Истинная для волка
Шрифт:
Но информация не находилась. По крайней мере, её новые знакомые ничего подобного не слышали. Конечно, Рената не стала признаваться, кто такая, просто спросила, не слышали ли они о путешествиях в другие миры, мол, любопытно, говорят, такое бывает.
На неё посмотрели, как на девочку, которая из детских платьев уже выросла, а в деда Мороза всё ещё верила. Хотя, не факт, что в этом мире таковой вообще имелся.
От рассказа о своём происхождении Рената увиливала, как могла, мол, ничего особенного. Мама воспитатель, папа бухгалтер, живут-здравствуют. Соврать о том, что они умерли, язык не поворачивался. Вот только их наличие вызывало вопросы, как они её отпустили и зачем она тогда странствует. На последний вопрос у неё была уйма ответов: повидать мир, узнать много нового, испытать приключения, в конце концов. От первого она отшутилась: кто же их спрашивал?
— Твёрдой мужской руки тебе не хватает, — выдал вердикт Видар, мысленно уже примеривая деву к себе.
Она прямо читала по глазам его мысли — настолько выразительно он думал. Начиная с банального желания заарканить симпатичную девушку с красивой фигурой и приятным голосом (эх, не знал он ещё, как она может им достать) заканчивая подозрением, а не убежит ли она и от него в поисках приключений?
— Ха, не нашёлся ещё такой мужик, который смог бы меня удержать, — фыркнула Рената, отвечая на его последний вопрос.
Подумаешь, он не высказал его вслух.
Дабы не дать повод вновь забросать её вопросами, например, как она умудрилась выжить в одиночестве, пока якобы странствовала, попаданка принялась петь. Лес, птички, кибитка…, разумеется, в голову ей пришла любимая песня из «Бременских музыкантов»:
Ничего на свете лучше нету,
Чем бродить друзьям по белу свету,
Тем, кто дружен, не страшны тревоги,
Нам любые дороги дороги…
Конечно, ей невыносимо хотелось выспросить обо всём на свете: как называется их мир, какое здесь государственное устройство, на каком языке они разговаривают (и почему она тоже так может), но… это было слишком рискованно. Всё же она изображала нечто вроде потомка смешанной семьи, которая и язык местный знает, и в то же время слегка отличается повадками.
К слову о языке, когда Рената прислушалась к собственной речи, то осознала, что говорит слишком тягуче для своей обычной манеры, более того, звучание слов явно отличалось от привычного русского. Сосредоточившись, она таки выдала на родном пару слов. От души! Правда потом, когда её спросили, что это значит, пояснила куда более прилично и иносказательно.
— Это язык твоего отца? — Жолана с интересом перекатывала на языке звучный аналог слова «неприятности» и восхищаясь ёмкостью формы.
— Да, — пошла по пути наименьшего сопротивления попаданка, мысленно попросив у отца прощения.
Ведь то был русский мат — выразительный и беспощадный.
И поклялась больше не выражаться. Вообще. Мало ли, какие здесь порядки, вон, её вчера чуть за расчёсывание волос не предали остракизму. Ведь если поза для сидения у местных народов варьировалась, то распущенные косы однозначно везде трактовались, как признак аналогичной распущенности в сексуальном плане. И что в этом такого? Учитывая, что в тот момент вообще ничего эротического в процессе не было — Рената попросту драла колтуны. Сложный день, активный бег по пересечённой местности и прочие перипетии… Тяжко.
Приходилось постоянно быть начеку, смотреть на поведение Жоланы и копировать какие-то моменты, вроде высоты подъёмы юбки при ходьбе и прочее, и прочее. Такие ограничения терзали неуёмную натуру Ренаты, ведь ей хотелось заглянуть в каждую дырку, скакать, как коза и не задумываться о том, насколько прилично она при этом выглядит!
Поэтому она сидела и пела. Всё подряд, не забывая рассказывать в промежутке сюжет.
— О, это так необычно! — воскликнула Жолана, когда принцесса в сказке всё-таки сбежала.
— Да так не бывает, — ворчливо отозвался Видар. — Чтобы дева княжеской крови отказалась от богатства и власти и уехала с бродячими артистами?
Его скептичный хмык разозлил Ренату.
— Жизнь непредсказуема, а власть короля может порой обернуться против него самого, — и это Рената не стала упоминать революционный вариант, когда власть народу, земля — крестьянам, а заводы — рабочим. — Зато настоящая любовь делает человека истинно счастливым.
— Насчёт последнего — полностью согласен! — подал голос Прас, чинивший в это время свирель.
— И я, — отозвалась Жолана, погладив при этом мужа по ноге.
— Да с вами давно всё понятно, — отмахнулся от сладкой парочки Видар.
Он считал их на редкость легкомысленными товарищами. Как так — жениться на третий день знакомства? Балбесы!
— Знаете, — перебила его Рената, осенённая гениальной идеей, — а ведь эту сказку можно поставить и показывать народу! Ну а что, тут и песни есть, и сюжет интересный.
— Слишком много героев, — покачал головой Прас. — Проще куклы сделать, но я не умею.
— Нет, куклы — это не масштабно, — перед её глазами уже стояла картинка, как она в красном платье и короне поёт «В клетке птичка томится», Прас в роли Трубадура проникновенно исполняет «Луч солнца золотого», а Видар сидит на троне и изображает глупого короля.
Ну а что, его партия не предполагает наличие больших вокальных данных.
— Разве что если с кем-нибудь объединиться, — задумчиво почесал светлую бородку Прас. — В Староград много кто съедется, та же Гарма со своей труппой. Вот только она захочет быть главной.
— Как же она может ей быть, если материал не её? — резонно возразила Рената.
Очень даже легко, как оказалось.
С Гармой они встретились в нескольких днях пути от столицы. Она успела занять отличную поляну с обустроенным костровищем и даже хорошо укреплённым шалашом для более комфортного спанья. По её выразительному лицу было видно, что она не рада вечерним гостям, правда, выражение сменилось, когда она узрела Праса, вылезшего из кибитки, а следом за ним и Жолану, которой тот подал руку.