Источник для мастера
Шрифт:
Мастеров учат в Академии долгих три года, они производят какие-то манипуляции с потоками, играют на них, как на инструментах. Часто я видела, как мастер идет по коридору, и его пальцы шевелятся, выписывая сложные фигуры.
Зато придумала заплатку на ладони, что для меня стало спасением. Не знаю, заплатка – мое личное изобретение, или источники давно научились прятать каналы? Может быть, из-за этого их так мало в империи, они просто скрываются? С другой стороны, детей проверяют в юном возрасте, чуть ли не сразу после рождения. Отец постоянно меня пугал рассказами о том, что существует негласный закон – всех обнаруженных в империи источников
Глава 4
Когда мне исполнилось шестнадцать, отец вызвал меня на серьезный разговор. Оказывается, когда он убегал от волчьей лихорадки, то забыл забрать свидетельство о моем рождении. Потом спохватился, отправил слугу, но тот принес весть, что поселок сгорел, вместе с Храмом, архивом, домом градоправителя и всеми записями. И сейчас у меня нет никаких документов. Папа подготовил бумаги для удочерения, но для этого мне придется ехать с ним в Сухой стебель. Закон гласит, что каждого ребенка до пяти лет должны обследовать поверенные императора на предмет магии и сделать соответствующую запись в метрике.
– Ты понимаешь, что видящие сразу увидят твою радугу? – сокрушался папа. – Они проверят, видишь ли ты магию, потом, умеешь ли отделять лучи, а потом разденут и обследуют каждый участок тела, выискивая канал…
Да… проблема.
– Пап, а зачем мне документы? Буду жить так, как жила до этого.
– Лив, ты не сможешь постоянно прятаться. Я не вечен. А когда умру, сюда придут гвардейцы. Выселят всех из поместья, заберут в казну и земли, и замок. Я не дал тебе нормального образования, ограничил круг общения стариками-слугами. Поэтому, пусть у тебя хоть будет титул и приданое.
– Ты не умрешь, – нахмурилась я, – по крайней мере, пока я здесь, с тобой.
– Это со всеми случается, родная, – папа грустно улыбнулся. – Рано или поздно.
Тренировалась я упорно. Переплетала лучи, резала их, прижигала концы. Но они держались всего несколько секунд, а потом канал опять прорывался. Его нужно было чем-то запечатать. И однажды я скатала лепешку из сочетания сиреневого и серебристого лучей. Тогда получилось. Правда, все нужно было делать очень быстро. Буквально за несколько секунд. Сначала я отрезала маленькие участки камня и света, скатывала их в плотный шарик, оставляла на время в стороне. Потом брала малиновый, круговым движением подрезала пучок лучей и сразу же закупоривала его шариком. Пятно было видно, если осмотреть ладонь, но если надеть перчатку, то меня нельзя было отличить от обычного человека.
Правда через две недели я начинала себя странно ощущать, словно была наполнена пузырьками, энергия била через край, я буквально летала над землей, а следом канал разрушал заплатку и вырывался на волю. Тогда я принялась сбрасывать магию раз в десять дней плюс минус.
Рассказала отцу о том, что получилось. Он обрадовался, но оставалась еще одна проблема – поверенные императора – видящие, они обязаны будут раздеть меня и осмотреть тело, выискивая канал. И конечно увидят большое блестящее сиреневое пятно в центре ладони.
Папа предложил
– Ага, – не согласилась я, – они или отложат проверку на потом. Или найдут тебя и отправят на каторгу. Мы не можем так рисковать.
– Тогда я подкуплю женщину-поверенного. Дам взятку. Последние десять лет я по чуть-чуть собирал золото. Для тебя. Сейчас у меня внушительная сумма. Она согласится. Поверенные – обычные видящие, работающие за жалование.
– Тоже опасно, – мотнула головой я, – она может взять деньги и отправиться в столицу. За источник император все равно даст больше. Или шантажировать тебя всю жизнь. Что тоже нехорошо.
Мы надолго задумались. Вдруг мне пришла в голову идея.
– Нужно меня покалечить! – воскликнула я. Отец нахмурил брови. Я продолжила: – если на руке будут грубые шрамы, то мы легко замаскируем канал. Несколько месяцев назад, когда я только начинала тренироваться его прятать, то пошла по самому простому пути – клеила на ладонь кусочек свиной кожи. Его было заметно, слишком она гладкая и нежная. – Я показала розовую ладошку. – Но если кожа будет бугристой… Плюс у Марики осталась пудра.
Раньше, до того, как я вылечила ее шрамы, кормилица пыталась их прятать под косметикой. Получалось, если честно, так себе.
– Да и присматриваться особо не будут, скажу, что стесняюсь, – добавила весело.
Папа покачал головой.
– Чтобы нормально замаскировать, шрамы должны быть глубокими, значит, тебе будет очень больно.
– Потерплю, – отмахнулась я легкомысленно, – все равно лучше, чем быть рабыней императора.
Если бы я знала, что меня ждет, то подумала бы десять раз, прежде чем соглашаться. Время поразмыслить было – до восемнадцати, совершеннолетия, оставался год с небольшим. Но тогда, как назло, ничего не приходило в голову.
Отец предложил огонь, Марика – кипящее масло. Я выбрала масло. Однажды я видела старый шрам у поварихи от него. И до того, как я его вылечила, рука выглядела отвратительно.
Я разогнала всех. Даже отца выгнала, оставила на кухне лишь бывшую кормилицу. Сначала она капала мне на кожу по одной капле раз в несколько минут. Боль была не только очень сильной, но и растянутой во времени. Подумав, что мы так будем до вечера возиться, я резко окунул всю руку в котелок.
Наверное, я потеряла сознание, потому что, очнувшись, увидела вокруг себя и папу, и Марику, и всех наших слуг. Рука горела огнем. Даже не так. Мне казалось, что с нее содрали кожу и сверху посыпали солью. Причем боль распространялась не только на кисть, она вгрызалась в плечо, грудь, долбила молотком в голову, стискивала клещами сердце. Я боялась посмотреть налево. Видела, как смотрит папа, как слезы текут у него из глаз, а он их не замечает.
Меня подняли, смыли масло, обложили руку льдом и отнесли в спальню. Чувствовала я себя ужасно. Поднялась температура, жутко лихорадило, на несколько дней я впала в забытье. В итоге, папа категорично приказал лечить себя, иначе боялся, что я лишусь не только руки, но и жизни.
Дрожащей правой рукой я направила зеленый луч на рану, и увидела, как светлеет и выравнивается кожа. Сразу же убрала. Зачем было проходить через такую боль, чтобы все пропало впустую? В конце концов, руку оставила в покое. Лишь подлечивала себя, направляя луч то в грудь, когда болело сердце, то в голову, когда она кружилась, то в живот, когда тошнило.