Исправленному верить
Шрифт:
– Какой налог, господин хороший? За что ещё такие деньжищи? Не для торговлишки припасы наши. К сестре едем мы, она в порту таверну держит, вот, погостить думаем да домой податься.
Стражник стал черкать что-то в своём талмуде, сердито посматривая на Оливию, в это время его коллега ворошил сено в телеге и заглядывал в корзины с яблоками. Не думаю, что они поверили на слово, поскольку с сомнением хмыкнули и пожали плечами.
– Обе к сестре, что ли? Ладно, обратно, когда думаете вернуться? – просил тот, который с книгой.
Оливия равнодушно посмотрела и выдала, что не знает, скорее всего, через пару дней. Стражник что-то вновь записал в свой талмуд. Для чего были эти действия? Быть может,
Между тем, подошло время проверки документов, бумаги Оливии и её сына были осмотрены и возвращены, и тут я решилась, подумав: «Где наше не пропадало!».
Глава 5
Глава 5
– Господа стражники! Молю вас не оставаться равнодушными к чужой беде! Вон там, поодаль, только что ремесленника ограбили двое разбойников! Так неужели же они уйдут от длани правосудия, то есть останутся безнаказанными? Разве так можно? Согласно заповедям Всемилостивейшего, нуждающийся да получит защиту, - я прижала руки к груди и несла чушь, молола просто всё, что приходило в мою голову.
Один из стражников, тот, который с ручкой и тетрадью, сморщился и закрыл глаза. Но я не сдавалась, для меня сейчас главное – чтобы нас просто отпустили. Поэтому я повернулась к его пухлому товарищу и загадочно зашептала:
– Ограбили вон те двое, что стоят теперь возле дороги. Они забрали у того доброго человека три серебряных, сама видела, не сойти мне с этого места, если вру!
Судя по лицам стражников, эта информация показалась для них более интересной, один из них бодро крикнул в караулку, чтобы их заменили, покуда они отойдут. Они подошли к двум скучающим товарищам, что стояли возле дороги и наблюдали за порядком движения, шепнули что-то им на ухо, и отправились в трущобы. Сзади желающие попасть в город стали волноваться, вытягивая шеи и интересуясь причиной задержки, так что новые стражники замахали руками, требуя, чтобы мы немедленно проехали и не задерживали остальных.
Оливия, покосившись на меня с невольным уважением, подстегнула лошадку, и та послушно пошла вперёд, не сильно расстроившись от этого, правда.
Я также желала поскорее оказаться как можно дальше от этого места, поскольку предполагала, что эти доблестные сотрудники могут расстроиться, если не обнаружат в карманах грабителей указанную впечатляющую сумму.
Мальчишка смотрел на меня с невольным восхищением, но не решался высказать свои мысли. И я его понимала – если они всего лишь солгали в том, что не собираются ничего продавать, для того, чтобы не платить налог, я же солгала и ещё побожилась при этом. Ну да, вот как сейчас помню, говорила какую-то глупость вроде заповедей… хотя, как говорится, жить захочешь – не так раскорячишься.
Оливия торопливо двигалась по территории возле ворот и оглядывалась назад. Возможно, её посещали точно такие же мысли, но она не решалась высказывать их в присутствии собственного ребёнка, дабы не вводить его в смущение. И только когда ворота остались позади, и мы больше не слышали многоголосый шум от множества людей, женщина осенила себя знаком Всемилостивейшего и выдохнула. Я уже смирилась с тем, что услышу сейчас очередное нравоучение, на этот раз о том, что ложь – это страшный грех и в книгах о житии святых ему непременно уделено особое значение.
Однако, стоило только нам отъехать подальше, как Оливия рассмеялась и повернулась ко мне с горящими глазами:
– Как ты только догадалась до такого, Тина? Я уже подумала, что стражники отправят тебя в работный дом, не дай Всемилостивейший.
Мальчишка закивал головой и смущённо признался, что такое бы ему даже в голову не пришло. Я же только покачала плечами, поскольку особо героиней себя не считала.
Между тем,
Большая часть женщин имела похожие головные уборы, что и на моей благодетельнице, туго завязанные на лбу, длинные платья, из-под которых торчали чоботы с ремешками на щиколотках, немного напоминающих римские калиги. Одежда мужчин также не отличалась разнообразием – широкие брюки из тонкого льна, свободные рубашки и шляпы с полями, загнутыми вниз.
К вечеру жара немного спала, что не могло не радовать, мы постепенно продвигались вперёд, пока не оказались в маленьком и тесном переулке и не остановились возле служебного входа какого-то увеселительного заведения, во всяком случае, оттуда доносились звуки скрипки и гул явно нетрезвых голосов.
По кивку матери, Себястьен спрыгнул с телеги и исчез в открытой двери. Через пару минут он появился, теперь уже в сопровождении здоровяка в не слишком чистом фартуке. Загорелый мужик кивком поздоровался с Оливией, многозначительно посмотрел в мою сторону, но она только махнула рукой, прося не стесняться моего присутствия. Тогда он равнодушно пожал плечами, сунул монетку в руки Оливии, подхватил пару бочонков и снова скрылся за дверью.
– Господи Севар – хозяин этого заведения, он иногда покупает у меня излишки сидра. Дай ему Всемилостивый здоровьица, - смущённо пробормотала Оливия, шустро пряча оплату за корсаж своего платья.
Я хмыкнула, полагая, что он тоже не горел желанием платить грабительские налоги и приобретать товар на рынке. Закончив эту сомнительную операцию, мы вновь отправились, теперь уже в порт, где предполагалось сдать оставшийся товар и переночевать.
Если честно, то я была согласна на всё, даже на ночёвку в этой же телеге, поскольку чувствовала себя разбитой, как никогда раньше. Мы снова поехали по узким и плохо освещённым масляными фонарями улицам, спускаясь к порту. И вот там кипела жизнь – несмотря на позднее время, а быть может, и благодаря ему, множество людей отлично проводили время, прогуливаясь вдоль дороги с беззаботным видом, распевая песни или же заходя в многочисленные кабаки, а то и вовсе, сидя на обочине с бутылкой мутной жидкости в руках.
Наш сегодняшний ночлег имел название, трудноразличимое от ржавчины, и гостеприимно распахнутые двери. Мы зашли в полутёмный зал, освещение которого состояло из большого тележного колеса над потолком с несколькими свечами на нём. Я стояла возле входа, с любопытством осматриваясь по сторонам, мужчина возле камина перебирал струны музыкального инструмента и исполнял нечто зажигательное. И, судя по громкой и одобрительной реакции слушателей, весьма фривольного содержания.
Оливия, которая топталась всё это время рядом, забормотала что-то себе под нос и жутко покраснела. Значит, я не ошиблась в своей оценке исполняемого репертуара. Не успела моя спутница и десяти раз осенить себя знаком Всемилостивейшего, как подошла женщина средних лет, крепкого телосложения, довольно смуглая, в белом фартуке поверх простого платья и лучисто улыбалась нам.