молчать — Пусть смеется мой ребенок и забудет мать. 24 июля 1920

ЕЛИСАВЕТЕ

Елисавета — Божья клятва.

Ч. де Г.

Колосится спелою рожью весь степной простор, — это к Божьему подножью золотой ковер. Не бреди печальной нищей, не ропщи на зной, кто вкусил небесной пищи, да бежит земной. Если Бог надел вериги, их снимать нельзя. В голубой небесной книге есть твоя стезя. И на ней созрела жатва стеблем золотым, — пусть свершиться Божья клятва именем твоим. 1920

ПЛАЩАНИЦА

И

я пришла. Великопостный Еще свершается канон, Еще струится ладан росный, В гробу Христос, — он погребен. В протяжном колокольном звоне — Печали мира и мои; Звучат напевно на амвоне Слова великой ектеньи. И в небо стаей голубиной Летят молением живым… Вся церковь скорбной Магдалиной Склонилась к плитам гробовым. Но ангелы стоят у гроба, Два светлых вестника чудес, И громко возвещают оба: Не верьте миру! Он воскрес! 24. IV-7.V. 1921

ОКНО

Дни идут, ползут устало… Сердцу все равно! Просто ты не понимала — Распахни окно! За зеленой скучной ставней Сердце обретет Для затворницы недавней Радостный полет. Вверх за стаей голубиной Вьется легкий путь, И себя на миг единый В небе позабудь. Не умеет только тело, А душа б могла!.. Сердце! Сердце! Голубь белый! Два больших крыла!.. 8 июня 1921

«В твоих словах, в твоих вопросах…»

В твоих словах, в твоих вопросах к живому сердцу мы идем… И вновь цветет дорожный посох неувядающим цветком. Но вновь перед открытой дверью стоит, проникнуть не спеша, поддавшись своему неверью, неоткровенная душа. А там, а там все небо в звездах, глубокий, синий водоем. И дышит ароматный воздух едва пролившимся дождем… А там, а там — нетленных лилий благоуханные поля, и роем лебединых крылий покрыта вешняя земля. Когда ж прочтет небесный свиток неотвратимая мечта, и сердца радостный избыто к заставит говорить уста. 24 июня 1921

«И все зовут, зовут глухие голоса…»

Евгению Архиппову

И все зовут, зовут глухие голоса… О камни острые изранены колени, еще не пройдены последние ступени широкой лестницы, ведущей в небеса. Широкой лестницы… Ее во сне Иаков взыскующей душой восторженно прозрел… Но как мне угадать положенный предел? И отчего мой путь с твоим неодинаков? Весь в золоте и пурпуре твой сад лежит внизу, как драгоценный камень. Деревьев осени — благословенный пламень и Божьим солнцем полный виноград. Блаженны кроткие. Они приемлют землю, с полынью горькою вдыхая сладость роз, они сбирают сок взращенных лоз… Но я такой земли для сердца не приемлю. И слаще для него небесный терпкий мед душевной глубины в ее обличьях жадных… Я не вкушу от гроздей виноградных доколе Царство Божье не придет. 26 июня 1921

ЛЮБОВЬ

В огне душа и с духом слита плоть — в безмерности — не хочет поцелуя… И ангелы запели: «Аллилуйя». «Любовь», — сказал Господь. 14 июля 1921

Ф. А. В.

Год прошел, промелькнул торопливо… Много были вдвоем. Подожди, мы поймем, отчего мы на миг стали рядом, и зачем на пути сиротливом быть надо минутам коротким задержаться, и образом четким лечь в стихах… И когда нам придется расстаться, вспоминая об этих часах, будем радостно мы улыбаться. Только ты не забудь, — как и я уж теперь не забуду, — прикоснулись мы к чуду, увидали мы путь, — не забудь! Не забудь! И к вершине поднимешься скоро. Помнишь белые своды собора? На амвоне Лик Пречистой на темной иконе, и строго к небу подняты тонкие руки, а над Нею венком голубым легкий дым? Там зажгу я высокие свечи в память светлых часов, в память ласковых слов и негаданной встречи рука об руку здесь, у порога разлуки. 14 июля 1921