Испытание
Шрифт:
Удивленно уставился на меня.
Замер на мгновение.
Промолчал.
Грубо схватил... Грубо или испугано?
… схватил за руку. И снова точное попадание…
Прощальный взмах ресниц…
***
(Луи)
Лениво моргнула, устало вздохнула – и тут же уснула…
Что это было перед этим?
Что?
Глава Двадцать Четвертая
***
(Мария)
Сладкий, нежный сон.
С улыбкой на
Сегодня мне ничего не снилось. Полное забвение. Но все же сладкая эта, пустота.
Невольно уткнулась взглядом… в две маленьких точечки, прыщика… укуса на запястье.
Непроизвольно рассмеялась. Искренний, безумный, счастливый смех.
И главное, теперь я знаю, что это был не сон.
Луи был со мной, вчера. Рядом. Был…
Об этом мне и напоминают эти две отметины.
…я больше не чувствую себя одинокой.
Нет.
Словно мой Матуа до сих пор со мной. Здесь, рядом…
Во мне…
…есть частичка его.
Его… кровь.
Невольно залилась румянцем, вспоминая свое вчерашнее безумие, пьяную эйфорию. Удивление, испуг моего Луи за меня…
Поплыла, поплыла рассудком. Сумасшедшая…
Три дня. Две ночи. Я дождусь тебя! Дождусь, моя слабость! Моя боль! Моя радость!
Дождусь, и снова буду упиваться твоим дурманом.
Сходить с ума, тая в сладких, нежных объятиях.
Твоя…
Я – твоя…
Навеки твоя. И делай со мной – все что угодно. Вылечи или убей – мне уже все равно…
***
– Мария, мы усмехаемся, или это мне только кажется?
– Усмехаемся, - пристыжено хихикнула я, так и не справившись с улыбкой.
– А, ну, ну, поподробнее, солнышко!
– Да ничего особенного. Просто отличное настроение.
– Сон хороший приснился? – многозначительно причмокнула.
– Что-то типа того…
– Ох, темнишь, подруга.
Покраснела… Пристыжено закусила нижнюю губу. Не признаюсь!
– А ты все так и хочешь знать.
– Конечно!
– Не дождешься... – рассмеялась от души.
– Это ты не мечтай, что отстану…
***
– О, Мария! Ты сегодня такая красивая!
– Да ладно вам, доктор Финк.
– Как солнышко, яркая, радостная. Вся, прям, сияешь! Хорошо спалось?
– Отлично!
– Вот и ладненько. Что там у нас с ножками?
– А что им… Кушать не просят.
– Ну, ну, - обижено улыбнулся мужчина, тут же обхватив своими руками меня за стопу и под колено. Плавные, несмелые попытки подвигать.
– Есть ощущения?
– Нет, - печально, больно признавать правду, гадкую правду, но не сдавалась. Со всех сил пыталась удержать свою радость, улыбку, настроение…
– Так, а вторая?
– То же самое…
– Ясно, - невесело прошептал доктор и отвернулся.
– Лезть на перекладины?
– Да, готовься, - пробормотал Финк, так и не обернувшись. Неспешно снимал с рук перчатки.
Не знаю, вернее, не поняла, что сделала не так.
По привычке, как и раньше, я удерживалась обеими руками за железные брусья, упираясь на локти, дабы успешно протиснуться вперед и выпрямить ноги.
Как вдруг что-то случилось. Сорвалась, соскользнула. Завались, как куль гороховый.
Не сдержалась, не сдержалась от дикого визга.
– Что? МАРИЯ! – вмиг подскочил доктор. – Ну, что же ты так…
– Не знаю.
– Просил, же ждать меня, пока помогу.
– Самой захотелось. Ведь раньше получалось.
– Раньше, раньше…
Нервно потирала щиколотку.
– Где болит? Где забилась? Лед принести?
– Да локти, вроде целы. Я ногу, наверно, сломала.
– Что?
– Болит сильно. Ай, - невольно вскрикнула, немного рукой сдвинув свою «проблему».
Финк тут же принялся ощупывать «больную».
– Рентгеновский снимок сделаем, но, скорее всего, обычное растяжение.
– Холера…
– Мария, неужели ты так и не поняла, что произошло?
– Что?
– Нога. Ты ЧУВСТВУЕШЬ свою ногу!
***
– И что теперь? Что? Лили! Не молчи!
– Не знаю. К пятнице придут новые результаты анализов.
– Я боюсь…
– Чего?
– Не знаю. Мне страшно. Нет, я хочу! ХОЧУ! БЕЗУМНО ХОЧУ ходить! Но... боюсь.
– Думаю, ты просто еще не пришла в себя. Не свыклась с мыслью. Все образуется…
***
Единственный, единственный, кто меня может хоть как-то успокоить, понять, как бы нелепо или грубо, с моей стороны, не звучало – был Мигель.
– Привет.
– Привет.
– Как ты?
Как всегда не ответил.
– Есть сдвиги?
– Не особо. А ты как?
– Сегодня чуть ногу не сломала, - пыталась шутить.
– Как так? Я думал…
– Я тоже думала, что ломанное не ломается. Хотя, что костям? Им лишь бы ныть, трещать, крошиться да ломаться.
– Так ты в порядке?
Нормально ли хвастаться убитому горем человеку своим счастьем?
Я всегда считала это худшим из уродств. Черствость.
– Да, - тяжело вздохнула, выпуская боль и неловкость. Избегая подробностей…
Мигель, Мигель, как я сильно хочу, чтобы ты поправился! - Знаешь, - отдернула сама себя от гнетущих мыслей. – Давай я тебе что-нибудь почитаю.
– Только не сказки.
– Нет? А что тогда?
– Мне мама читала роман «Мастер и Маргарита». Читала, когда-то… - на мгновение замолчал, укрощая острую душевную боль, - Продолжишь?