Испытание
Шрифт:
Кажется, я подхожу к грани того, что самоубийство станет не просто уходом из жизни, а -… расправа с самым большим врагом моей жизни…
Тот, кто испортил все, кто сломал меня, кто лишил всего самого дорогого…
Лишил даже будущего. ВСЕГО!
Не простить и не смириться…
– Мария, - я испуганно подскочила на месте и невольно обернулась к дверям.
– Привет, Лили.
– Привет, как ты?
– Никак, ничего хорошего.
Лили, медсестра и новая моя хорошая знакомая. Не раз я пыталась высказывать
Да и не заслуживаю я сострадания.
Не заслуживаю.
Хотя не устаю ныть, уповать на свою гадкую жизнь. Идиотическая песня калеки. Песня, которую носишь в себе. Ненавижу! Ненавижу и проклинаю тот миг, когда срываюсь и начинаю жалеть себя, изливать свою боль кому-то.
Слабое существо, а потому и срываюсь. Срываюсь. Больше не буду… Не буду…
Правда?
– Сегодня же Рождество. Мы все в холе собираемся. Устроим настоящий праздник для всей дружной, «больничной» семьи. Спустишься?
– Спасибо, но не стоит.
– Мария, прошу.
– И что я там буду делать?
– Рождество – вечер чудес. Давай веселиться.
– Прости, но я в чудеса больше не верю…
– А дети верят. Хотя бы для них сотвори сказку. Ради них мы все это и устраиваем. Хотя нет, не только ради них. Что я вру… Так что давай, дорогуша, поднимайся, и поехали виз…
– И что мне? Вокруг елки в коляске плясать?
Тяжело сглотнула.
– Нет. Почитаешь им сказки, - голос пристыжено стих.
– А вы сами не справитесь? Думаю всем не хватит… – шумно вздохнула и отвернулась от девушки.
– А у нас очень много детей, - радость резко сменилась на печаль. Боль. – Слишком, и не все уже могут покидать свои кровати. – Злость, злость? Я узнала в его голосе ноки обиды и ярости.
– Каждый год мы творим для них сказку, превращаем обыденный вечер, ночь одиночества и тоски в надежду и чудо. Неужели, так сложно? Сама не веришь в сказку, не лишай ее других. Ты жива – и будь благодарна за это Богу. Слышишь?
Покраснела.
– Я буду минут через пять.
– Давай я помогу забраться в кресло.
– Не нужно, иди. Я сама,… сама…
Слезы едва удерживались на моих ресницах…
Вот такие слова лишь заслуживаю я, лишь упреки... Иначе лишь говорю о ненависти к себе, а на самом деле гадкая жалость, прикидываясь червивой злостью, роет, грызет мою душу, взывая к слезам и боли.
Кретинка…
Глава Тринадцатая
***
(Луи)
Шум. Гам. Вопли.
Это – не городская больница, а какой-то сумасшедший дом.
И чего праздник раздувать в нечто грандиозное?
– Простите, Вы не подскажите мне, где я могу найти Марию Бронс, какой номер палаты? Пострадавшая при крушении поезда.
– Молодой человек, не кричите так! Не нервничайте. Сегодня же праздник!
Тяжелый вздох.
– Мадам, я так устал за сегодня, что готов убить любого, - холодным, ровным голосом произнес, лишая возможности сомневаться в серьезности моих слов.
– Так что будьте благоразумны, и просто скажите мне, где я могу найти Марию Бронс.
Запнулась. Дернулась. Нервно скривилась.
– Прямо по коридору, и выйдете в холл. Она сейчас там, ваша Мария.
***
Я замер. Замер, в оцепенении… Не мог поверить своим глазам…
***
(Мария)
Навязчивое, удушающее чувство волнения. Я не могла понять, что происходит.
Испуганно обернулась…
Короткий, скользящий взгляд, и вдруг застыла…
Наши глаза встретились…
Боль? Жалость?
В его холодных озерах сейчас взорвался истинный, горячий, жгучий гейзер и вдруг резко застыл, застыл, мгновенно сковавшись льдом - заледенели струи и брызги, так и не достигнув корки снега.
Калека…
Я читала в его глазах осознание этого…
Инвалид…
Намертво прикованная к креслу…
Ужас… Разочарование… Отвращение… Неловкость…
Резко отвернулась…
Милая, пристыженная улыбка, желая скрыть обиду и боль. Застывшие в горле слезы. Застывший крик, визг, писк…
Скривилась, от невозможности выиграть бой с обидой…
Скользящий взгляд по взволнованным, увлеченным историей, детишкам, отрезвляющий взгляд - и принялась дальше читать, оживляя в их сознании волшебный мир сказки «Гимн Рождеству».
НЕ думать! Не думать!
Сцепить зубы, и не думать!
***
(Луи)
Все еще не в себе… Боялся вздохнуть.
– Молодой человек, будьте так добры. Помогите мне, - слова кружились в голове, рьяно пробиваясь к сознанию, но неуклонная оборона шока стирала все старания в прах.
Я не сразу осознал, что иду по какому-то коридору, ступеньки лестницы, завороты, повороты, переходы…
Что это?
Незнакомая девушка, медсестра, жадно ухватив меня за рукав, настырно тянула куда-то за собой.
Что ей надо?
Хотел, было, прошептать, спросить, но слова застряли в груди вместе с воздухом.
– Хорошо? – вдруг обернулось ко мне это странное существо и, жадно всматриваясь в глаза, попыталось отыскать там рассудок, откопать ответы.
– Что? – едва смог пошевелить языком.
– Как что? – нервно, удивленно вздрогнули брови, - Вы что, меня не слушали?
– Нет.
Удивленно выпучила глаза.
– Ладно, - тяжелый вздох. Перешла на интимный, вкрадчивый шепот.
– В этой палате больной мальчик. Последняя стадия онко… Ему осталось… всего ничего. Так что прошу. Молю, подарите ему сказку…, умоляю. Это - его последнее Рождество…