Исповедник
Шрифт:
– Я могу оставить ее себе?
– Конечно. – Габриель открыл бумажник. – Вам нужны какие-то другие документы, удостоверяющие мою личность?
Похоже, детектив счел вопрос обидным для себя; по крайней мере его широкий, типично немецкий жест получился очень выразительным.
– О нет! Конечно, нет. Просто я очень интересуюсь искусством, вот и все.
У Габриеля возникло сильное желание проверить, что знает об искусстве этот немецкий полицейский, но он удержался от соблазна.
– Вы были в консульстве?
Габриель кивнул. Днем он действительно побывал в консульстве с кратким визитом, как того требовали обстоятельства. Чиновник консульства передал ему папку с копиями официальных полицейских отчетов и подборкой откликов местной прессы на убийство профессора Штерна. Сейчас эта папка лежала в дорогом кожаном портфеле Эхуда Ландау.
– Да, сотрудники консульства были очень любезны. И все же, детектив Вайс, я хотел бы услышать вашу версию убийства Бенджамина. Если, разумеется, вы не возражаете.
– Разумеется, нет, – ответил немец.
В течение последующих двадцати минут он дал подробный отчет об обстоятельствах, сопутствовавших убийству. Время смерти, причина смерти, калибр оружия, задокументированные угрозы в адрес профессора Штерна, граффити, оставленные убийцей на стенах квартиры. Вайс говорил в той спокойно-откровенной манере, которую полицейские всего мира приберегают для родственников убитых.
Габриель держался соответственно. Он не изображал скорбь. Не притворялся, что ужасные детали смерти сводного брата причиняли ему боль. Траур позади. Пришло время ответов и трезвого обдумывания.
– Почему ему выстрелили в колено, детектив?
Вайс слегка наклонил голову.
– Мы не уверены, что знаем ответ. Возможно, была борьба. А может, они хотели помучить его.
– Но вы сами сказали мне, что никто из жильцов дома не слышал никаких звуков. Если его пытали, крики, несомненно, были бы слышны в других частях здания.
– Как я уже сказал, герр Ландау, мы не знаем наверняка.
Характер и направленность вопросов явно не доставляли детективу Вайсу никакого удовольствия, но владелец художественной галереи из Тель-Авива еще не закончил.
– Является ли выстрел в колено характерным признаком преступлений, совершаемых правыми экстремистами?
– Я не могу этого сказать.
– У вас есть подозреваемые?
– Мы допрашиваем несколько человек в связи с данным преступлением, но, боюсь, больше я в данный момент сказать не могу.
– Рассматривается ли вами версия, что смерть моего сводного брата связана с его работой в университете? Например, какой-то рассерженный студент…
Детектив выжал из себя улыбку, но было ясно, что его терпение на пределе.
– Вашего брата здесь любили. Студенты так просто обожали. К тому же, в этом семестре он взял отпуск. – Детектив замолчал и внимательно посмотрел на собеседника. – А разве вы об этом не знали, герр Ландау?
Габриель решил, что в данный момент предпочтительнее не врать.
– В общем-то нет. Видите ли, мы некоторое время не общались. Почему он взял отпуск?
– В университете сказали, что профессор работал над новой книгой. – Детектив допил кофе. – Может быть, сходим в квартиру?
– У меня еще один вопрос.
– Какой же, герр Ландау?
– Как убийца проник в здание?
– На этот вопрос я вам отвечу. Должен отметить, что хотя вашему брату регулярно угрожали, жил он в весьма ненадежном с точки зрения безопасности доме. Жильцы весьма неразборчивы в отношении гостей, и если, например, кто-то позвонит и представится рекламным агентом, его скорее всего пропустят. Студентка, проживающая этажом выше профессора, полагает, что убийцу впустила она. Девушка очень расстроена. Очевидно, она тоже относилась к профессору с большой симпатией.
К дому номер 68 вернулись уже под сильным дождем. Детектив нажал кнопку на панели интеркома. Габриель обратил внимание на соответствующее кнопке имя.
Лилиан Ратцингер – домоправительница.
Пару секунд спустя из-за приоткрывшейся двери выглянула маленькая пожилая женщина со свирепым выражением лица и затравленным взглядом. Узнав полицейского, она открыла дверь пошире.
– Добрый день, фрау Ратцингер, – сказал Вайс. – Позвольте представить – брат Бенджамина, Эхуд Ландау. Приехал, чтобы привести в порядок дела герра Штерна.
Старуха коротко взглянула на Габриеля, кивнула и тут же отвернулась, как будто его появление оказалось некстати.
В фойе Габриеля встретил едкий, неприятный запах, напоминавший запах растворителей, которыми пользуются для очистки полотен от грязи. Он заглянул за угол и увидел косметический салон. Сидевшая в кресле полная женщина оторвалась от глянцевого немецкого журнала и подняла на него глаза. Габриель отвернулся. Бенджамин, вечный студент, подумал он. Наверняка ему нравилось жить в таком вот месте.
На стене рядом с дверью висели металлические почтовые ящики. На одном из них все еще значилось имя погибшего. Через узкое окошечко было видно, что ящик пуст.
Бренча тяжелой связкой ключей, фрау Ратцингер провела гостей вверх по плохо освещенной лестнице. У двери в квартиру Бенджамина она остановилась. На ручке все еще болтался обрывок полицейской ленты, на полу лежала кучка увядших цветов. К стене была приклеена бумажка, на которой чья-то подталкиваемая отчаянием рука торопливо написала: