Истина торжествует
Шрифт:
За тридцать минут до посадки мне уже не терпелось выбраться из этой консервной банки, шнырявшей по голубому небу. Я не могла видеть солнце, только отражение света через не задернутые шторы иллюминатора. Мое дыхание стало учащаться, а пульс подскочил и ускорился. Не знаю, что контролировало мое тело и разум. Дрю, чувствуя мой дискомфорт, пытался втянуть меня в разговор, но даже это не помогло мне отвлечься.
Внезапно Оливия выпрямилась. Она обхватила руками живот, и ее лицо исказилось от боли. Она закричала, наклоняясь вперед и прочно упираясь ногами в пол. Меня всю затрясло,
Дрю сорвал с себя ремень безопасности и споткнулся об меня в безумном рывке. Он опустился на колени рядом с пустым местом Оливии. Она плакала, хватая его за руку.
– Что-то не так, – прошептала она трагически. – Происходит что-то ужасно неправильное.
– Поговори со мной! Расскажи мне, что ты чувствуешь.
Я сидела на своем месте, наблюдая за ними расширившимися от ужаса глазами. Дрю был человеком действия, но я знала, что в глубине души он волнуется. Меня не очень удивит, если он увидит призраки Ребекки и Отэм на месте Оливии. Я сжала руки, борясь с тошнотой, которая грозила вот-вот захлестнуть меня.
– Больно! – закричала Оливия.
Дрю оглянулся вокруг, собираясь позвать на помощь, но стюардесса очутилась рядом с ним раньше, чем он произнес хоть слово.
– Все ли в порядке? – спросил сидящий рядом мужчина.
– Нет! – вскрикнула Оливия. – Мой желудок! Больно!
Мужчина, сидевший позади Оливии, наклонился к ней. То, что осталось от его седых волос, было зачесано так, чтобы спрятать лысину по всей темени. Его живот был огромнее, чем у Оливии и мешал ему приблизиться слишком близко.
– На каком она сроке? – спросил он.
– Семнадцать недель, – проворчала Оливия.
Мужчина встал, его живот уперся в спинку сиденья.
– Я– доктор Говард Толберт, семейный врач из Венеции. Вы не будете возражать, если я осмотрю вас?
Оливия кивнула, слезы боли полились по ее щекам. Врач оттолкнул сиденье и бросился вперед. Дрю встал, чтобы освободить место доктору. Мне не было видно, что делал доктор, так как его спина загораживала весь обзор. Он приглушенно говорил с Оливией, поэтому до меня долетало не каждое слово. Расслышала только такие слова, как «стресс, обнаружение и судороги», которые лишь подчеркивали серьезность ситуации. Это были те же слова, которые произнесла когда-то Морган мне и Нэйту, прежде чем у меня случился выкидыш. Дрю скрестил руки на груди, широко раскрыв глаза от беспокойства. Я протянула руку, предлагая ему безмолвное утешение и поддержку.
Наконец доктор поднялся.
– Думаю, она пока в безопасности, пока мы не приземлимся. Я не уверен без полного обследования, но...
– Дамы и господа! Говорит ваш капитан! – Из интеркома раздался хриплый голос с северо-западным акцентом. – Мы заходим на посадку в международном аэропорту Сарасота-Брадентон. В настоящий момент температура воздуха показывает девяносто два градуса по Фаренгейту. Местное время два часа. К воротам выхода из самолета мы прибудем примерно через десять минут.
– Что ж, нам повезло, –
Стюардесса, как бравый солдат, кивнула головой и направилась к капитану, чтобы сообщить о внештатной ситуации на борту самолета. Вместо нее симпатяга-блондинка попросила нас пристегнуть ремни безопасности.
Мелькнул знак «пристегните ремни» и мой желудок снова скрутило в тугой комок. Я скользнула на сиденье возле окна и позволила Дрю сесть рядом. Доктор остался рядом с Оливией, стягивая свой большой живот ремнем безопасности.
Когда самолет начал снижение, меня накрыла тошнота. Земля стремительно приближалась, а облака таяли в вышине, там, где им и положено оставаться. Я сжала кулаки и челюсти в ожидании, когда шасси самолета коснутся земли. Когда самолет коснулся земли, меня накрыла волна облегчения.
Как только погас знак пристегнуть ремни, мы с Дрю бросились собирать вещи, свои и Оливии. Трое нас, плюс хороший доктор были выведены из самолета, как только тот подъехал к посадочным воротам. В течение первых нескольких часов после своего возвращения в Сарасоту я находилась в приемном покое больницы, расхаживая туда-сюда, борясь с переживаниями за Дрю и Оливию.
Обозленная часть меня негодовала по поводу того, что ребенок будет всегда связывать их и в некотором смысле мне всегда придется делиться Дрю с Оливией. Но Дрю любил меня, а я– его. Оливия и Дрю заслуживали любить этого ребенка и, хотя Оливия бы никогда не захотела этого, я бы тоже полюбила ребенка.
Каждые полчаса или около того Дрю обрисовывал мне состояние здоровья Оливии. Оливия пострадала от Брекстона Хикста в самолете (прим. Схватки Брэкстона-Хикса – ложные схватки, которые появляются у некоторых женщин после 20-й недели беременности. Схватки Брэкстона-Хикса следует отличать от предвестниковых схваток, которые появляются за 2-3 недели до родов.). Врачи предположили, что это из-за стресса и перелета.
– Я предложил ей остаться с нами, но она отказалась. Я сильно разозлил ее перед отъездом в Амарилло, – сказал Дрю.
– Как?
Дрю пожал плечами.
– Это длинная история, она не хочет оставаться с нами. Но Оливия хочет, чтобы ты осталась с ней. Сначала я подумал, что она шутит, но она заявила, что, хотя ей все еще больно, по крайней мере, она тебя знает, и будет чувствовать себя комфортно с тобой в ее доме. Я отказал ей, сказав, что найму сиделку.
– Чушь! Я останусь с ней. – судьба предоставляла мне шанс все исправить, и я должна им воспользоваться.
– Нет. Ты поедешь домой со мной.
Я сжала лицо Дрю ладонями и прижалась губами к его губам.
– Я в долгу перед вами обоими, детка. Если она хочет, чтобы я ухаживала за ней, я останусь. Так будет лучше для нее и ребенка.
Дрю раздраженно вздохнул.
– Я знал, что не должен был говорить с тобой о ее просьбе.
– Это не имеет значения. Оливия бы все равно попросила.
Дрю нежно заправил прядь волос мне за ухо.
– Настанет ли время только для нас с тобой?