Истинная для волка
Шрифт:
— Брось, я никогда не стремилась кем-то править, — Рената обхватила своими ладошками его мужественное лицо. — Мне вообще на это наплевать!
— Сумасшедшая, — Харальд улыбался и в то же время из его глаз катились… слёзы. Слёзы от пережитого шока, а теперь неимоверного счастья. Какая пара ему досталась! Сильная, бескорыстная! — Ты самая настоящая сумасшедшая. Обещать ничего не буду, чтобы зря слов на ветер не бросать, но сделаю всё, чтобы мы все жили достойно.
— Я тебе верю, — Рената тоже расплакалась. — И помогу.
Они поцеловались, отчего сестра томно вздохнула, а брат скривился — он ещё не понимал всех этих взрослых нежностей. Мать молча наблюдала, как её старший сын обретает своё счастье, вот только сердце её давно раскололось и кровоточило. Одна половина словно умерла вместе с мужем, и лишь вторая продолжала трепыхаться. Ради детей, ради их будущего, ведь куда они без неё? Даже конунгство сейчас Харальду не светило, хотя по всем правилам именно он должен был возглавить народ Архельдора. Всю жизнь этому учился, вся его суть соответствовала этому статусу. Но вопрос обстоятельств и нескольких дней, которые он потратил на поиск Ренаты…
Впрочем, именно благодаря Ренате драккар приплыл куда быстрее, чем, если бы Харальд всё бросил и пустился в обратный путь сразу же, как почувствовал смерть отца. Будь он даже в то время в Старограде, он мог бы попросту не успеть доплыть, не случись попутного ветра. Кстати, о задержке из-за спасения пары знали только участники плавания… Тогда почему дядя бросил ему в лицо столь обидные обвинения?
[1] Географов прошу расслабиться. Сокращаем путь, Ладожское озеро мимо.
Глава тринадцатая, в которой Рената поёт третье предсказание
Оставив Ренату отдыхать на единственной кровати, Харальд поспешил к драккару — надо было разделить добро и перетащить свою долю добычи и откуп басурман. А ещё ту часть, что предназначалась новому конунгу. Её он должен будет с поклоном отдать Сигтрюгу во время вечернего пира, к которому уже принялись готовиться в главном доме. Слышался звук топора, разрубающего мясо, крики главной поварихи, подгонявшей служанок шевелить своими ленивыми задницами. Всё как обычно, вот только сам он шёл теперь мимо, а не внутрь всего этого действа.
А ведь он так мечтал внести Ренату в большой дом, где у них была бы отдельная спальня, огромный пиршественный зал, своя сауна. Думал, как будет представлять её слугам, а потом и всему племени, мол, это теперь их повелительница. Как ночью будет её страстно любить на роскошных мехах…
Обидно. Досадно. Но ладно! Сейчас ему надо в первую очередь разузнать подробности смерти отца и становления Сигртюга конунгом. Видит Небесный Волк, ему трудно дались ритуальные слова признания силы и власти дяди, не говоря уже о просьбе принять Ренату в род, но так было нужно, ибо не сделай он этого, его могли бы заподозрить в неверности и напасть. За себя он не боялся — справился бы, но Рената. Рената теперь полностью зависела от него и его поступков, и это приходилось учитывать. А ещё требовалось срочно выяснить, почему его семью выгнали в такие чудовищные условия в преддверии зимы и где всё то добро, что принадлежит его семье. Не конунгское, а личное. По возможности забрать его и определиться с жильём. Не особо хотелось ремонтировать лачугу, тем более что дёрн на крышу уже нигде не возьмёшь — землю покрыл первый снег.
Пока Харальд занимался делами, Рената знакомилась с новыми родственниками. Их, конечно, представили друг другу, но называть мать мужа Сванильдой у неё язык не поворачивался. Тётя Сванильда? Мама Сванильда? Нет, точно не мама, это уже слишком. Ей представили просто по имени, но как-то странно и непривычно это, с другой стороны, есть ли здесь вообще отчества?
Хельга, в отличие от апатично сидящей матери, развела огонь, подвесила котелок с водой — вскипятить, чтобы дать возможность помыться с дороги.
— Жаль, что в сауну сейчас никак — дядя нас хоть и не гонит на людях, но у него вечно всё занято, — девушка деловито шуршала углями, подкидывала дрова. Её светлые волосы были заплетены в затейливую косу, из которой выбивались короткие вьющиеся волоски, создавая вокруг головы курчавый ореол. — То моется кто, нам не дождаться очереди, а своей сауны у нас теперь нет. То вон люди заняты — некому помочь с ремонтом дома. Строит из себя великого конунга, а сам-то…
— Не говори так! — строго одёрнула её мать. — Он спас всех нас от неминуемой смерти. Если бы не Сигтрюг, то кормили бы мы сейчас рыб на дне моря.
— Лично я переваривался бы в его желудке! — задиристо возразил ей Торбанд ломающимся юношеским баском. — Потому что первым бы бросился мочить гада, а не убегать от него.
Он сделал рубящее движение рукой, вот только меча в ней не было — он остался в главном доме. Потому что Ситгрюг заявил, что меч конунга, пусть он и юношеский, должен оставаться в доме конунга. То есть его. А пацан пусть свой зарабатывает.
Л — логика.
Ренату даже затошнило от ситуации, произошедшей с её новой семьёй. Она всем нутром чуяла подвох. Не могла понять точно и уж тем более что-то объяснить, но ей казалось, что вокруг творится совершеннейший абсурд. Возможно, всё дело в иных нормах и психологии, но взять ту же Гардалию, там как-то было не так всё плохо. Жёстко, просто, по сравнению с её миром, но не настолько вопиюще. Еле дождавшись возвращения Харальда, Рената встала, хотя её всё ещё покачивало — остаточные ощущения после долгого плавания, подошла к нему, обняла и заплакала.
— Что случилось? — северянин стоял растерянный. Он чувствовал, как его паре плохо, больно и страшно, но не понимал причин. — Тебя кто-то обидел?
— Нет, — она вытерла слёзы рукавом и вновь продолжила реветь. — Мне просто плохо.
Отчего? Возможно, от ужасного состояния дома? В юрте тоже было не сказать, чтобы шикарно, но без щелей в стенах.
— Милая, надо готовиться к пиру, пойдём, помоемся, — он гладил её своими большими горячими руками, сцеловывал слёзы, катившиеся по щекам, прогонял лишнюю тревогу, будил томительную жажду.
— Где? — Рената огляделась.
В доме уже никого не было — все вышли наружу.
— Пока здесь, смоем большую грязь, а потом в сауну к Кьярвалю сходим — у него своя есть.
Он повёл её в угол дома, где за шторкой стоял таз на табурете, на стене висел старый немного дырявый ковшик.
— Потерпи, я скоро всё улажу, — Харальду было безумно стыдно за то, что он так облажался.
И пусть Рената его уже убедила в том, что равнодушна к власти и не гонится за большой роскошью, но он прекрасно знал, как она любит комфорт. Это было видно по той юрте, в которой он ночевал с ней у степняков. Она там и коврик у кровати постелила, и салфетки на столе красиво разложила. Не говоря уже о пути домой, когда она не ленилась лишний плед постелить под попку, лицо кремом смазать, чтобы сильно не обветрило, зубы обязательно чистила и его заставляла, мотивируя будущими поцелуями, которые она ему подарит, и прочее, и прочее.