Испытания
Шрифт:
Игорь Владимирович поставил стакан на столик, вздохнул.
— Брось, Карен, не хитри. Почему именно я? Почему не тот же Левезов? На мне же институт. — Игорю Владимировичу действительно не хотелось входить в эту долгую, ответственную и, пожалуй, неинтересную работу.
— Ну, дорогой, а кто лучше тебя разбирается в малых автомобилях, кто лучше знает историю этого дела? Ты, наверное, и сейчас помнишь всю последовательность развития моделей «Фиата». — Аванесов встал, пересел поближе.
— A-а, чепуха! — рассердился Игорь Владимирович. — Чего ты виляешь? Говори, кто меня сосватал.
— Министр
— Интересно, какие это другие параметры?
— Ну, Игорь, ведь с иностранцами предстоит иметь дело. Тут нужен человек обходительный и настойчивый.
— Знаешь, мне как раз и надоело быть обходительным. Я из-за этого полжизни проворонил. Можете не надеяться. Вот устрою на днях разгой в институте, тогда узнаешь, какой я обходительный. Серьезно, Карен, устал я от дипломатии, — с нажимом сказал Игорь Владимирович, заметив лукаво-недоверчивый взгляд Аванесова. — А еще понял, что вредно это, объективно вредно для дела. Погоди, скоро знать не будете, куда от наветов на меня деваться, секретаря специального наймете, чтобы анонимки читал.
— Не беспокойся, дорогой, этого и так хватает, — улыбнулся Аванесов. — Просто тебя не беспокоили, доверяли.
— Ну а теперь будет побольше, — тихим голосом сказал Игорь Владимирович; где-то в глубине души он все-таки надеялся, что уж на него-то не пишут жалоб и кляуз, признание Аванесова огорчило его.
— Ну, тогда и будем присылать комиссии, разбирать, объявлять тебе выговоры. А пока закругляй дела в институте; три месяца Сергеев вытянет один: начало года, все на мази. Месяц тебе на срочные дела — и где-то двадцать пятого января ты должен уже быть здесь, познакомиться с группой. Дадим тебе исходные, на инструкции тоже бумаги не пожалеем, оформим документы — и счастливого пути. Вот так, дорогой. Приказ по министерству будет завтра. — Аванесов хлопнул Игоря Владимировича по колену. — Не хмурься, Игорь, больше послать некого. Поработать придется хорошо, но представляешь, масштабы-то, миллион единиц в год!
— Понимаешь, Карен, я действительно здорово изменился, и мне совсем не по нутру эта представительская кампания. Автомобильчик хочется довести до конвейера, — серьезно, не принимая веселого тона последних слов Аванесова, ответил Игорь Владимирович.
— Ошибаешься, Игорь, предстоит трудная работа, ответственность тоже большая. Сам убедишься. — Аванесов встал, пошел к письменному столу, достал из ящика фотографию и, смущенно усмехаясь, подошел к Игорю Владимировичу. — Я вот дедом стал — и то ничего, держусь.
На фотографии черненький кудрявый мальчик полутора лет улыбался радостно и беззаботно, как умеют это только маленькие дети. Игорь Владимирович вернул фотографию, сказал:
— Весь в тебя, и хитрецом, наверное, будет таким же, как дед. Да, Карен, вот и внуки пошли… Быстро все идет как-то, я оглянуться не успел, а игра уже сделана.
— Ну, тебе-то прибедняться. Я и то собираюсь поскрипеть десяток-другой, а ты еще дел наворочаешь. — Аванесов взмахнул фотографией. — Рано нам на печку заваливаться.
— То-то и оно, что рано. Я как раз в последнее время думал об этом, так как-то обстоятельства сложились, что поневоле думал. И вот, брось я сейчас всю эту команду свою на произвол судьбы — пусть барахтаются, — так им еще годы придется дозревать, а то и вообще руки опустят, закопаются в семью, в комфорт, начнут заработки пожирнее искать. Сам через это прошел — знаю. — Игорь Владимирович облокотился на колени, подпер лицо ладонями и, глядя на блестящий паркет кабинета, задумчиво добавил: — У меня еще, одним словом, долги не выплачены.
— Тебе-то, Игорь, грех жаловаться. Вон каких ребят воспитал, они еще всех Порше и Джакозов за пояс заткнут; по твоим книгам люди учатся. А что сделал я? Каждому хочется на старости лет показать: вот это я сделал, лично я. А нет ничего такого личного… Но если отбросить это, как бы сказать, мелкое конструкторское самолюбие, то ведь, смотри, мы автомобильная держава уже, и легковые будем делать — еще другие позавидуют. Вот так, дорогой, рано нос вешать, — переходя на свой обычный шутливый тон, громко сказал Аванесов, помолчал и тихо, вкрадчиво закончил: — И вообще, может быть, молодые женщины и сумасшедшие идеи уже не для нас, но мы, дорогой, еще не так стары, чтобы не влюбляться и в то, и в другое. Как, Игорь, а?
Игорь Владимирович поднял голову и улыбнулся старому приятелю…
…Пятьдесят минут, чтобы покрыть расстояние от Москвы до Ленинграда…
(«Просим всех пристегнуть ремни, не курить». На кукольном лице стюардессы уже появились тени ее земных забот и слегка притушили штатную улыбку.)
Пятьдесят минут вынужденной бездеятельности истекали, ничего не изменив ни в жизни Игоря Владимировича, ни в его мыслях. Но жизнь эта продолжалась, требовала поступков, решений, дел.
В аэропорту ждала институтская машина, и он сразу поехал на работу.
Войдя в приемную и поздоровавшись с Ксенией Ивановной, он попросил вызвать Яковлева.
Григорий пришел свежий, в отглаженных брюках и мохнатом рябом черно-сером свитере, который обрисовывал его округлые широкие плечи. Игорь Владимирович даже поморщился от этой франтоватости, сухо поздоровался, предложил сесть и тоном, не терпящим возражений, сказал:
— Проект открыли. Составь список группы, потом утрясешь его с Сергеевым. Подумай, кого привлекать, так, чтобы люди работали с охотой, а потом берись за график проектирования, но не зарывайся. Сроки должны быть реальными, согласованными с лабораториями, но не длинными. Уложишься в год — прекрасно. — Игорь Владимирович строго посмотрел на Григория, увидел волнение на его лице и отвернулся, чтобы скрыть грустную улыбку. Сейчас он завидовал своему ученику.
Когда Григорий вышел, Игорь Владимирович подошел к стеклянной стене, постоял, глядя на заснеженный институтский двор и думая о том, что все повторяется: вот и о Григории написали в газете, дают ему средства, возможность работать… «Доведет ли он это до конца? Доведет, — решил Игорь Владимирович. — Сейчас не сорок первый, да и я не отступлюсь…» Потом он спохватился, что на сегодня у него есть еще одно дело, пожалуй, не менее важное. Он поправил волосы ладонью и пошел в испытательный отдел.