Исповедник
Шрифт:
Габриель взглянул на яхту. До нее оставалось совсем немного. Надо отдать должное, Кьяра точно рассчитала время своей ловушки.
– Но зачем? Зачем тебе это нужно?
– Мой отец не говорил, что его дедушка и бабушка попали в число тех евреев, которых отправили из гетто в Аушвиц? Он не рассказал тебе, что они погибли там вместе с тысячами других?
– Нет, он не упоминал об этом.
– А знаешь почему? Потому что даже сейчас, через столько лет, он не может заставить себя говорить об этом. Он помнит наизусть имена всех венецианских евреев, которые умерли в Аушвице, но не может говорить о своих родственниках. – Кьяра достала из кармана «беретту» и сдвинула предохранитель. – Я пойду с тобой. Мы найдем ту женщину.
«Зодиак» ударился о корму яхты. Какой-то человек перегнулся через перила. Габриель ухватился за конец, удерживая лодку, а Кьяра первой поднялась на борт по веревочной лестнице. Он последовал за ней. Капитан стоял на палубе, подняв руки вверх, его лицо выражало полнейшее недоумение.
– Извините, – сказал Габриель, – но, боюсь, в наших планах произошли некоторые изменения.
Кьяра принесла шприц и пузырек со снотворным. Габриель отвел капитана в одну из свободных кают внизу и связал ему руки и ноги куском веревки. Когда девушка закатала ему рукав, капитан попытался было оказать сопротивление, но Габриель надавил ему на локоть, и тот затих, позволив Кьяре сделать укол. Когда мужчина потерял сознание, Габриель проверил узлы, убедившись, что они достаточно надежны, но и не слишком туги, чтобы нарушить кровообращение.
– На сколько рассчитано действие снотворного?
– Часов на десять. Но парень он крупный, так что через восемь я вколю вторую дозу.
– Только не убей беднягу. Не забывай, что он на нашей стороне.
– С ним все будет в порядке.
Кьяра поднялась на мостик. На столе лежала карта вод западного побережья Италии. Девушка быстро уточнила их положение по дисплею «джи-пи-эс» [14] и внесла изменения в уже заданный курс. Потом включила двигатель и развернула яхту в нужном направлении.
14
«Джи-пи-эс» (от англ. GPS) – глобальная система навигации и определения положения.
Теперь они направлялись на север, к проливам, разделяющим Эльбу и Корсику. Повернувшись к восхищенно наблюдающему за ее маневрами Габриелю, Кьяра сказала:
– Было бы неплохо выпить по чашке кофе. Как ты, выдержишь?
– Постараюсь.
– Постарайся продержаться до вечера, ладно?
– Есть, сэр.
Шимон Пацнер неподвижно стоял на берегу, похожий на древнюю статую, постепенно выступающую из воды вместе с отливом. Брюки намокли до колен, в ботинках хлюпала вода. Наконец он поднял радиопередатчик и в последний раз попытался вызвать Кьяру. Ответа не последовало.
Она должна была вернуться еще час назад. Пацнер видел два возможных варианта, и ни один не доставлял ему ни малейшего удовольствия. Первый – с ними что-то случилось. Второй – Аллон…
Резидент со злостью швырнул рацию в набегающую волну, повернулся и медленно зашагал к фургону.
Времени у Эрика Ланге было вполне достаточно, чтобы успеть на ночной поезд до Цюриха. Когда они выехали на тихую улочку недалеко от железнодорожного вокзала, он попросил Азиза выключить двигатель. Палестинец озадаченно посмотрел на него:
– Почему ты хочешь выйти именно здесь?
– Римская полиция занята сейчас поисками Габриеля Аллона. Вокзалы и аэропорты взяты под усиленное наблюдение. Не стоит лишний раз попадаться им на глаза.
Объяснение, похоже, вполне устроило араба. С вокзала только что тронулся поезд, и Ланге, оставшись в кабине, ждал, пока состав пройдет мимо.
– Передай Хусейни, что я свяжусь с ним в Париже, когда ситуация прояснится.
– Жаль, что не повезло сегодня.
Ланге пожал плечами:
– Сегодня не повезло, но шанс еще представится. Подождем.
Поезд был уже совсем рядом. Лучшего случая могло и не представиться. Ланге открыл дверцу и вышел из «ланчии». Азиз наклонился и что-то сказал вслед, но его слова утонули в стуке колес.
– Что? – Ланге приставил ладонь к уху. – Повтори, я тебя не слышу.
– Пистолет. Ты забыл вернуть пистолет.
– Ах да.
Ланге вынул пистолет из кармана куртки и протянул его Азизу. Палестинец подался вперед. Первая пуля пробила ладонь и вошла в сердце. Вторая оставила аккуратный темный кружок над правым глазом.
Ланге положил оружие на сиденье и направился к вокзалу. Посадка на цюрихский поезд уже началась. Он прошел в свое купе в спальном вагоне первого класса и вытянулся на удобном диванчике. Через двадцать минут, когда за окном замелькали северные пригороды Рима, Ланге закрыл глаза и моментально уснул.
21
Тиверия, Израиль
Звонок Льва отнюдь не разбудил Шамрона. После первого экстренного сообщения из Рима об исчезновении Габриеля и девушки он практически не сомкнул глаз. Шамрон лежал на кровати, держа трубку подальше от уха, и слушал стенания Льва, а рядом ворочалась во сне Гела. Вот она, доля стариков, думал он. Совсем недавно Лев был зеленым новичком, послушно выслушивавшим крики самого Шамрона. Теперь же последнему ничего не оставалось, как держать язык за зубами и терпеливо ждать.
Тирада закончилась, связь оборвалась. Шамрон опустил ноги на пол, накинул халат и вышел на террасу, откуда открывался вид на озеро. Близкий рассвет уже окрасил восточный край неба бледно-голубым, но солнце еще не вынырнуло из-за гряды холмов. Он опустил руку в карман, надеясь, что Гела не нашла припрятанные там сигареты. Когда пальцы нащупали смятую пачку, Шамрон испытал такое чувство, словно только что одержал победу над личным врагом.
Он закурил сигарету, наслаждаясь резким вкусом крепкого турецкого табака. Взгляд его скользнул по глади озера и ушел вверх. Вид этого кусочка принадлежащей лично ему Земли обетованной всегда наполнял старика гордостью. И то, что терраса выходила именно на восток, не было случайностью. Шамрон ощущал себя вечным, недремлющим стражем, зорко следящим за врагами Израиля.
В воздухе чувствовалось приближение бури. Скоро придет дождь, и потоки воды снова побегут по его земле. Сколько еще раз суждено ему увидеть эти весенние потоки? Иногда, когда дух его погружался в темную пучину пессимизма, Шамрон спрашивал себя: а увидят ли дети Израиля приход следующей весны? Подобно большинству евреев, он жил под неотступным страхом того, что его поколение окажется последним. Один человек, намного превосходивший Шамрона мудростью, назвал евреев вечно умирающим народом, народом, постоянно пребывающим на грани исчезновения. Миссия Шамрона состояла в том, чтобы рассеять этот страх, привить людям ощущение безопасности и уверенности. Мысль о том, что он не достигнет поставленной цели, наполняла его ужасом.