Источник силы
Шрифт:
Мой хозяин улыбнулся.
— Я боялся, — сказал он, — вы вообразите, что вас собираются убить. Мне следовало объяснить вам, как устроено мое жилище. Но я настолько привык к нему, что мне не пришло в голову, что оно может показаться странным для других. Это старое логово контрабандистов, которое я приспособил для себя, — и получился жилой утес. В нем есть особые преимущества для той работы, которой я занимаюсь.
Мы приступили к еде, которая была уже на столе, и я получил возможность изучить наружность своего хозяина. Был ли он пожилым человеком, не утратившим молодости,
В его лице было что-то от адвоката, а руки были руками художника. Это было сочетание, которое я и раньше часто встречал у друзей Тавернера, так как интеллектуалы, соприкоснувшиеся с чем-то таинственным, обычно приходят к оккультизму. Его волосы были почти белыми, что составляло странный контраст с обветренным лицом и темными искрящимися глазами. У него была строгая спортивная фигура, рост заметно выше среднего, но его движения не были юношески легкими, а скорее отличались достоинством человека, привыкшего к публичным выступлениям. Это был интересный, оставляющий глубокое впечатление человек, но он не проявлял никаких признаков страдания, что можно было ожидать, исходя из его письма.
Послеобеденные трубки создали атмосферу доверия, и, проведя некоторое время в молчании в теплом свете камина, мой хозяин, казалось, собрался с силами, и после того, как несколько раз скрестил и распрямил ноги, наконец сказал:
— Ладно, доктор, это ведь деловой визит, вы приехали не ради удовольствия, так что «хватит болтать и перейдем к нашим баранам». Я надеюсь, в данный момент я вам кажусь достаточно в здравом уме?
Наклоном головы я выразил согласие.
— В одиннадцать часов вы будете иметь удовольствие видеть, как я теряю голову.
— Можете ли вы мне сказать, что вы испытываете? — спросил я.
— Вы не являетесь одним из Нас, — сказал он (я, вероятно, забыл ответить на какой-то условный знак), — но вы должны пользоваться доверием Тавернера, иначе бы он вас сюда не послал. Поэтому я буду с вами откровенен. Я полагаю, вы признаете, что на земле и небесах есть много всякого, чему вас не учат в медицинских школах?
— Никто не может смотреть жизни прямо в глаза, не признавая этого, — ответил я. — Я отношусь с уважением к невидимому, хотя и не претендую на то, чтобы его понимать.
— Прекрасно, — последовал ответ. — Вы будете для меня полезнее брата-оккультиста, который может поддерживать мои галлюцинации. Мне нужны факты, а не фантазии. Как только я буду уверен, что это галлюцинации, я смогу взять себя в руки, — именно неуверенность сбивает меня с толку.
Он посмотрел на часы, сделал паузу, а затем с усилием погрузился в «историю болезни».
— Я изучаю силы стихий; я полагаю, вы знаете, что это значит? Полуразумные сущности, стоящие за всеми силами природы. Мы делим их на четыре класса — земля, воздух, огонь и вода. Сейчас, я принадлежу земле, я земной.
Я вопросительно поднял брови, так как его вид опровергал данное им себе определение.
Он улыбнулся.
— Я не говорил о теле, телесном. Это совсем другое дело. Но в моем гороскопе пять планет в знаке Земли, и, следовательно, моя природа связана с формальной стороной вещей. В данный момент для того, чтобы противостоять этому состоянию, я сам установил контакт с жидкой стороной природы, стихией воды. Я в этом добился немалых успехов… — Он сделал паузу и нервным движением набил трубку. — Но не только я установил контакт с силами воды, но и они установили контакт со мной. Одна особенно.
Его трубка опять потребовала внимания.
— Это был самый замечательный, самый захватывающий опыт. Казалось, я получил все, чего мне недоставало. Я был совершенным, полным жизненной энергии, в кругу космических сил. Фактически, я получил все, что искал и не смог найти в браке. Но, как будто в насмешку, меня зовет существо из воды, и именно в воде я должен встретиться с нею. Вокруг этого мыса бешено ревет прибой, ни один пловец не в состоянии справиться с ним даже в спокойную погоду, а ночью, в шторм, когда она обычно приходит, это верная смерть; но она требует, чтобы я шел к ней, и в одну из таких ночей я это сделаю. Вот в чем мой недуг.
Он остановился, но по напряженной работе его лица я видел, что он еще многое хочет рассказать мне. Поэтому я хранил молчание.
Он нагнулся и взял лежавший у камина предмет, который передал мне. Это был маленький тигелек, использовавшийся, по-видимому, для плавления серебра.
— Вы будете смеяться, когда я вам скажу, для чего я это использовал. Чтобы делать серебряные пули — серебряные пули, чтобы ими стрелять. — Он закрыл лицо руками. — О, мой Бог, я пытался убить ее! — Шлюзы, сдерживавшие его чувства, открылись, и я видел, как поднимались и опускались его плечи под их напором.
— Я видел ее плывущей в лунном свете, и, когда ее плечо поднялось при взмахе руки, я выстрелил в эти круглые белые очертания, белые, как пена на фоне черной воды. И она исчезла. Тогда я подумал, что убил то, что я любил. Я молил небо и землю, чтобы она вернулась, и готов был плыть к ней в набегающие волны и утонуть вместе с ней. Я был похож на сумасшедшего, я днями бродил по берегу, не мог ни есть, ни спать. И тогда она явилась опять, но я знал, что буду жить или я, или она, и я, будучи земным и цепляясь за жизнь, выстрелил в нее опять. А теперь я страдаю. Я люблю ее, я стремлюсь к ней, я зову ее вернуться из невидимого мира, а когда она приходит ко мне, я жду ее с ружьем.
Он резко оборвал свою речь и неподвижно уставился на угасающий камин, с пустой трубкой в руке. Я тайком взглянул на часы и увидел, что стрелки показывают одиннадцать. Его час наступил.
Он встал, пересек комнату, в дальнем конце отодвинул штору и открыл окно. Устремившись в образовавшийся проем, он уселся на подоконнике и неподвижно уставился в ночную тьму. Тихо ступая, я занял место позади него, откуда мог видеть, что происходит снаружи, и был готов в случае необходимости схватить его, чтобы удержать.