Испытание
Шрифт:
— Я пришел помочь вам. Я знаю, откуда родом ваш подшефный.
— Преступник — вы хотели сказать, — резко возразил Притл. — Увидите, у него и внешность ужасна. Да еще эта лохматая шапка! Он отказался сменить свое одеяние на арестантский халат. Я позволил ему. Пусть все воочию убедятся, что это дикарь.
— Я видел этих людей на их родине, — сказал Тонрад, — и смею заверить вас, что они благородны и разумны.
— Узнаю вас, мой лучший ученик! — воскликнул Притл. — Иметь свое собственное мнение, отличное от других, — эт© всегда руководило вами. «Благородны и разумны». Милый Тонрад, не один век еще пройдет, прежде чем цивилизация проникнет во все уголки земного шара. Я всегда гордился вами, мистер Тонрад. Но что с вами
Тонрад уловил на своем лице взгляд Мэнфи, с интересом ждавшей его ответа учителю. Он чуть помедлил. Поймут ли они его? Впрочем, Притл и не сделает попытки. Но вот Мэнфи… Ему стало важно, чтобы она поняла, почему он так неожиданно покинул ее и Америку. И, обращаясь к учителю, Тонрад собственно говорил Мэнфи:
— Мистер Притл, вам никогда не приходила в голову мысль, что у нас есть божок, который управляет всеми нашими поступками? Нам кажется, что мы свободны и справедливы, что мы бьемся за то, что считаем правым, отправляем в тюрьму преступников, оправдываем невиновных. Все это мы делаем по своему убеждению. Нам кажется, что это так, а на самом деле нами кто-то руководит, кто-то нас подталкивает.
— Служителям Фемиды никто не волен указывать, — назидательно, точно перед ним сидел прежний его ученик, сказал Притл.
— Никто не вмешивался в наши дела, но у меня уже тогда возникло ощущение, будто я пешка в чьих-то руках.
— Ые желаете ли вы сказать, что законы наши несправедливы? Отбросьте сентиментальность. Преступниками становятся и люди, не лишенные обаяния. Бойтесь жалости, мистер Тонрад, иначе вы ничего не добьетесь в жизни.
Пет, они не поняли его, ни мистер Притл, ни мисс Мэнфи, которая смирилась с этим миром, ибо он дает ей, женщине с броской внешностью, свои преимущества.
— Мистер Тонрад, вы опоздали с определением народности этого дикаря, — нарушил молчание Притл. — Сегодня репортеры получат сенсацию. Ручаюсь, мисс Мэнфи, в газетах появится и ваша фотография. У вас прибавится с десяток поклонников. — И он пояснил: — Нашелся человек, который заявил, что может быть переводчиком, ибо преступник по национальности… — он взглянул на листок бумаги, с трудом произнес: —…осетин. Мне не терпится поскорее приступить к допросу…
…Чувство, что он является свидетелем заранее обдуманного и безжалостно двигающегося к своей трагической концовке события, возникло у Тонрада с той самой минуты, как в кабинет ввели убийцу. Он вошел неторопливо, медленно обвел взглядом присутствующих, его внимание привлекла пишущая машинка, по клавишам которой мелькали пальцы мисс Мэнфи. Слушая бойкий перестук, он терпеливо ждал.
— Попробуйте поговорить с ним, — обратился Притл к мистеру Караеву, тому самому человеку, который заверял, что убийца — его земляк и ему, родившемуся на Кавказе и прожившему до четырнадцати лет там, не составит никакого труда найти общий язык с преступником. Невысокий чернобровый Караев и в самом деле чем-то был похож на высокого остроглазого убийцу. Переводчик заговорил. Таймураз встрепенулся, полицейский едва успел встать между ними.
— Ничего страшного он не хотел сделать, — успокоил их Караев. — Он бросился ко мне, потому что обрадовался земляку.
— Прекрасно! — похлопал ладонями Притл. — Не будем терять времени. Спросите у него, сознается ли он, что зверски застрелил трех батраков на ферме?
Внимательно выслушав Караева, Таймураз охотно кивнул головой, что-то неторопливо сказал. Караев перевел:
— Он говорит, что убил их в честном бою.
— Честное убийство! — саркастически подхватил Притл. — Господа, перед вами — подумать только! — джентльмен! Джентльмен, который не снимает в помещении своей ужасной шапки!
— Это согласно этикету осетин, — возразил Караев. —
— Ну, до этого недалеко, — пообещал Притл и спросил: — Мотивы преступления? Ради чего он совершил убийство?
— Они его оскорбили.
— А знает ли он, какие отзывы пришли из Германии о них? Прекрасные аттестации, — Притл обратился к Тонраду: — Шестеро детей у Петера Унцикера. Вольфганг Питц был певчим в церкви. Да и мистер Роллинс считает их людьми в высшей степени выдержанными.
— Да, они были добрые, — перевел слова Таймураза Караев. Притл обрадовано потребовал у Мэнфи:
— Подробнее записывайте эти показания. Они весьма важны.
Разных убийц приходилось видеть Тонраду. Были и высокообразованные интеллектуалы. Были и смелые до отчаянности люди. Были и раскаявшиеся в содеянном. По такого, как этот бесхитростный человек, Тонрад не встречал. Говоря, что погибшие были хорошими людьми, он нисколько не кривил душой. Было видно, что он сохранил в себе именно такие воспоминания о них. И Тонрад с каждой минутой все с большим интересом всматривался в каменное и волевое лицо дикаря. Ему явно нравился молодой чужестранец, который и здесь, в далекой от его родины стране, будучи в нескольких днях от страшного приговора, сохранил самообладание и держал себя уверенно. И это не было позой, как не было в нем и ощущения виновности и обреченности. Тонрад внимательно окинул его взглядом сверху вниз, пытаясь отыскать хоть что-нибудь нарочитое. Шапка? Но она так естественна для облика. Черкеска, плохо, по всей вероятности, самим им сшитая? Тонрад помнил, что на Кавказе все так же подпоясываются тонким поясом, расшитым серебром и золотом. Мягкие сапоги без каблуков? Но они так удобны. И Тонраду в них было хорошо бродить по горам.
Тонраду захотелось узнать, что кроется за его спокойствием. Убежденность в правоте своего поступка? И он спросил:
— Почему он признает доброту убитых им людей?
— Наивная душа младенца, — засмеялся Притл. — Ему не приходит в голову, что он льет воду на мельницу врага! — И гневно заявил: — Этот дикарь кровью оплатил им их доброту! Спросите у него, как относились к нему несчастные, когда прибыли на ферму.
— Он признает: они ему понравились, он — им.
— Ну то, что они ему понравились, понятно, — так и пылал сарказмом мистер Притл. — А вот чем ты им поправился?
— Говорить о себе? — Таймураз пожал плечами…
Тонрад видел, что горцу стало не по себе. Ему с детства дед. Асланбек внушил, что о мужчине должны говорить другие, а что они скажут, это уж зависит от того, каковы его поступки. Была у Таймураза и другая причина молчать. Если рассказывать о себе, то ему пришлось бы поведать этим странным, враждебно к нему настроенным людям о многом, начиная с того момента, как он задумал выкрасть Мадииу и что из этого получилось. Нет, он не раскаивается, что решился на похищение. Его беда в том, что он ошибся и выкрал другую. Но вот что дальше произошло, об этом он уже не один год думает, и приходит к огорчительной мысли, что не всегда был прав. Когда они остались в горах с Заремой, чего он испугался? Того, что меняется внутренне? Боялся, что делается другим, не таким, каким родился? Если он тогда был прав, то почему все чаще и чаще вспоминает Зарему? Почему теперь ему хочется, чтобы она оказалась рядом? В те годы он боялся, что раскиснет, не желал принимать того жизнерадостного взгляда на людей и природу, что отличал Зарему, — но с годами ему все больше не хватало как раз участливого теплого отношения окружающих к нему: Он не замечал этого, пока рядом был Мурат, который всегда был готов прийти к нему на помощь. Простившись с ним, Таймураз стал совершенно одинок. Мистер Роллинс всячески показывал другим, что он поощряет его сноровку и смекалку, приходил в восторг от его умения покорять мустангов. И зарабатывал он неплохо. Ему завидовали, относились к нему почтительно, как к счастливчику.