Источник Шиюна
Шрифт:
Рох без всяких препятствий пробирается к Абараису, они же возвращаются в Охтидж, где их ожидает предательство и вероломство.
А затем он ощутил новый прилив стыда, когда вспомнил девочку-хию, которую там оставил. На этот счет он дал себе клятву и должен выполнить ее.
— Джиран, — сказал он, — тоже была со мной, теперь она пленница.
— Забудь о ней. Что случилось с Рохом?
Вопрос обжег его. Чувство вины смешалось в нем со страхом. Он смотрел на шею вороного. — Хитару, лорд Охтидж-ина, — сказал он, — поехал с Рохом на север, чтобы достичь Абараиса до того,
— Что было раньше: Рох уехал или ты пришел?
Он сознательно не уточнял это в своем рассказе. Ее вопрос попал прямо в цель. — Я пришел, лио, — сказал он.
— Он оставил тебя в живых.
Он взглянул на нее, пытаясь выглядеть спокойным, хотя вся кровь, казалось, сконцентрировалась у него животе.
— Тебе кажется, что я славно проводил время в этом местечке? Что, ты думаешь, я мог сделать? У меня не было шанса расправиться с ним.
Ложь лилась непрерывным потоком, он почувствовал желание немедленно взять все свои слова обратно, потому что неожиданно между ними возник барьер.
Более того, он увидел в ее взгляде не просто подозрение. Спокойное и устрашающее недоверие. Последовало долгое молчание, их лошади шли бок о бок, и ему хотелось выслушать справедливые обвинения в свой адрес, чтобы Моргейн напомнила ему о тех обязательствах, которые он имел перед ней, но она молчала.
— А что бы сделала ты? — наконец закричал он, прерывая молчание. — Ты бы приехала позже?
— Нет, — сказала она вдруг упавшим голосом.
— Ты пришла вовсе не за мной, — неожиданно сказал он. — Тебе был нужен Рох.
— Я не знала, — сказала она очень спокойно, — где находишься ты. Я знала лишь, что Рох находится в Охтидж-ине, и больше никакие слухи до меня не доходили.
Она опять замолчала, и долгое время, пока они ехали под дождем, он кутался в ее теплый плащ и размышлял о том, что сама она говорила ему только правду, которую, однако, он знать не хотел.
Она была более честна с ним, чем он с ней. Рох назвал ее лгуньей, но она не лгала даже тогда, когда маленькая неправда была бы для него облегчением. Он думал об этом с успокоением, и мысль эта согревала его.
— Лио, — сказал он наконец, — где ты была? Я искал тебя.
— В Эрине, — ответила она, и он с горечью выругал себя.
— Они простолюдины, — сказала она, — их легко было удивить, они боялись меня. Я ждала там, но они сказали, что тебя не видели.
— Значит, они были слепы, — сказал он, раздражаясь, — я придерживался дороги, я ни разу не оставил ее. Единственное, что могло прийти мне в голову, — что ты будешь продолжать путь, не дожидаясь меня, зная, что я в любом случае последую за тобой.
— Значит, они знали, — сказала она, нахмурившись. — Знали.
— Может быть, — сказал он, — они просто слишком сильно боялись тебя.
Она выругалась на своем родном языке и потрясла головой, и то, что отразилось на ее лице при вспышке молнии, лучше было не видеть.
— Джиран и я, — сказал он, — мы вместе шли по дороге, и это привело нас в Охтидж-ин. Мы были без еды и без всякой надежды. Я не знал, что найду здесь. Меньше
Проклятие чуть было не сорвалось с ее губ, она хотела сказать что-то, но вдруг порыв ветра донес до них крики отчаяния и шум битвы. Моргейн остановилась и вгляделась в зловещее зарево между холмами.
— Охтидж-ин, — сказала она и пришпорила Сиптаха, летя по дороге. Вороной встрепенулся и пустился вслед за ней. Вейни согнулся, не обращая внимания на боль внутри, и в его памяти отмечались лишь все повороты дороги, в то время как крики становились ближе.
Неожиданно укрепления Охтидж-ина выросли перед ними, и они увидели, что внутренний двор весь озарен огнем, клубящийся дым поднимается от главных ворот, где черные размытые фигуры пытались бороться с языками пламени.
Тени метались по дороге, можно было различить женщин и оборванных детей, тюки и другую утварь. Серая лошадь, а за ней черная проскакали мимо, заставив столпившихся людей отпрянуть в испуге.
Они въехали во внутренний двор, где царил хаос, и огонь пожирал людские жилища, и клубы горького дыма поднимались в дождливое небо. Мертвые животные лежали вперемешку с телами людей, среди которых были как темноволосые, так и с белыми волосами, как люди, так и полукровки.
Около ворот, ведущих внутрь крепости, возле стены остатки стражи боролись с крестьянами, и все вокруг было усыпано мертвыми.
Люди отпрянули от копыт первой лошади, сжались и закричали, в то время как колдовской меч был вынут из ножен и озарил все опаловым светом, устрашая их больше, чем огонь. Пролетело копье. Темнота поглотила его, и оно исчезло.
Стражник, запустивший его, наткнулся на острия атакующих оборванцев. Это был последний из сопротивлявшихся. Остальные опустили руки, и нападающие пошвыряли их лицом прямо в грязь и кровь во дворе.
— Моргейн! — приветствовала ее армия оборванцев, поднимая свое оружие. — Анхаран, Анхаран! — Вейни сидел рядом с ней на своем вороном, в то время как люди окружали их в настоящей истерике, пытаясь дотянуться руками, трогали Сиптаха, слишком близко подходя к обнаженному мечу. Освещаемые его сиянием, они обступили и Вейни. Он терпел это, понимая, что тоже стал теперь частью легенд, которые окружали Моргейн, принятую в род Кайя, что он стал тем, чем пугают детей и заставляют людей дрожать от страха. И они обвиняли его во всем, что ему пришлось пережить, отказываясь рассказать его госпоже правду — что чуть позже в Охтидж-ине они и сами наверняка убили бы его.
Он не сопротивлялся, хотя дрожал от желания расправиться с ними. Они в течение целого часа приветствовали его и окружали своим нездоровым обожанием.
— Анхаран! — кричали они. — Моргейн! Моргейн! Моргейн!
Моргейн осторожно вложила Подменыш в ножны, свечение погасло. Она соскользнула на землю в толпу, и люди расступились, освобождая ей путь.
— Отведи лошадей, — приказала она человеку, который, казалось, меньше чем остальные боялся ее, а затем пристально посмотрела на главную башню. Во дворе стало тихо.