Испытание

Резниченко Ольга Александровна

И несмело ткнула мне в руки какую-то книжку.

– Вот, любую сказку. Хотя бы оду…. Они маленькие… Пожалуйста.

– А вы?

– Меня ждет другие ребята. А этот, этот слишком ненавидит врачей, чтобы… Прошу, сегодня же Рождество… Ради ребенка…

Я застыл, замер, не дыша и не шевелясь. Бессмысленный взгляд на пеструю палитурку…

А в голове ад… Ад, хаос, последствия взрыва ужасной правды.

Они сказали, что ее здоровью ничего не угрожает…

Они

говорили, что она в порядке.

Они твердили, что идет на поправку…

КТО? КУДА? ЧТО ОНИ ВООБЩЕ НЕСЛИ?

И вновь взгляд невольно сфокусировался на реальности.

Стою сам, посреди коридора, с нелепо зажатой в руке тоненькой книжкой в мягком переплете.

Стою у дверях чьей-то палаты.

Тихое, неглубокое дыхание, едва слышное сердцебиение,…

Робкий, едва слышный плач…

Несмело толкнул дверь.

***

(Мария)

Ушел… ушел…

Сбежал…

От моей правды.

Ну, что же…

А ты на что-то другое надеялась, а, Мария? Да?

А я тебе твердила. Разум твердил. Сердце, глупое сердце, я ухмыляюсь, улыбаюсь, смеюсь над тобой! СМЕЮСЬ! ХОХОЧУ над твоими надеждами! Ты проиграло! Отныне я больше с тобой не дружу, не говорю. Не слушаю…

Прощай, идиотское создание, слабоумный советник. Отныне и НАВСЕГДА я тебя проклинаю и прогоняю из своей жизни. ПРОЩАЙ!!!

С едкой, желчной, ликующей улыбкой демона, злобно, до боли стиснув зубы, я невольно откинулась на спинку своего инвалидного кресла, и непроизвольно более приподнятым, увеселенным тоном продолжила чтение увлекательной ЕРЕСИ про чудеса.

Глава Четырнадцатая

(Луи)

Шорох простыни.

Сжался, отвернулся. Тихий робкий кашель, нервно сглотнул, и тут же замер. Замер, не дыша.

Не знаю, зачем я здесь.

«Последнее» Рождество. Умирает… этот ребенок, человек, существо…

Уйти. Убежать. Исчезнуть и забыть.

Я - не трус, но и не садист. Я не любуюсь чужим горем.

Я от него задыхаюсь…

Боль, обида, тоска, злость мальчика волнами накатывала на меня, заставляя ежиться.

– С праздником, - невнятно, смущенно прошептал я. С чего начать, как не с нелепого приветствия?

Молчишь?

Молчи… Так будет проще. Наверно…

Чего я еще стою здесь? Чего не поддаюсь уговорам разума?

– Я… - и снова несуразица пытается вылезти из меня. Не знаю, не знаю, что говорить. Как говорить. Как говорят. Что нужно…

Неловкость, смущение, ступор…

– Я пришел почитать тебе … , - спешно развернул книгу на средине и уставился в текст. Сомнения. Рассуждения. Может, хватит, Матуа? Уходи! Голос несмело дрогнул. – «Сказку о забытом царстве».

Молчит…

Но надрывистый кашель тут же выдал бесплодность его стараний казаться спящим.

Несмело присел на край кровати…

Запрещал себе смотреть ему в лицо...

Запрещал, но поддавался… невольной тяге.

Любопытству?

Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…

Вздор…

Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы, мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…

Обильный пот на лбу.

Черные, огромные, как у старого деда, мешки под глазами…

От того, что на голове у него не было волос, он казался еще младше… Лет семи.

На его лице смерть уже давно вырисовала свой, личный портрет. Портрет, совершенно отличный живым, людским лицам. Лик полупокойника,… будущего мертвеца…

Невольно поежился... Оторвался, оторвался взглядом от мальчика. И снова гневный приказ, не поднимать на него глаз.

Тяжелый, глубокий вдох – и, заикаясь, робея, разрываясь от чувства вины, стыда перед этим малым… я задыхался… Вины, за то. Что я здоров, а ему плохо.. Что он по-прежнему во лапах Смерти. Но парень слишком мал, чтобы его обратить в вампира. Вряд ли переживет. Да и стоит ли близкий покой менять на вечную неприкаянность?

Сказка, сказка… неужели, это - единственное, что я могу сделать для этого ребенка?

– ВРУТ! – вдруг мальчик истерически вскрикнул и тут же зашелся кашлем, сильным, напористым, надрывным, окончательно перебив мое чтение.

Застыл. Я застыл, как остолоп.

Отчего, отчего коробит тебя, Луи? Это же только человек.

– Врут? – едва слышно переспросил я.

– Чудес не бывает, - тихо, но тем не мене уверенно, почти на грани злости, прорычал малыш.

– Не бывает?

– НЕТ! Я знаю. Ни волшебных фей, ни добрых магов, никого и ничего… Все ваши книги врут! – и снова дикий кашель прервал его гневную тираду. Тяжелый, со свистом вдох. Ужасные, пугающие мучения. Кратковременные судороги и клокотания в груди. И вновь глубокий вдох. Стих. Замер… – И Бога нет, - тихим, спокойным голосом, полным верования и понимания смысла своих слов, изрек мальчик.