Истинная моего брата
Шрифт:
А потом всё было как в хреновом боевике: я раскидал тех ублюдком, что не успели сбежать, закрыл отца своей курткой, убедился, что с Евой всё в порядке и наблюдал, как её мама, которая вроде как вся из себя мужу преданная была, пинала этого самого мужа, как мешок с дерьмом. Хотя почему, собственно, как? Он и есть этот самый мешок с дерьмом.
Не сложно было догадаться, что это всё его рук дело.
С детьми тоже всё было в порядке. Это же самое подтвердили приехавшие врачи. Отца они осмотрели и сказали, что если бы он бы не альфой, то последствия бы остались, но так как он всё-таки
Отца Евы жена отделала от всей души, так что его даже зашивали, потому что она задела какой-то там орган. при повреждение которого нарушаются регенеративные функции у оборотней. Это, мне кажется, произошло не случайно.
Сама же кровожадная будущая тёща украдкой поглядывала на внуков и отмалчивалась. Похоже, перед дочерью она всё-таки чувствовала себя виноватой.
Группа захвата сгребла всех и больных, и не очень тоже, уродов в одну машину, затем они пообщались с Людмилой Петровной, которая поведала нам много интересного.
Как оказалось, муж её всю жизнь по личным обстоятельствам ненавидел альф. Причина у него была вполне серьёзная: когда ему было десять лет, один альфа похитил его мать, так как та была его истинной, но ему отказывала. И убил его отца. После этого его мать повесилась, альфа сдох сразу же после неё, а маленький мальчик остался один, лелея злобу на всех альф.
Какое-то время, продолжительное достаточно, его натура никакой мести не требовала: они жили все спокойно, детей воспитывали… Но, когда тем было лет по двенадцать, шарики за ролики у товарища начали закатываться, и он начал внушать ненависть и детям. А потом вообще тайно начал собирать полукровок и оборотней, которые тоже имели на альф зуб. Тех оказалось не так уж и много, почти все сегодня участвовали в “ритуальном захвате альфы”, после чего они собирались избавить мир от двух будущих тиранов в лице Анечки и Андрея. Мать Евы узнала об этом только в тот момент, когда он сказал это Еве непосредственно… И, внуков он на растерзание отдавать не собиралась, поэтому не придумала ничего лучше, как выместить на муже всю ту злобу, которую она на него успела накопить.
Имена сбежавших, кстати, она тоже назвала.
Отца всё-таки забрали в больницу, Ева кормила детей едва тёплой смесью, разведённой кипятком из термоса, а Людмила Петровна собиралась как-нибудь сама добираться до дома. Она явно была потеряна, поэтому я позвонил Игорю, который большую часть нашего с ним разговора охеревал от происходящего, и попросил его приехать и забрать мать. Думаю, компания сына ей не помешает, тем более, он так возгордился её поступком, что разом решил простить ей все обиды.
Моя же мама отправилась прямиком в клинику, потому как жутко перепугалась за мужа. На она попросила переночевать в доме, потому как неведомая мне Жучка “должна вот-вот ощениться”.
После того, как Игорь забрал мать, которая позабыла обо всех печалях, кажется, увидев сына, с которым не встречалась десять лет, а все остальные так же убрались с трассы, я сел в машину, где Ева уже уложила детей спать. На улице уже смеркалось.
— Чёрт, надо было вас сразу домой отправлять, — хлопнул себя по лбу я.
Ева пожала плечами и отвернулась.
— Что-то случилось? — спросил я, разворачивая машину в сторону дома.
Ева посмотрела на меня, а на глазах у неё выступили слёзы.
— Да… Мама кое-что мне рассказала. Говорит, сама узнала буквально недавно… Не знаю, правда ли…
Я молчал, ожидая, когда девушка найдёт в себе силы наконец поведать мне то, что её так потрясло.
— Это… мой отец убил Лёшу.
Я каким-то чудом усидел на месте, когда это услышал, потому что помнил, что резко тормозить нельзя: на заднем сидении люльки с детьми.
Что сказать по этому поводу, я не знаю. Мне хотелось разорвать его на части… Но я и не хотел марать об этого урода руки.
— Машина же была в порядке, — всё, что я смог вымолвить.
Ева зашептала:
— Я не знаю точно, но он подмешал ему что-то. Не знаю, что. Втёрся к нему в доверие, будто я такая вот капризная дочка, не хочу с родителями общаться… А потом напоил его чайком и… В общем, вот.
Я кивнул.
— Нужно будет довести это до сведения следствия. Среди оборотней, знаешь ли, царят немного другие законы, и на смертную казнь мораторий никто не накладывал. Надеюсь, тебе его не жалко.
У Евы даже губа дёрнулась.
— Я могу даже привести приговор в исполнение. Он хотел убить моих детей, Кирилл. Мне его не жаль, я ненавижу его так, как никогда и никого не ненавидела. Я могу не желать его смерти только по одной причине: смерть — это избавление, а он должен страдать.
Я опять кивнул. И решил, что буду просить отсрочки смертной казни… Или вообще отмены… Лучше бы какие-нибудь препараты ему в психушки всаживали, чтобы он в аду на земле жарился. Тварь. Да, такую именно идею я подкину кому надо.
А затем я сказал то, чего говорить сегодня точно не собирался:
— Ева, — он не отреагировала. — Ева, посмотри на меня, — она подняла заплаканные глаза. — Ты — моя истинная.
Она замерла, смотря куда-то сквозь меня, а потом грустно улыбнулась.
— И почему я не удивлена?
Я усмехнулся.
— Я втрескался в тебя по самые уши задолго до того, как дотронулся до твоей руки. Я люблю тебя, и дело не в истинности.
Она пожала плечами.
— Я рада, что ты меня любишь, но мне не важно, почему. Я ведь тоже люблю тебя. И я эгоистично хочу быть рядом с тобой… Вот только как получилось так, что я была истинной Лёши, а теперь и твоей стала?
Теперь пожал плечами я.
— Не знаю. Может, потому что он умер. Может, потому что мы — близнецы. Может, ты и не была его истинной.
— Как это? — она округлила глаза. — Он же сказал…
— Ну, он наверное врюхался в тебя по уши и перепутал это с истинностью, — усмехнулся я. — Но, ты точно моя.
— Твоя, — эхом отозвалась Ева.
Эпилог Ева
Я нервно теребила подол платья, стараясь успокоить дыхание. Дети смотрели на меня во все глаза, пытаясь понять, почему я так нервничаю. Им в этом году исполнилось три, и они, как и должно быть, напоминали по физическому и умственному развитию человеческих детей пяти лет.