Испытание
Шрифт:
Когда все свечи оказались зажжёнными, мужчина обернулся ко мне. Я старалась рассмотреть его детально, чтобы потом предоставить стражам полным портрет. Высокая, худощавая фигура. Узкий подбородок, плотно сжатые тонкие губы, нос без горбинок, острые скулы, немного суженный миндалевидный разрез глаз, прямые брови – все это я смогла рассмотреть и запомнить в считанные мгновения. Вихрь белых, почти снежного цвета, волос заканчивал образ похитителя. Хотя его скорее можно было принять за прожжённого повесу, чем за преступника. Но на занятиях нас, зельеваров,
– Рад, что ты благоразумна, – тихим низким голосом произнёс он.
Такой тон развеял всю мою собранность.
Знания, полученные в академии, словно испарились. Я не помнила, как надо отвечать, и не знала, что ответить. Просто сидела и смотрела на него исподлобья.
– Ты хочешь выйти отсюда, Хиония? – спросил, делая шаг ко мне.
Постаралась не показывать своего удивления. Конечно, он знал имя той, кого похитил. А значит, и имел определённые планы на меня. Скажет ли сразу? Или будет ещё мучить заточением.
– Хочешь, – ответил сам.
Я не двигалась, выжидала подходящий момент. Ведь был только один шанс сделать всё верно.
Мужчина подошёл ко мне вплотную. Ему хочется чувствовать своё преимущество? Пусть. Задрала голову и смотрела на него снизу вверх. По правилам ли это, я уже не придавала значения.
Он положил свою тонкую ладонь на мою щёку. Большим пальцем провёл по губам. Невольно вздрогнула. Такого я не ожидала.
– Ты очень красивая, Хиония, – так же, не повышая голоса, проговорил он.
А я оцепенела. Понимала, к чему все вело. И моё образование тут было совсем ни при чём. Или, наоборот?
Он убрал руку и отступил на шаг. Я продолжала смотреть на него, боясь даже взглядом выдать то, что не совсем беззащитна.
Браслет, который находился на моем запястье, имел свой секрет. Как же вовремя Демис, мой сокурсник, подарил его. Я не хотела принимать, потому что Грегори, мой жених, мог неправильно понять этот поступок.
Но Демис убедил, что никто не обратит внимания на такую безделушку. А лучше, вообще, никому о ней не распространяться. Знал ли он о грозящей мне беде или просто решил уберечь от случая? Это уже не имело значения.
Воспоминания о друге и женихе отозвались во мне горечью и подступившими слезами, хотя я думала, что их уже не осталось.
– О, не стоит слёз, – притворно-заботливым голосом произнёс похититель, по-своему истолковав моё состояние.
– Чего вы хотите? – дрожащим хриплым голосом спросила его.
Мужчина сложил руки на груди и, наклонив голову набок, разглядывал меня. Мне очень хотелось посмотреть на своё правое запястье, проверить, на месте ли браслет, но я не позволяла себе этого. Один неловкий взгляд – и уже ничто не спасёт.
– Сотрудничества, – наконец, ответил он. – Взаимовыгодного и, надеюсь, взаимоприятного.
– Я не понимаю вас.
– Ох, уж эти игры в невинность, – он покачал головой. – Все просто: ты становишься моей и исполняешь все мои прихоти, а когда я останусь доволен – ты свободна.
В неверии мотнула головой, отчего боль с новой силой сдавила её. В глазах потемнело.
– Не стоит изображать обморок, – донёсся раздражённый голос. – Подумай, а я вернусь позже.
С этими словами он вышел, не забыв запереть за собой дверь.
Некоторое время сидела и наблюдала за колыханием огоньков на зажжённых свечах. Потом улеглась на лавку, обхватив голову.
Неужели придётся нарушить правила, по которым я жила все эти годы? Ведь обещала же, что никогда, даже в предсмертном состоянии, не опущусь до такого. И всегда была уверена в непоколебимости этого слова.
Непрошеные воспоминания тут же лавиной накатили на меня.
Я выросла в деревне, постепенно разросшуюся в маленький посёлок, но сохранявшую старые устои. В Криево, названного в честь речки, на которой он стоял, время текло со своей скоростью. Этому способствовали и большое расстояние от крупных населённых пунктов, и плохие дороги в округе, но более всего изоляция исходила от старшего поколения, которому совсем не нравилось то, как менялся мир. Но обо всем я узнала значительно позже, когда покинула родные края.
А тогда жила в самой обычной семье и не подозревала, да что там, даже не задумывалась, настолько современно общество в посёлке или отстало. У родителей я была шестым ребёнком. С пятым, моей сестрой, разница в возрасте составляла всего одиннадцать месяцев. Естественно, столь скорые роды подкосили здоровье матери. И потому я считалась нежеланной и не оправдывающей своё существование. Слишком хрупка и болезненна. Бесполезна в доме и хозяйстве. Ненужная никому. Разве только для того, чтобы сделать меня крайней в любой неудаче, даже если я и рядом не стояла.
Постепенно привыкла везде оставаться виноватой. Нет, не считала себя таковой, просто смирилась с обвинениями, руганью и наказаниями. Бессмысленно спорить, когда никто никогда не заступался за меня. Разве что, это сильнее злило родителей, и я уже не отделывалась бранью, а получала удары кнутом.
В мою пятнадцатую зиму по посёлку прошлась хворь. Она не щадила никого. Но даже тогда старейшины не обращались за помощью к магам, оправдывая своё решение от обычного предубеждения к ним до заметённых дорог.
В каждом доме готовились отвары, составленные из всего, что было под рукой. Местной знахарке после первых смертей не верил никто.
Меня не подпускали к этому делу. Казалось, что и вообще перестали замечать. Даже удивительно, как только и в появлении хвори не выставили виноватой.
Самый старший брат вместе с семьёй жил недалеко от нас. У него было трое детей. Младший, совсем кроха, только недавно родился, в столь неудачную зиму.
Однажды матушка, наготовив отвара, отправила нас с сестрой разнести его братьям. Меня к самому старшему. Время было уже вечернее, мела вьюга, а ветер сбивал с ног.