Испытания жизни

Уваров Валерий М.

В комнату осторожно и вкрадчиво вошел Хватов. Он прекрасно понимал, что в данном деле он играет первую скрипку. Именно он выявил тайного, замаскированного изменника, попавшего неслучайно в государственные органы. Полковник с отвращением, и с большей долей замаскированного страха относился к нему после всех им выявленных «врагов народа». Он нисколько не сомневался, что Хватов и его самого непременно заложит при каждом промахе и ошибке и, поэтому, он сейчас внимательно и выжидательно смотрел на капитана, настороженно ожидая любого подвоха с его стороны. Не торопясь, но в тоже время кратко и четко Хватов доложил, что вчера было совершенно нападение на сотрудника милиции с целью завладения оружием. Но благодаря смелости и отваге лейтенанта Пилипенко, который по счастливой случайности оказался неподалеку от места происшествия, нападавший так и не сумел завладеть оружием. Бандиту удалось скрыться под покровом темноты.

– Личность нападавшего установили, капитан?

– Так точно, товарищ полковник! Это наш старый знакомый: служитель культа – Хребтов. Именно он и напал на нашего сержанта. На месте преступления обнаружен нож с его отпечатками.

– Хорошо. Иди капитан и начинай работать по новому делу. Опять у нас знакомый поп объявился. Видимо, матерым врагом оказался, хотя и прикидывался перед всеми нами невинной овечкой.

Отпустив Хватова, который, как и ожидал полковник, преподнес ему очередной сюрприз, он почувствовал всем «организмом» как он, иногда, называл свою голову, что дело с Ульяновым оборачивается для него значительно хуже, чем он предполагал вначале. «Одно дело антиправительственная пропаганда, но, когда к ней примешивается и вооруженное нападение на сотрудников милиции, выходит другая статья. Без всякого сомнения, Ульянову будет вынесена высшая мера наказания. Но когда следователь в военном трибунале начнет давать ненужные показания на меня, бывшего

его начальника, тогда вместе с Ульяновым «загремлю» и я. И вместо долгожданной столицы при складывающихся обстоятельствах лучшим для меня местом станут лесозаготовки в Красноярском крае». Соколов больше не мог спокойно усидеть на месте. Услужливое воображение рисовало ужасные последствия для него и его семьи. Достав из ящика стола бутылку коньяка, всегда находящегося у него под рукою, он, налив полный стакан благородного напитка, залпом проглотил его. Он любил поучать компаньонов, с которыми проводил свободное время, что пить выдержанный напиток надо не торопясь, пытаясь прочувствовать все неповторимые ароматы и испытать полностью вкусовую гамму, являющейся у каждого коньячного спирта уникальной и неповторимой. Сегодня Соколову было не до «дамских тонкостей», мешающих сейчас расслабиться и на время просто-напросто успокоиться. Полковник закурил крепкую папиросу, использовав для розжига чуть ли не треть коробка спичек, ломавшихся у него в дрожащих от волнения длинных, сильных пальцах. Он, сделав несколько глубоких, «до самых печенок», затяжек и почувствовал, что сильное нервное возбуждение, охватившее его, стало утихать. Не торопясь, он налил и второй стакан. И, внимательно стал рассматривать на свет игру красок благородного напитка, в потоке солнечных лучей, проникающего через прозрачное оконное стекло и растекающегося широкой светлой полосой по кабинету. Подобное действо успокаивало больше чем курение и, отпив несколько небольших глотков, он спокойно отстранил недопитый стакан, чувствуя себя успокоенным. У Соколова созревал и формировался безупречный план последующих действий, который следовало тщательно и неукоснительно выполнить и тогда все будет в порядке. «Опять понадобится противный Хватов, явно ненавидящий своего товарища Ульянова и готовый при любом подвернувшемся случае уничтожить его. Но Хватов может проделать подобное и в отношении меня. Этакая скотина у нас завелась. И как земля может носить подобных изменников и предателей, которые любого ближнего готовы продать за карьеру и приличные деньги. Правда, если честно взглянуть на себя, то и я нисколько не лучше пройдохи Хватова. Я тоже, ради дальнейшей карьеры, отдаю Ульянова, вина которого не доказана, под трибунал; а мог и не делать? Ладно, хватит мне думать, переживать и вибрировать, словно я институтка из Смольного. Начатое дело надо довести до конца. Решение я принял. Хватову я пообещаю свое место, и когда переведусь в столицу, посмотрю, что можно с ним будет сделать. Там он меня никак недостанет. А я его всегда могу держать на крючке. Ульянов оказался лишним в сложной игре и не вовремя появился у меня на дороге». Город не располагал собственной тюрьмой. При районном отделе милиции на первом этаже располагались камеры для содержания подследственных и всех остальных, по которым было закончено следствие, и они готовы были предстать перед судом, с последующим определением сидельцев в различные тюрьмы страны. В отношении бывшего следователя Ульянова начальство окончательно, не определилось, в каком из военных трибуналов будет рассматриваться его дело. Все сотрудники отдела знали, что он будет отдан под трибунал, в том числе и Александр. Дело оставалось за небольшим: надо было ждать, когда его повезут для расследования, а скорее всего, на расправу. В том, что влиятельные люди решительно были настроены для расправы с ним, Александр нисколько не сомневался. Меряя шагами одиночную камеру, освещенной тусклой, испускающей слабый свет лампой, подвешенной высоко под серым грязного цвета бетонным потолком, он пропускал через сознание все сцены прошлой жизни и работы, произошедшие с ним в течение последнего месяца. Иногда, сквозь маленькое зарешеченное ржавой сеткой пыльное немытое оконце, с улицы доносились приглушенные слова команд и шум автомобильных моторов, доказывающие, что разносторонняя жизнь районного отдела милиции продолжается, как ни в чем не бывало, без него, без Сашки Ульянова. Александр не отчаивался. Внутренней, врожденной интуицией он знал и чувствовал, что непременно выберется из затруднительного положения. Но какой ценой произойдет освобождение: он пока не мог представить. Ульянов только чувствовал, и надежда на спасение не покидала его. Шаг за шагом, мысленно перебирая все происходящее с ним, он нащупал начало странного и запутанного дела о его якобы предательстве и пособничеству врагам народа. История закрутилась с неожиданной пропажи дела священника Фотия, отпущенного на волю. И как говорится – «все пошло и поехало». Кому-то понадобилось подставлять его, рыться в документах и затем, подкинуть крупную сумму денег. И дальше: превратить невинного священника в злостного бандита, нападающего на сотрудника органов. Перебрав и проанализировав в уме все известные факты, Ульянов, наконец, полностью сложил запутанную мозаику. Однозначно получалось, что все каверзы подстроили ему ближайшие друзья и коллеги: Хватов и Соколов, используя сфабрикованное дело для продвижения по карьерной лестнице. Александр и раньше предполагал, что друг детства Хватов может в один прекрасный день решиться на предательство, для получения выгоды, но все же в глубине своей наивной души, он полагал, что настоящий товарищ не может пойти на подлость. Настоящий друг никогда не решится на предательство. Выходил твердый, однозначный вывод, – именно Хватов и совершил мерзкое предательство. Ульянову стало стыдно за ложного друга, и у него на душе появилось странное, почему-то жалостливое ощущение, словно именно он совершил постыдный отвратительный поступок и в случившемся есть его доля вины. Никак он не ожидал низкой подлости от бывшего друга Хватова и от своего начальника, к которому всегда относился с должным уважением. После скудного и непритязательного ужина, состоящего из малой порции плохо проваренной овсяной каши и кружки кипятка, куда вместо чая была положена сухая морковная стружка, лампочка под потолком съежилась и как бы уменьшилась в своих размерах и, наконец, погасла.

«Все. Никак отбой, – решил Александр. День прошел. Ничем не занимался, а устал так, словно мешки с углем разгружал». Невыносимо тяжело ожидание и ощущение тревожной неопределенности, когда человек начинает мысленно перебирать всевозможное варианты создавшегося положения, в котором он оказался в трудный момент, ища благоприятный выход и никак его не находит. Неопределенность так тягостна и тяжела, что пленники и заложники неблагоприятной ситуации чувствуют себя опустошенными и физически и морально, забываясь на время короткими снами, которые они никак не мог вспомнить утром. «Зачем мне вспоминать прошлое. Прошедшее – туманные отблески из случившихся со мною событий. Мне следует ждать любого удобного случая для освобождения. Только бы не пропустить подходящего момента». В глухую темную ночь не спалось и Марии Истоминской. Казалось, что с ее бывшим женихом все предельно ясно: она мысленно порвала с ним отношения и решительно приказала себе забыть прежние встречи. Особенное негодование у нее вызвало последнее свидание с Александром. Маша дала прочный зарок, что больше с ним она не будет встречаться и разговаривать с ним. Но, получилась странная картина: все прошлые свидания с Александром, отдельно и по очереди, стали внезапно всплывать в памяти, и как бы она не старалась отогнать не нужные сцены, ничего не помогало заснуть. Чтобы обрести равновесие она начала мысленно представлять любимые образы и картины. Годами выверенная практика обычно ее успокаивала и давала легкий освежающий сон. Она так и не сумела заснуть в эту ночь. «Мне все равно сегодня не заснуть. Слишком я растревожила голову не нужными для меня воспоминаниями. Надо помолиться и тогда мне станет спокойнее». Она мысленно и вслух стала перебирать про себя знакомые молитвы, услышанные в детстве от няни, которая истинно верила в их чудодейственную силу. Но и молитва не помогла Марии. «У меня слишком мало веры и, поэтому, мои слова попросту не доходят до Господа. Я и молюсь редко, иногда, когда мне что-нибудь надо. По делу, следует помолиться от всей души, без всякой просьбы к Господу, чтобы он меня услышал. Я молилась неправильно, ожидая выгоды. Следовательно, не стоит ждать чуда? И, правильно Господь мне делает знаки, что я его недостойна и веду себя как чистая язычница, предлагающая Богам свою жертву в обмен на чудодейственную помощь». От бесчисленных мысленных представлений Мария полностью разволновалась и не могла больше находиться в постели, измятой и скомканной. Вечером она ложилась спать на аккуратно разложенных белоснежных простынях и мягко взбитых пуховых подушках. В длинной ночной сорочке, мечущаяся по спальне и что-то шепчущаяся вслух (она повторяла отрывки прежних мысленных представлений) девушка напоминала некое привидение, которое суеверный человек, случайно заглянувший в окно ее спальни, принял бы за реальность. Сделав множество подобных проходов по спальне, и попив прохладной воды, которую она налила в синенькую чашечку, стоящую у нее на тумбочке, Мария снова присела на край кровати. Она стала внимательно прислушиваться к непонятным внутренним ощущениям, которые стали успокаиваться и укладываться в предназначенные им места. Сердечные сокращения стали более редкими и ритмичными. В затуманенной голове снялось напряжение, и исчез тугой «обруч», как бы стягивающий и охватывающий кругом ее прекрасные каштановые волосы. Правда, волосы перед утром, напоминали разрозненные пряди, свисающие по обеим сторонам головы. Окончательное успокоение Маше добавила выкуренная сигарета, которую, чтобы не разбудить людей, спящих в соседних комнатах, она с наслаждением, выкурила в полуоткрытое окно, выходящее в черноватый от предутренней темноты дворик, окруженный нечеткими силуэтами голых деревьев. К подобному способу успокоения Мария прибегала редко и при сильном волнении. Табачный дым, временно успокаивал возбужденную при волнении нервную систему. Она прекрасно знала, что успокаивающий эффект кратковременен и непрочен. Данную привычку Маша переняла от отца, который постоянно курил и оставлял папиросы везде, где он бывал. Однажды, учась в учительском институте и волнуясь перед началом экзамена по истории Древнего Рима, которого она попросту страшилась, девушка, по примеру сокурсниц, тоже грешивших табачком, выкурила папироску. Через пару затяжек в голове все «поплыло», но и волнение, державшее ее в напряжении, исчезло. Экзамен был сдан успешно. Маша прекрасно понимала, что молодой, интеллигентной учительнице совсем не пристало заниматься подобным делом, но и, окончательно порвать с курением она не могла. Подруга по работе Зина, с которой она близко сошлась во взглядах на жизнь в последние месяцы, и которая успела побывать замужем, была в курсе всех сердечных страданий Маши. Молодые женщины, выбрав свободное от работы время, сейчас обменивались взглядами и мнениями по поводу «коварных, ненастоящих» мужиков, сопровождая свои умозаключения и выводы дегустацией свежего хорошего чая, искусно заваренного няней Авдотьей Николаевной.

– Ты так сильно не переживай, Машенька! – начала разговор Зина, молоденькая и хорошенькая женщина лет тридцати и преподававшая детям географию. – Я со своим рассталась год назад и теперь нисколько не жалею. А вначале что было: ты даже не поверишь? До чего все было плохо. Не могла совсем спать и работать. Рыдала все ночи напролет. А, потом, как-то сразу меня отвернуло от этих страданий, словно ничего со мной и не было, словно я одна и жила все время. И, теперь, слава тебе Господи, (и Зинаида попыталась перекреститься, но у нее ничего не вышло) все горести мои прошли, будто выпавший накануне молодой снежок, растаявший под первыми лучами солнца. И, сейчас я живу для своего удовольствие, как барыня. Делаю все, что мне захочется, и никто мною не командует. Поэтому, и решила я с ним расстаться. Больно он сильно раскомандовался, особенно, в последнее время нашей совместной жизни.

Зинка довольная произнесенной речью, которая ей самой понравилась, словно она слушала ее со стороны от опытной в этих делах женщины, глубоко вздохнула. Открытая, полная грудь, соблазнительно просвечивающаяся через прозрачную, голубую блузку, стала как будто полнее и, сделав несколько торопливых, мелких глотков из своей чашки учительница обратилась к собеседнице:

– Так, что Мария, не горюй. У тебя, впрочем, это касается и меня, все впереди. Если твой Александр гуляет и с другими бабенками, значит он «пирожок еще тот». И, отсюда, лучшее для тебя будет совсем оставить его и обратить женское внимание на более достойных для нас мужиков. Как мне кажется, и я твердо уверена, что за тобой пытался ухаживать и Эдик Хватов. Но ты предпочла ему своего Александра, оказавшегося ненадежным другом.

Монолог, показавшийся Марии нескончаемым, она выслушала с подчеркнуто глубоким интересом. Многие мысли, высказанные многоопытной подругой, совпадали с ее собственными, которые она давно и тщательно пыталась обдумать в свете последних происшедших с ней и с Александром событий. В речи подруги имелись слова не созвучные чистой и светлой душе Марии. Она считала неудачными высказывания Зины о мужчинах, которых ее подруга сравнивала с неуправляемыми животными. Настоящим женщинам предстоит якобы выбирать наиболее достойного и практичного из буйного стада, чтобы он мог вписаться в рамки и обычаи восхитительного женского общества.

– Нет! Не все мужчины плохие и обманщики. Есть среди них и достойные и порядочные, на которых мы женщины можем равняться и брать с них пример, – заметила Мария с покрасневшим от волнения лицом. – И если мы допустили, и будем допускать определенные ошибки в общении с ними, то все же, большей частью, виноваты мы, женщины, так как не слишком тщательно разобрались в мужских натурах и, дали повод неподобающим образом обращаться с нами. Когда мы, женщины, более тщательно изучили бы характер и нравы наших избранников, я думаю, что и ошибок, которые мы с тобою совершили Зина, у нас не было. Значит, мы все делали второпях и небрежно, чтобы этих, может быть и достойных мужиков, не захватили другие, более привлекательные и умные чем мы, женщины.

– Ты у нас философ, Маша! – воскликнула Зинаида, с удивлением и завистью глядя на Истоминскую. – Никогда не подумала, что ты у нас способна к столь мудрым, аналитическим выводам и обобщениям. Издали видно, что и порода у тебя дворянская, высокородная. А у меня мысли простые как у обычной бабы: и весь миропорядок и взгляды на мужчин и женщин у меня без всяких замудренных штучек. Но, я так устроена и здесь, как мне кажется, ничего нельзя изменить и, тем более, что-либо поправить. Славно подруга: мы с тобою сегодня поговорили и облегчили неприкаянные души. Естественно, что каждая из нас думала по-своему. Я подвожу итог нашего разговора: как поступить тебе дальше с Сашкой – решай сама. Ты, как оказалось, не глупая девочка, и мне неудобно давать тебе советы. На твоем месте я решительно порвала бы с ним. Ну и хорошо. А, теперь, наступила пора угоститься ликерчиком твоего папы. Больно он хорош и приятен у Истоминских. В нашей округе ходят слухи о его превосходных качествах. Дорогая Машенька ты хорошо знаешь: что за полученные советы всегда надо чем-то расплачиваться, иначе, в следующий раз можно их не услышать.

Наблюдая, как Зина лихо расправляется со «знаменитым ликерчиком», и как на глазах объемистый, хрустальный графинчик стремительно пустеет, Авдотья Николаевна, сервировавшая чайную церемонию, тихонько вздыхала и, отойдя в сторонку подальше от посторонних глаз, покачивала начинающейся седеть головой.

– Ох, и здорова же подруженька нашей Машеньки, пить хорошее винцо, вместо чая. Одно дело, когда к нашему чайку, (а, он у нас замечательный) добавить глоточек-другой ликерчика для смягчения «крепости» и совсем другое: когда его употребляют бокальчиками. И что наша умница Маша нашла хорошего в такой приятельнице? Я понимаю, что и одной ей быть вовсе не хорошо, но все же подружек, как мне думается, надо выбирать с разбором, равных себе, а не таких разбитных и шалопутных как Зинка. Будет у меня времени больше, и я обязательно поделюсь выводами с Машенькой. Пускай она на меня обижается, но я должна ей рассказать.

Няня перекрестилась в сторону бывшего старого храма, невидимого из-за дерева и прочитала про себя короткую молитву о спасении и сохранении здоровья ее любимой Машеньки.

Последующую ночь Мария провела спокойно, без напряженных ночных сновидений и, главное, без внезапных пробуждений, возникающих у неё в последнее время. Наступившее успокоение было связано с тем, что она приняла окончательное решение: основательно поговорить об их отношениях с Александром. На следующий день «в полной боевой готовности» она выехала в город Колково, и раннее утро встретило Машу на знакомом ей вокзале. Как и в первый раз, в нем было малолюдно и по-казенному неуютно. Расположенный сзади вокзала скверик, с десятком-другим голых и сырых после вчерашнего дождя невысоких деревьев был скучен и непригляден. На бурой, подмерзшей низкорослой травке лежали кучки опавших, почерневших листьев, несомненно, оставленных до будущей весны и которых вовремя не сумели убрать привокзальные дворики, из-за своей нерасторопности, или они решили прекратить бесполезную борьбу с осенним листопадом. В начале дня «работнички» только-только собирались на места предстоящей работы, лениво и нехотя доставая из подсобных закутков разнообразные ведра и лохматые метлы, для очистки привокзальной территории. Было сыро, холодно и так неприветливо стоять на сером перроне с фигурами редких одиночных пассажиров, что, Маша невольно зябко передернула похолодевшими плечами от имеющегося неудобства и поспешила в привокзальный буфет. Девушке предложили теплую коричневую жидкость, неопределенного вкуса, но которая была обозначена как «горячий чай с лимоном». «Хорош чаек. Ничего не скажешь»? Маша удивилась тому, что после второго стакана удивительнейшего напитка, она почувствовала, что внутренняя теплота стала понемногу распространяться по ее дотоле, напряженному, озябшему телу. Толстая буфетчица с кружевной вульгарной наколкой, чудом державшейся на ее рыжеватых кудряшках, с нескрываемым любопытством взирала на изящно одетую молодую женщину, которая с таким нетерпением, как ей показалось, употребляет так называемый чай. Секрет приготовления напитка был известен одной продавщице и. поэтому, она ни в коем случае не стала бы пить его. «Что же заставило красавицу делать у нас на вокзале в столь ранний час? Что за нужда заставило девицу покинуть теплую постель? Не иначе, как она спешит на свидание к очередному любовнику и, поэтому, она вся так и дрожит от нетерпения, от предвкушения встречи с ним». Мысли буфетчицы так стремительно улетели далеко вперед по этому направлению, что она, громко вздохнув, задела толстым локтем лоток со вчерашними сухими бутербродами, которые слегка успев закаменеть от времени, с треском и с глухим звоном разлетелись в разные стороны по кафельному полу буфетной. Маша на нанятом извозчике подъехала к районному отделу милиции, но, когда она попросила дежурного сообщить о местонахождении следователя Ульянова, последний косо посмотрев на нее, неохотно ответил: