Шрифт:
1
Сегодняшнее утро активно пыталось проникнуть ко мне в комнату назойливым солнечным лучом через узкую щель между задёрнутыми шторами. И надо же было так неудачно эти самые шторы задёрнуть, что любопытный лучик теперь щекотал мне ещё слепленные сладким сном веки.
Я кое-как приоткрыла глаза и снова зажмурилась. Пора вставать.
Коснувшись деревянного пола босыми ступнями, я ощутила, как нагрелась полоса, на которую падал тот назойливый луч. Пора бы впустить солнце во всю комнату.
Я протопала к окну, распахнула шторы и ставни и лениво потянулась.
Это было обычное псевдосчастливое утро для нашего гетто. Все улыбались друг другу, строили свои белые заборчики, выгуливали собак, совершали велопрогулки, ежедневно пряча за масками благополучия выворачивающий внутренности страх.
Это произошло более шестидесяти лет назад. Они в прямом смысле свалились как снег на голову. Прилетели из далёких тёмных глубин бескрайнего космоса. Мама говорила, как ей рассказывала бабушка, что пришельцы даже не думали вступать в контакт с землянами, они просто стали сжигать города и захватывать территории. И для полного контроля им не понадобилось много времени. Уже через два года чужаки установили своё господство, согнав оставшихся людей в гетто. Почему они просто не истребили человеческую расу? Потому что что-то в их организме работало не так в земной атмосфере. Секрет лечения крылся в человеческой крови. Без неё им не прожить.
Между собой мы зовём их вампирами, но это не совсем так. Пришельцы не питаются нашей кровью, они переливают её себе с определённой периодичностью, выращивая нас как телков на убой.
Людям выделены территории, где мы можем жить подобием жизни, с призрачным сохранением социального строя. У нас есть местное правительство. Мы ходим в школу и на работу. Можем жениться и рожать детей. На какое-то время можем даже забыть, что мы больше не хозяева своей планеты, что рабы, если бы не программа «Источник». Они могут забирать нас, делая своими донорами. Чтобы создать видимость диалога с землянами, нам даже предложили свод правил программы «Источник»: все люди ежегодно проходят в спеццентрах экспертизу крови, и по исполнении двадцати двух лет могут стать донорами для «гостей» планеты. Просто приходят их представители и увозят того, кто им нужен. Нетрудно догадаться, почему никто потом не возвращается.
Есть, конечно, особые правила: если в семье есть дети до семи лет, то нельзя забирать обоих родителей, а младенцев до года нельзя лишать матери. Некоторые женщины пытаются избежать возможного донорства, рожая детей подряд, но и это выгодно чужакам — всё больше источников появляется.
Любые попытки землян бороться караются с особой жестокостью, показательно. Последнее подполье, по рассказам старожилов, было уничтожено почти пятьдесят лет назад, и ужасы той «чистки» до сих пор
2
Наших с братом родителей забрали одновременно, когда мне было двенадцать, а Шону — семнадцать. С тех пор мы росли сами и заботились друг о друге как могли. Так как обоих родителей забрали в программу, нам были положены выплаты до восемнадцати лет, на которые можно было прожить.
С тех пор, как Шону исполнилось двадцать два, мне часто стало сниться, как за ним приходят «чёрные плащи». Но потом у него обнаружили какие-то проблемы со свёртываемостью, и выдали такую желаемую для всех стоп-карту программы. С тех пор стало легче.
Однако же, у меня проблем со свёртываемостью пока никто не обнаружил, и ровно через год я стану кандидатом программы.
— Лил! — услышала я голос брата и посмотрела вниз под окна. — С днём рождения! Лови!
Шон подбросил вверх большое красное яблоко, которое я ловко поймала. Оно было такое аппетитное, источало лёгкий аромат, и мне тотчас захотелось откусить кусочек, что я и сделала.
— Сегодня завтрак готовишь ты, — крикнула я брату. — Это моё право именинника.
Я набросила халат и вышла на кухню. Шон стащил садовые перчатки и бросил их под раковину.
— С днём рождения, Лили, — Шон снова поздравил меня, крепко обнял и чмокнул в лоб.
В его взгляде появилась та самая грусть, которая появлялась каждый раз, когда речь заходила о моём возрасте.
— Ты снова так смотришь, — я серьёзно посмотрела на брата. — Ещё год можем совершенно спокойно жить, да и потом не факт, что за мной придут.
Он отвернулся, ничего не ответив, вымыл руки и принялся готовить завтрак.
— Я в душ, — зачем-то отчиталась я и ушла в ванную.
День сегодня действительно был прекрасный. Солнце светило ярко, время от времени скрываясь за ватой облаков. По улице гоняли на велосипедах мальчишки лет девяти — десяти. Я решила прогуляться в небольшой продуктовый магазин мистера Харьета.
— Лилиан! — улыбнулся толстяк Харьет. — Пришла за сыром?
Мистер Харьет потерял жену и старшего сына, которых забрали в программу лет десять назад. Говорили, он предлагал «чёрным плащам» и деньги, и себя вместо жены или сына, но это никогда не срабатывало, не сработало и в тот раз. Хариет остался с тремя дочерьми, чей возраст уже подходил к двадцати двум, и тревога за них сильно сказывалась на хозяине магазина, выливаясь в какие-то навязчивые оглядывания и частую икоту.
— Да, мистер Хариет, и два апельсина тоже положите.
— Как Шон? — спросил лавочник, взвешивая апельсины на весах. — Племянник говорил, он сменил работу.
— Да, на мебельном заводе в центре платят больше, чем мистер Лури в своей кузне.
— А ты?
— А я хочу пойти учиться на медсестру. Планировала поработать немного в детском саду помощницей воспитателя, но Шон говорит, что нам хватит его зарплаты на двоих, пока я освою профессию. Я много читала про сестринское дело, ходила на вечерние курсы.
— Тебе бы впору и доктором стать.