Исправление повесы
Шрифт:
— О каком отдыхе может идти речь? — сказала в отчаянии Лаури.
— Но, может, ты заснешь, если ляжешь в постель.
Она решительно помотала головой.
— Я не могу там одна… — Она густо покраснела, а Адам ехидно усмехнулся.
— Да не волнуйся. Я же понимаю, что это не приглашение. Ну давай, если хочешь, будем сидеть на диване и разговаривать хоть всю ночь. — Он посмотрел ей в глаза. — Я все буду делать, как ты хочешь, Лаури.
Они снова устроились на диване. И на этот раз, когда Адам обнял ее одной
— Я забыла поблагодарить тебя за все твои подарки, — вдруг спохватилась она. — Просто выпало из памяти.
— Розин понравилась лошадка-качалка?
— Еще бы! Такой восторг! Это, конечно, очень экстравагантно. Или ты решил прислать что-нибудь такое огромное, чтобы мне в голову не пришло отсылать обратно?
Он рассмеялся негромко.
— Что-то вроде того.
— Вот мишку она еще не видела… — Лаури с трудом проглотила комок в горле; ее душили слезы. Откашлявшись, она продолжала:
— Наряды такие роскошные. Ты сам их выбирал?
— Нет. Я в этом ничего не смыслю. Это все мама.
Лицо у Лаури окаменело.
— Значит, ты… ты рассказал ей о Розин?
— Да.
— Зачем?
— А что ж тут такого?
Лаури хотела отодвинуться, но рука Адама не пустила ее.
— И как она на это реагировала? — немного погодя спросила она.
Адам потер подбородок свободной рукой.
— Сначала не поверила.
— Что Розин твоя?
— Нет. Что у нее есть внучка. Не могла поверить от радости.
Лаури повернула голову так, чтобы пристально посмотреть на него.
— От радости? Я, кажется, ясно дала тебе понять, что никаких прав на Розин ты не имеешь. Адам насупился.
— Я знаю. Но мать все равно смотрит на нее как на свою внучку. Лаури закусила губу.
— В общем, конечно. Если… когда Розин вернут, твоя мама может приехать и посмотреть на нее.
— А я? — живо откликнулся он. Какое-то время царило молчание.
— Пусть сначала вернут Розин, — сердито сказала Лаури. — А до этого я ни о чем не могу думать, ни о чем.
Снова молчание.
Затем тишину нарушил Адам:
— А другую посылку ты получила? Лаури покраснела от смущения.
— О да. Прости. Я должна была тебя поблагодарить и за это.
— Я не напрашиваюсь на благодарность. — Он угрюмо уставился на носки своих ботинок. — Я забирал мамино кольцо, которое она отдавала ювелиру переделать, и на глаза мне попалась эта брошь. Что-то меня толкнуло купить ее.
— Она замечательная. У меня не так много драгоценностей. Спасибо, — сказала Лаури, которая до последнего момента не могла решить, отдать или оставить ее. Но отдать ее Адаму сейчас, в этих обстоятельствах, было, на ее взгляд, невозможно.
— Мне показалось, что она будет напоминать тебе о наших лучших днях, — тихо добавил Адам. Лаури молча кивнула.
— А я ничего тебе не подарила, — задумчиво сказала она.
Он грустно усмехнулся.
— Я как-то и не надеялся на это. Наверное, каждый раз, когда ты смотришь на Розин, ты проклинаешь день, когда увидела меня.
— Да что ты! Нет! — Лаури с изумлением воззрилась на него. — Ты же видел Розин. Как я могу жалеть о чем-либо, связанном с ней! Если я и чувствую враждебность к тебе, Адам, то совсем по другим причинам.
Адам помрачнел.
— Можешь не продолжать, Лаури. И без того ясно, что выйти замуж за меня было настолько невыносимо, что ты предпочла остаться матерью-одиночкой.
Это было совсем не так, но Лаури была не в том настроении, чтобы вдаваться в объяснения.
— Давай не будем об этом, — только и сказала она.
Адам согласился. Молчание затянулось, и, к своему удивлению, отягченному чувством вины, Лаури поймала себя на том, что ее клонит в сон. Веки отяжелели, и она моргала, стараясь держать глаза открытыми; ее ужасала сама мысль о том, что можно спать, когда бедная Розин где-то холодной ночью с чужими людьми. Услышав ее глубокий прерывистый вздох, Адам сильнее прижал ее к себе, свободной рукой он погладил по волосам, утешая как мог, и Лаури расслабилась, прижавшись к нему. Напряжение и боль последних часов взяли свое, и по мере того, как бесконечная ночь медленно, но верно двигалась к утру, сон окончательно сморил ее, даровав час-другой благодатного забвения.
Когда Лаури проснулась, она совсем окоченела от холода. На диване никого не было, Адам куда-то делся. Нахмурившись, она сунулась в ванную комнату и вскрикнула от ужаса, увидев в ванне голое тело. Она пулей вылетела в коридор, вспыхнув до корней волос от его, как она заметила, выбегая, насмешливого взгляда.
Она пошла на кухню и у стойки уронила голову на руки: смущение мигом развеялось при мысли о маленькой Розин. Горе вновь обрушилось на нее. Немного спустя она нашла в себе силы, умылась на кухне и налила чайник. К тому моменту, когда Адам присоединился к ней, она уже приготовила чай и резала хлеб, чтобы поджарить тосты.
— Доброе утро, — произнесла она, не глядя на его мокрые волосы и покрывшую подбородок синюю щетину. — Яйца будешь?
— Доброе утро. Яйца — это то, что надо. Как видно, аппетит не подчиняется мозгу. Мне казалось, что я не смогу даже смотреть на еду, но, кроме твоих сэндвичей, я вчера ничего не ел…
— Значит, ты голоден! Подожди немного, я приведу себя в порядок и сделаю тебе омлет. — В ванной комнате она с досадой рассматривала свое бледное лицо, круги под глазами. Потом расчесала волосы, связала их на затылке и вернулась на кухню, где Адам уже пил кофе. — Мне тоже, пожалуйста, — как бы невзначай уронила она, доставая сковороду для омлета и ставя ее на конфорку.