Испытание огнем. Сгоравшие заживо
Шрифт:
«Ближний путь еще не самый короткий в нашем деле. Наскочишь на заградительный огонь». Решил уходить от разрывов ступеньками влево, прячась под солнце… Посмотрел на ведомых — все на местах. Голову вверх — «яки» в развороте шли боком к земле.
— Цель вижу… Похитрить надо… Атака правым разворотом.
Когда разрывы подбирались близко, Русанов отворачивал, прибавлял скорости и снова выжидал… Выжидал и твердил сам себе: «Смотри, не опоздай с маневром, четвертый или пятый залп должен попасть по группе…»
Пора было начинать атаку.
— «Маленькие», как там у вас?
— Пока тихо! Хватит петлять.
— Уже все! Пошли и разворот.
В
Тихонов не был новичком в авиации, но сегодня выполнял свой первый боевой вылет на штурмовике. Непривычный для него боевой порядок группы, хождение над ним истребителей, разрывы зенитных снарядов — все это он воспринимал как должное. Но когда командир положил машину в крутой разворот, у него создалось впечатление, что самолет не разворачивается, а, накренившись, летит животом вперед. Земная пестрота, разрезаемая надвое килем и рулем поворота, стремительно вырывалась из-за стабилизатора и уносилась вдаль. От неожиданной перегрузки более тяжелая задняя часть пулемета вырвалась из рук и ушла вниз к патронному ящику. Взял снова пулемет в руки и упер его в грудь — так было легче держать. Потом земля пропала. За хвостом осталось одно небо да разрывы зенитных снарядов. Тихонову показалось, что подвесное сиденье из-под него кто-то выдернул, он поплыл по кабине, а потом стал падать спиной к земле, отчего никак не мог вначале вдохнуть, хотя воздуха в груди явно не хватало.
«Ага! Началось пикирование».
Справа к самолету потянулись светящиеся нити снарядов или пуль, но, не успев их перехватить, отстали.
Наконец спина нашла точку опоры. Тихонов успокоился, глубоко вдохнул прохладный, чуть попахивающий бензином воздух и обрел способность смотреть и думать.
Рядом, кроме самолета Осипова, пикирующего левее их, никого. Сзади было чистое небо.
Упираясь спиной в бронеплиту бензинового бака, думал: «Да, секунды ответственные, а сделать в таком положении сейчас ничего нельзя… Стрелять невозможно». Вздрогнул от неожиданного резкого воя. Самолет Осипова охватило с крыльев пламя, и, только когда вместе с грохотом пушек и пулеметов он уловил тряску своего самолета и запах пороха, догадался. С воем ушли эрэсы. Соседний самолет не горит — стреляет.
В это время его вдавило в сиденье, пулемет опять вырвался из рук, небо ушло вверх, показались земля и идущие сзади самолеты.
Русанов вывел самолет из атаки.
— Командир, «илы» все!
— Где истребители?
Стал искать «яков». Увидел. В вышине хоровод из самолетов. А ниже него, ближе к ним, четыре с прямоугольными крыльями — «мессеры».
— Командир, «яки» отстали. Дерутся! На нас идут две пары «сто девятых».
— Дай сигнал — красную ракету.
Тихонов взял заранее приготовленную ракетницу. Выстрелил — и сразу за пулемет. Чем ближе подходили немцы, тем громче стучало сердце. Тихонов еще раз проверил, как заправлена патронная лента в ШКАС, нет ли где перекоса. Откатил пулемет к левому борту и перебросил направо, откуда шли «мессеры».
Русанову немцев не было видно: мешала броня фонаря.
— Где там фрицы?
— Догоняют! Разошлись по два… Вот пошли в атаку на фланговых…
Тихонов облизнул сразу пересохшие губы. Расставив пошире ноги, заклинил себя между бортами кабины. Ноги обрели устойчивость, а руки мелко дрожали.
Майор стал
«Илы» Шубова и Маслова со своими ведомыми накренились и, показывая друг другу спины, пошли с фланга на фланг, уводя за собой атакующих… Прошло несколько секунд — кривые их полета пересеклись у него за хвостом. И в это время сзади рванулась в воздух хлесткая пулеметная очередь. Пулемет стрелка чуть помолчал и длинно выдохнул огнем навстречу врагу. Линия атаки «сто девятых» надломилась, и они пошли вверх…
Теперь Русанов, добавив мотору мощности и снижая еще больше свою четверку к земле, старался набрать потерянную скорость полета, чтобы помочь занять свое место в строю проскочившим над ним «илам». Собрал снова своих в кулак — Маслов и Шубов летели рядом.
А немцы? «Мессершмитты» вышли вверх на фланги группы и плыли параллельным курсом. В атаку пока не шли. Наверное, думали: «Что же произошло? Какие такие задние пулеметы? Откуда?» Но вот, видно, совещание кончилось. Решили еще раз попробовать ухватить кого-нибудь за «бок».
— Пилоты! Атака, не зевать!
Обе пары друг за другом падали на один фланг, на Маслова, Шубов крутым разворотом стал выводить свою пару «мессерам» в лоб. Маслов выжидал, смотрел, как сокращается расстояние.
— Пора! Разворот!
И опять Маслов несся боком на Русанова, обходя пару Шубова спереди.
Ведущий немец, видя, что «илы» уходят из его прицела, послал вслед штурмовикам метров с пятисот три длинные огненные очереди, но они пролетели за хвостами. Не попал. И сразу кинулся от Шубова вверх.
Тихонов смотрел через прицел, как «мессер» отворачивал от его и соседнего пулеметов. Ведущий немец на пикировании набрал большую скорость, и теперь она его выносила на пулемет.
Второй отвернул раньше и был не опасен.
А этот… прижал пулемет к плечу… Злорадная, торжествующая ухмылка перекосила лицо. Немец заслонил собой все кольца прицела. «Ох и хорошо! Получай!» Пулемет бил в плечо, стремился вырваться из рук Отпустил спусковой крючок. Посмотрел влево. На самолете Пошиванова от заднего пулемета тоже тянулась к немцу огненная струя. «Мессершмитт» вспыхнул, уносясь от них все дальше влево…
Радость победного возвращения у штурмовиков была недолгой. Через несколько минут после их посадки пришли домой и «яки». Одного у них не хватало — летчик выпрыгнул из горящего самолета над территорией противника.
Осипов закончил с новыми летчиками наземную учебу, проверил в полетах, и командир полка раздал их по эскадрильям для ввода в бой. Лично Матвею не хотелось в его положении брать на себя ответственность за чью-то жизнь, но Мельник все же уговорил… Теперь он и на земле, и в полете был не один — учил молодого летчика войне.
В молоденьком сержанте еще жила детская непосредственность — все его думы и переживания можно было прочесть на широкоскулом лице, а черные раскосые глаза доверчиво смотрели на окружающий мир.
Осипов уже сделал в паре с Борубаем несколько боевых вылетов, но не увидел в них инициативы своего ученика. Злость войны и ненависть к врагу не проснулись пока в его сердце. Он еще не видел горя и смерти близких, его самого не опалила боль раны, не испугала близость собственной смерти. Миллионы убитых на войне за тысячи километров от родного аула — абстракция цифр. Это не похоронка на отца или брата, когда смерть превращается в конкретность и заставляет оставшихся в живых страдать.