Исправленному верить
Шрифт:
Маленькое зеркало не давало полной картины, но у меня было недурно развито воображение, поэтому я отлично понимала, как выгляжу со стороны – мятый и грязный плащ, такой же костюм под ним. Я достала расчёску и расчесала волосы, вытащив из них некоторое количество листьев и мелких веточек, а также оттёрла влажными салфетками, как могла, своё лицо от грязи и размазанной косметики. И приняла решение, что я выполнила задачу максимум.
Как я и предрекала, снова начиналась жара, я сняла свой плащ, решив, что ему помочь уже нечем, и мало
Однако, не было похоже, что этой просёлочной дорогой пользуются очень часто. Об этом говорило многое, но в основном внешний вид той самой дороги. Всё, как любят в Отчизне, не дороги – направления. Только я решила расслабиться, подняв голову к ярко-синему небу без единого облачка, как услышала скрип телеги за поворотом и лошадиное фырканье. Я с трудом встала и подошла к самому краю дороги. Просто у меня мелькнула шальная мысль, что дед Юрась… да нет, не может быть, он же сказал, что ночь середины лета уже прошла…
Из-за поворота медленно выехала крестьянская телега, запряжённая крепкой коренастой лошадкой. «За рулём» находилась женщина средних лет и весьма колоритной наружности – в свободном платье из небелёного полотна и платке на волосах, который защищал голову от палящего солнца. Она поравнялась со мной и с любопытством уставилась на меня. Очевидно, что-то в моей внешности вызвало у неё жалость ко мне, потому что она с сожалением спросила:
– Всемилостивый с тобой, родная! Сама-то ты откуда будешь? Не местная, поди?
Я захлопнула рот, снова помянув про себя деда Юрася, и криво усмехнувшись, подтвердила:
– Можно и так сказать. Не местная. Вы можете меня подвезти? Думаю, что нам как раз по пути будет.
Крестьянка благосклонно кивнула себе за спину, и я неуклюже взгромоздилась позади каких-то бочек и корзин. Умом я понимала, что я явно сейчас не в ближнем Подмосковье, но сердце отказывалось ещё в это верить. Неужели, мне действительно удалось «попасть»? Н-да… и только жизнь покажет, насколько это будет удачно. В любом случае, я сознавала то, что обратно дороги нет… вот примерно такой сумбур был у меня в голове.
Стоит ли говорить, что далеко не сразу я заметила, что на меня во все глаза смотрит вихрастый пацанёнок лет одиннадцати, нимало не смущаясь при этом своей бестактности.
– Меня Оливия зовут, а это сынок мой, младшенький. Мы на рынок в Сен-Симон. Яблоки ранние уродились на славу, овощи, опять же. Да и сидра несколько бочонков, что с прошлой осени остались. А сами мы будем из Сент-Клери.
При этом добрая женщина показала куда-то себе за спину. Очевидно, именно в этом направлении была малая родина крестьянки. Между тем, было очевидно, что её гложет любопытство, она оборачивалась и поглядывала на меня.
– А тебя саму-то как зовут, скажи на милость. Ежели не секрет какой.
Я пожала плечами, рассудив, что весьма здравомысляще с её стороны было бы интересоваться, кого она решила подвезти. Поэтому я собрала свои мысли в кучу
– Меня зовут Валентина. Но обычно меня называют прости Тина. Я иду… как раз в Сен-Симон. Думаю, найти себе там работу. Как думаете, это возможно? Я не боюсь никакой работы, была бы крыша над головой.
Во взгляде женщины промелькнуло сочувствие, она вздохнула и сказала:
– Всё с тобою ясно. А как же твоя семья? Где она?
– Муж мой, он… нет его больше.
– пожалуй, не стоит говорить, что у него появилось очередное увлечение, а я решила столь кардинально изменить свою жизнь. – Ещё сын есть, но у него давно своя жизнь, обо мне он вспоминает нечасто. Но я не жалуюсь, конечно.
– Помёр муж-то, поди? Ох, ты бедняжка! А что до сына – так это не новость. Мы до тех пор влияние на своих детей имеем, покуда они за подол нашей юбки держатся. А коли оторвались от него, так обратно дороги нет.
Далее словоохотливая Оливия рассказала, что у неё самой четверо детей, и трое из них – мальчики (благодаря Всемилостивому, разумеется), что она тоже вдова, муж у неё два года тому назад умер от потливой горячки. С тех пор и вдовствует.
Глава 4
Глава 4
Ехали мы по дорожным ухабам медленно и печально. Месторасположение того города, куда словоохотливая хозяйка ехала продавать своё добро, мне было неизвестно. Но я очень надеялась, что за то время, что мы едем вместе, мне удастся узнать хотя бы что-то о местных реалиях и не загреметь при этом в клинику для душевнобольных, как было бы, если бы я решила расспрашивать напрямую.
Пока же мне удалось узнать только то, что вихрастого пацанёнка зовут Себом, ему уже практически одиннадцать зим, так что он посещает церковно-приходскому школу, где его обучают всем тем необходимым вещам, которые должен уметь каждый честный человек – разуметь грамоте, а также знать назубок законы Всемилостивейшего и жития его святых последователей.
Тут я, наконец-то, насторожилась – судя по тому количеству упоминаний какого-то божества местного пантеона, в случае разоблачения у меня есть все шансы попасть не в клинику скорбных главою, а по-нашему, по-простому – на костерок местной инквизиции.
Впрочем, паниковать в любом случае поздно, поскольку что-то мне подсказывает, что у меня нет обратного билета. Поэтому я прислушалась к тому, что говорит Оливия. Оказывается, лето уже перешагнуло за середину, урожай в этом году собирается быть большим (слава Всемилостивейшему, конечно же), так что крестьяне Сент-Клери избавляются от излишков продуктов. Что же, весьма разумно с их стороны.
Солнце, как я и предполагала, палило нещадно, поэтому я покопалась в своей сумке и явила на свет божий небольшой шёлковый шейный платок известного бренда, которым повязала голову на манер банданы. Оливия, посмотрев на мои потуги уберечь себя от солнечного удара, только вздохнула: