Источник силы
Шрифт:
— Да, — ответил тот, поднимая лицо. — Это в точности подтверждает то, что я думал. Эго коварная Хунифа, это ее месть.
Тавернер вывел нас из комнаты.
— Я хочу знать все подробности, — сказал он. — Я не могу заниматься пациентом, пока их не узнаю.
Заметно было, что Юстэйс испытывает неловкость.
— Я скажу вам все, что смогу, — ответил он наконец. — Что бы вы хотели узнать? Вся история займет слишком много времени.
— Что послужило началом вашей связи с этой индийской девушкой? Была
— Ни то, ни другое. Она заготавливала вязанки прутьев, а я наблюдал за нею.
— Любовная история?
— Вы можете называть это как вам угодно, хотя с тех пор, как я узнал, чем может быть любовь, мне не хочется вспоминать эту историю.
— Что послужило причиной вашего разрыва?
— Ну… видите ли, должен был появиться ребенок, и я не мог с этим смириться. Хунифа по-своему была достаточно хороша, но евроазиатский щенок — это было бы слишком. Я полагаю, такие связи обычно кончаются подобным образом.
— Итак, вы отослали ее назад к ее народу?
— Я не мог этого сделать, они, вероятно, убили бы ее, но я дал ей хорошую сумму, достаточную, чтобы помочь устроить свою жизнь; ведь немного нужно, чтобы сделать их счастливыми. Жизнь там достаточно проста.
— То есть вы снабдили ее достаточным капиталом, чтобы она могла устроить свою жизнь в качестве куртизанки?
— Э-э… да, я ожидал, что она их использует именно на это.
— Нетрудно догадаться, что вряд ли она могла бы сделать с ними что-нибудь еще.
— Там они не слишком много думают об этом.
— Некоторые касты думают, — спокойно ответил Тавернер. — Но она отослала деньги вам обратно, — продолжал он после паузы. — Что с ней случилось потом?
— Мне кажется, слуги что-то говорили о самоубийстве.
— То есть, она не приняла предложенную вами альтернативу?
— Нет, э-э… не приняла. Это неприятный случай и лучше всего о нем забыть. Я и не предполагал выйти из него безупречным, — пробормотал Юстэйс, вставая и прохаживаясь по комнате.
— В любом случае, — продолжал он с видом человека, собравшегося с духом, — что можно с этим сделать? Хунифа, видимо, знала об… э-э… оккультизме больше, чем можно было бы предположить, и вы тоже, по общему мнению, обладаете знаниями в этой области. Восток против Запада — кто победит?
— Я думаю, — ответил Тавернер своим спокойным голосом, — что победит Хунифа, так как правда на ее стороне.
— Но, — черт побери, девушка-туземка, они вообще ни о чем таком не думают.
— Видимо, она думала.
— Некоторые касты не слишком нетерпимы в вопросах нравственности, но она хотела добиться всех прав. Я дал ей достаточно, чтобы обеспечить отъезд до появления ребенка, — продолжал он, распрямляя плечи. — Почему она не придет ко мне и не оставит Эвелин в покое? Эвелин никогда не причиняла ей вреда. Я мог бы выдержать, сколько бы она меня ни мучила, но это… это совсем другое дело.
Наш разговор был прерван появлением сиделки.
— К миссис Юстэйс возвращается сознание, — сказала она. — Я думаю, вам лучше зайти.
Мы вернулись в комнату больной, и мое профессиональное чутье мне подсказало, что это последняя вспышка угасающего пламени.
Миссис Юстэйс узнала своего мужа, когда он опустился возле нее на колени, но я не думаю, чтобы Тавернер или я для нее что-нибудь значили.
Она смотрела на него со странным выражением лица, как будто она никогда не видела его раньше.
— Я не думала, что тебе это нравится, — сказала она.
Казалось, ее слова привели его в замешательство, и он не знал, что ответить. Тогда она опять прервала молчание:
— О, Тони, — сказала она, — ей было только пятнадцать.
И тогда мы поняли, что она хотела сказать.
— Какое это имеет значение, любимая, — прошептал стоящий возле нее человек. — Забудь все это. Единственное, что от тебя требуется сейчас, — это стать здоровой и сильной, а тогда мы обо всем поговорим. Когда тебе станет лучше.
— Я не хочу, чтобы мне стало лучше, — донесся голос с кровати. — Все так… так не похоже на то, чего я ждала. Я не думала, что тебе это нравится, Тони. Но, очевидно, все мужчины одинаковы.
— Ты не должна принимать это так близко к сердцу, дорогая, — ответил мужчина сокрушенно. — Каждый там так поступает. Должен так поступать. Виноват климат. Никто об этом не думает.
— Я думаю, — произнес голос, донесшийся издалека. — И должны были бы думать другие женщины, если бы узнали. Мужчины достаточно благоразумны, чтобы не говорить об этом. Женщины не смогли бы этого вынести.
— Но она не была одной из наших женщин, дорогая.
— Но она была женщина, и я женщина, и это причиняет боль всему женскому роду. Я не умею этого четко выразить, но я ощущаю… я ощущаю это как оскорбление всего лучшего, что есть во мне.
— Что же делать мужчинам за границей? — безнадежно произнес мужчина. — Это расплата за Империю.
— Это проклятие Империи, — донесся далекий голос. — Не удивительно, что они нас ненавидят. Я всегда задавала себе вопрос, почему мы никогда не становимся их друзьями? Потому что мы не упускаем случая надругаться над их женщинами. Это то, что никогда не забывается.
— О, не говори так, Эвелин, — сказал мужчина срывающимся голосом.
— Я не говорю это тебе, Тони, — ответила она. — Я люблю тебя так же, как всегда, но ты не сможешь этого понять, вот в чем беда. Я не упрекаю тебя за то, что ты взял ее, но упрекаю, и горько, за то, что ты ее бросил.