Испытание
Шрифт:
Через некоторое время один за другим грянули три выстрела, и все стихло. «Что это? Погибла батарея?.. Танки захватили мосты?.. Или?..» – Якову Ивановичу страстно хотелось верить в это «или».
Вот из-за той же изгороди села, где только что скрылись танки, показались штыки и головы солдат. «Кто такие?.. Пилотки, кажется, наши…»
– Наши! – закричал Железнов, убедившись, что не ошибся, и хлопнул по спине связного. – Наши!..
Позади него, на сжатом поле, развертывался только что прибывший прямо из Москвы коммунистический батальон. Несмотря на жужжание пуль, Яков Иванович поднялся и, пригибаясь,
– На Ляхово! Вперед! – кричал он, показывая рукой в сторону деревни. Снова «заговорили» зенитки, батальон с криками «ура» дружно рванулся вперед, врезался в цепи гитлеровцев и погнал их далеко за Ляхово…
Спустя немного времени саперы, подразделения которых значительно поредели, возвратились на свои мосты. И их топоры застучали снова.
Когда Железнов спускался к мосту, связной передал ему пакет.
Лелюков писал: «Дела идут хорошо. Выбиваем „фюреров“ из Пневской. Строй скорее переправы».
Проходя по мосту на козловых опорах, Яков Иванович остановился. Мост скрипел и трещал. Казалось, он того и гляди провалится от тяжести артиллерийской колонны или даже от конского топота.
– Как ты думаешь, выдержит? – спросил Железнов проходившего мимо него бойца.
– Кто? Мост? Мост-то выдержит, – устало протянул солдат, – а вот табачку-то нема… – И он провел ладонью по грязной щетине, покрывшей его щеки. Железнов протянул ему папиросы и вдруг в этом загорелом, покрытом пылью солдате узнал того рыжего бойца, который когда-то пел и плясал там, на границе.
– Вы, товарищ, служили в батальоне капитана Карпова? За Кобрином расстались?
– Так точно, товарищ полковник. – Трошин глубоко затянулся папиросой и выпустил дым из ноздрей. – Я вас вспомнил, товарищ полковник, только очень уж вы похудели и даже поседели.
Сойдя с моста, Яков Иванович только было хотел расспросить Трошина, каким путем он сюда добрался, но Трошин стал рассказывать сам:
– После того как вы нас из-под Жабинки вывели, воевал под Кобрином. Там ранили… Чуть успели привезти в госпиталь, а тут, глядь, уже они… Ну, я хвать винтовку и – с ребятами, тоже раненными, в атаку… – Трошин махнул рукой. – Тяжело было. С госпиталем отошли на Минск. По пути встретили полк из дивизии полковника Борейко, в него я и определился. А после так с ним все время и воевал до самого Смоленска. Под Смоленском снова в ногу ранило, – он тихонько хлопнул себя по левому бедру. – Правда, ранило легко. А ходить мешало. Опять положили в госпиталь. Но как лежать? Сами знаете, какое положение было под Смоленском. Не вытерпел, ночью сгреб обмундирование и – айда! Впопыхах схватил не свое – вот это, плохенькое… Теперь воюю в дивизии у полковника Гагена.
– А рана?
– Рана солдатская сама заживет.
Трошин в последний раз затянулся и бросил окурок в реку.
– Ну, мне пора. Мы ведь на положении никудышных: назначены артполк сопровождать… А насчет моста вы не беспокойтесь: выдержит! – Прихрамывая, Трошин зашагал догонять своих. Потом вдруг остановился: – А тот саперный техник, что вы арестовали…
– Паршин? – помог ему вспомнить Железнов.
– Вот, вот, Паршин! Драпанул он… – Трошин повернулся и зашагал дальше.
– Товарищ!.. Постойте!.. – крикнул ему Железнов
– Ах, он этакий… – У Трошина вырвалось крепкое словцо. – Виноват, товарищ полковник… Ведь, наверно, он, сукин сын, из госпиталя удрал!..
– Верно, удрал!..
– А где же, товарищ полковник, эта Пневская Слобода?
– Недалеко. – Яков Иванович показал рукой туда, где за деревьями курился черный дым. И Трошин пошел вперед.
– Ну как, чертушка, дела? – раздался сзади знакомый голос. Яков Иванович обернулся. Нагнавший его Лелюков отряхивал с себя пыль. – Пиши, Яков Иванович, донесение командующему: «Вчера отбили одиннадцать атак, но враг все же рвется к переправам…»
– Написать о московском коммунистическом истребительном батальоне? – спросил Яков Иванович. – Дерутся, как львы!
– Так и пиши: «Дерутся, как львы!» – Лелюков ткнул пальцем в бумагу: – И еще напиши, что все переправы работают и по ним движутся отходящие войска.
Пока Железнов писал донесение, Лелюков смотрел туда, где черной тучей расплылся по горизонту дым боев и пожарищ. Над дорогами висели густые облака пыли: беспрерывным потоком тянулись машины, тракторы с орудиями, конные обозы. Все это, наезжая друг на друга, вваливалось на переправы и, спускаясь с мостов, длинными колоннами растекалось по трем направлениям.
Лелюков взял донесение, прочел его и подписал. Яков Иванович подозвал связного, отдал ему донесение и приказал:
– Скажи, чтобы немедленно закодировали и быстро передали по радио.
– Ты понимаешь, Яков Иванович, в чем сила и значение этой операции? – прищуривая косящий глаз, спросил Лелюков. – Они хотели еще двадцать седьмого июля с ходу захватить Соловьевскую переправу и сунули туда свежую двенадцатую танковую дивизию. А что из этого вышло? Пшик!.. Сегодня какое число?
– Первое августа, – ответил Железнов.
– Вот то-то и оно! Видишь, как наши дела, чертушка, повернулись! Смоленское сражение, несмотря на понесенные нами большие жертвы, показало, что мы можем разбить врага! И мы его разобьем!.. Но нам, командирам, нужна организованность и еще раз организованность… Вот что!..
Когда «эмка» увезла Лелюкова на южный мост, Яков Иванович, отдав коменданту переправы нужные приказания, отошел в сторону шагов на сто.
Чувствуя, что его одолевает усталость, он опустился на густую, заждавшуюся косца траву.
Мимо, по тропе, еле передвигая ноги, длинной цепочкой, молча шагала в лес на отдых сменившаяся команда саперов. Было знойно. Монотонно стрекотали на лугу кузнечики… Яков Иванович блаженно потянулся, скинул сапоги, зарылся в пахучую траву и закрыл глаза.
Почти над самым его ухом в орешнике пискнула синица. «Ишь ты! И война тебе нипочем», – мысленно промолвил Яков Иванович.
Но в этот момент отвлек звук, напоминающий гудение шмеля. Яков Иванович насторожился и стал внимательно всматриваться в безоблачное небо. Звук становился все отчетливей, и наконец в стороне Ярцева что-то засеребрилось. Через несколько минут над переправами медленно пролетел самолет с торчащей под фюзеляжем трубой. Кругом загрохотали зенитки, застрочили пулеметы.