Истина
Шрифт:
– Прекрати, Эшли, - Иэн сильнее прижал ее к себе, обеими руками.
– Ты не виновата ни в чем.
– Нет, Иэн, нет. Я была его спусковым крючком.
Он отодвинул ее от себя:
– Ты говоришь так словно тебе нужно кого-то винить в происходящем. Если это правда, ты можешь винить его отца, который испортил его жизнь. Такие люди не должны быть на этой земле. У них не должны рождаться дети. Такие люди не способны ни о ком заботиться. Его отец весь свой гнев, всю свою ярость направлял на своего ребенка, и вот к чему это привело. Тома больше нет. И это не твоя вина. Просто мир слишком жесток, по отношению к маленьким детям.
Эшли глубоко вздохнула.
– Ну, что, теперь ты в порядке? Где это письмо, оно у тебя?
Эшли помотала головой.
– Нет, я вернула его Скай, потому что оно не принадлежало мне. Но... ты правда думаешь, что моей вины нет...
– Ты не больше виновата, чем... другие.
– Иэн пригладил влажные волосы на виске девушки.
– Том сейчас в лучшем мире, я так думаю. Там нет никого, кто был бы способен причинить ему боль. Сейчас Том спокоен, ему не нужно думать о том, что нужно защитить кого-то. Он в лучшем мире, Эшли.
Эшли облокотилась об Иэна, и закрыла глаза. Парень погладил девушку по плечу, и вдруг вспомнил кое-о-чем.
– Я очень удивился, когда увидел тебя на пороге.
– Я не знала, к кому еще могу пойти. У меня совсем нет друзей.
– Не говори так.
– Ты прав... у меня есть ты...
– У тебя есть Скай, - напомнил Иэн, вздыхая. Его мысли унеслись куда-то далеко.
Эшли горько усмехнулась:
– Нет. Она, наверное, ненавидит меня. Видел бы ты ее лицо, когда она застала меня, когда я рылась в ее вещах в комнате. Она смотрела на меня так, словно ее это ничуть не удивило, словно в ее восприятии я та, кто все время вторгается в чужое пространство.
– Я же сказал: в последнее время между вами двумя было некоторое недопонимание. Много чего случилось; много такого, что нельзя просто сесть и обсудить. Есть вещи, для которых нужно время.
– Я слишком давила на нее...
– вздохнула девушка.
– Ты беспокоишься о ней.
Эшли резко села, глядя на Иэна, он удивленно вскинул брови. Его челка была встрепана, и Эшли вдруг захотелось ее пригладить.
– Почему ты все время защищаешь меня?
Он усмехнулся, так, что от глаз разбежались лучики-морщинки.
– Потому, что я пообещал тебе что буду тебя защищать. Пусть даже от самой себя.
– Сейчас не удачный момент для шуток, Иэн.
– Эшли нахмурилась. Она убрала волосы за уши, и заметила, что парень пристально следит за ней. Ее пульс участился, но она попросила: - Не смотри на меня так.
– А как я смотрю?
– Так, словно... я другая.
– Ты... особенная. Ты видишь мир по-другому, и ты заставляешь других видеть мир так как ты.
– Иэн зажмурился.
– То есть... я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что возможно ты права, и Скай действительно нужна встряска, чтобы она очнулась. Но нужно делать это постепенно, а не так шокирующе откровенно, как делаешь это ты. Ты заботишься о ней, ты хочешь видеть прежнюю Скай. Но... ты должна оставить эти надежды, Эшли. Она...
– Иэну было трудно говорить об этом но он решил попытаться. Он отстранился от девушки, и облокотился об спинку дивана глядя перед собой.
– Когда твои родители умирают, ты не думаешь о других людях, понимаешь? Ты становишься заключенным в собственном мире, где каждый из внешнего мира, будь то прохожий, или друг, кажется врагом. "Почему они спрашивают, как я?", "Почему они так обаятельно улыбаются?", "Что им всем нужно от меня?". Эти вопросы начинают терзать тебя постоянно, и хочется, чтобы все люди оставили тебя в покое. Есть только ты в этом мире, наедине со своим одиночеством, со своим горем. Есть лишь ты, и больше никого не нужно.
Эшли притихла. Иэн никогда не рассказывал ей о своих биологических родителях, а она никогда не спрашивала, несмотря на то, что было очень интересно. Она лишь знала, что Рейчел, усыновила его в детстве.
– Мой отец умер незадолго до моего рождения, и я никогда не знал его. Но я помню маму. Она любила делать мне блинчики по пятницам. Блинчики с клубничным соусом, - голос парня стал мечтательным, пока Эшли осторожно не спросила:
– Разве... у тебя нет аллергии на клубнику?
Иэн с горечью усмехнулся:
– Это не аллергия, просто я не ем ее с тех пор, как мама умерла. Иногда я думаю, что тогда, я был слишком мал, чтобы осознать, что в действительности произошло. Сейчас я знаю, что я жил в маленьком мирке, где моя мама была еще жива. Я ждал ее каждый день, в приюте, я ждал ее в надежде, что она вернется, и заберет меня. Но мама не приходила. Я видел ее каждый день в своих снах, иногда мне казалось, что я видел ее на улицах... Иногда мне казалось, я вижу, как она подходит к моей кровати, и поет мне свою любимую колыбельную. Но мамы не было. Просто было легче жить, думая, что где-то она есть, пусть не здесь, не со мной...
– Ты думаешь, Скай...
– Я думаю, она умерла, - оборвал Иэн, и Эшли замолчала, приоткрыв рот.
– Я думаю, часть ее умерла, когда она услышала о том, что случилось. Сейчас она не может создать свой мирок, вместе с ними, и не может воображать, что они где-то живы, но не приходят к ней. Она не ребенок. Поэтому она предпочитает не думать о них. Потому, что каждая будь то случайная, будь то специальная мысль, принесет боль. Но никто не сможет жить в постоянной боли.
– Это и происходит сейчас!
– Эшли отвернулась от Иэна. Ей казалось он не понимает ее.
– Да, - кивнул Иэн, поворачиваясь к своей подруге, и пронзительно глядя на ее блестящие волосы, волнами спускающиеся к талии.
– Она живет в постоянной боли, которая напоминает ей о ее родителях.
– Тогда почему...
– Потому, что как только она решит отпустить их, они уйдут навсегда из ее жизни. Сейчас, предпочитая не думать о них, она сковала свои воспоминания глубоко в груди. Эта боль терзает ее, не позволяет забыть. Но как только она отпустит эти воспоминания... все закончится. Она сможет жить дальше.
Глава 8
– Скай, не хочешь отдохнуть, например, перекусить вместе?
– Тетя присела рядом со мной в гостиной, когда я делала доклад по истории для мистера Бартона. Вернувшись с работы, я сразу же села за уроки - не хотела тратить время на то, чтобы думать об Эшли, прочитавшей письмо Тома.
Я была идиоткой, когда позволила ей найти то письмо и прочесть его. Я знала его наизусть, и я могу представить, что она ощутила при его прочтении. Я чувствовала себя так, словно меня выпотрошили изнутри; разорвали на куски, и собрали вновь с новым видом на вещи. Эшли, должно быть чувствовала себя еще хуже. И я даже не знаю, где она. Просто исчезла, а я должна сидеть здесь, и выписывать эти тупые термины по истории, под цепким взглядом тети Энн, прожигающим мой затылок.