Источник жизни
Шрифт:
— Я никуда не уеду, пока здесь будет хоть один басмач, — говорил Сергей командиру.
В ту пору, в начале тридцатых годов, положение на границах среднеазиатских советских республик было тревожное. Сотни басмаческих банд, создаваемых агентами английской разведки с помощью феодалов и купцов, сторонников бывшего эмира Бухарского, которых революция лишила богатств, чуть ли не каждый день нарушали советскую границу, прорывались в тыл, совершали набеги на мирные кишлаки, грабили и сжигали их; убивали советских активистов, угоняли скот в Персию и Афганистан.
И где бы ни появлялись басмачи — на плоскогорьях ли Памира, среди хребтов Тянь-Шаня или в отрогах пустынного Копет-Дага, в жарких прикаспийских и приаральских степях или в оазисах великой Кара-Кумской пустыни; где бы они ни поили своих коней — в холодном горном потоке или в широкой Аму-Дарье, в мутном Мургабе или в стремительном Чирчике, — всегда следы их вели за Пяндж и Кушку, за Атрек и Сумбар — в Персию и Афганистан. Там басмачи получали новенькие английские карабины и офицеры в белых пробковых шлемах учили бандитов, как нужно обращаться с автоматическими пистолетами и пулеметами, изготовленными заводами Виккерса и Армстронга. В лондонских и нью-йоркских банках и торговых конторах хорошо знали цену туркестанского хлопка…
Булатову были известны все подробности кровавых злодеяний басмаческих банд Ибрагим-бека, Джунаид-хана и прочих курбаши; он своими глазами видел и пылающие кишлаки, и изуродованные трупы дехкан…
Перед тем как пуститься в погоню за басмачами Ахмат-Мурды, Шаров сказал секретарю партбюро:
— Скоро, значит, мы распрощаемся с тобой. Идем громить последнюю басмаческую банду. Историю идем делать…
И вот как обернулась эта история! Вместо того чтобы настигнуть банду Ахмат-Мурды, они сами оказались на краю гибели.
Отряд выступил из оазиса с рассветом. Следом за отрядом шел караван с десятисуточным запасом воды и фуража.
Телеграфный приказ из Ашхабада гласил:
«…Выступить, настигнуть банду Ахмат-Мурды и уничтожить».
Известие о том, что Ахмат-Мурда снова перешел через границу, было получено пять дней назад, 9 мая 1933 года, но до сей поры пограничникам не удавалось напасть на его след. Обнаружил банду добровольческий отряд Касыма Джураева. Джураев сообщил об этом по радио, приблизительно указав свое местонахождение — километров в двухстах к северо-востоку от оазиса. У Ахмат-Мурды было четыреста сабель, у Джураева — всего пятьдесят человек, и он не ввязывался в бой, а, скрываясь в песках, не выпускал банду из виду.
Ахмат-Мурда шел к югу. Он намеревался бежать за кордон с награбленным добром, и поэтому пограничникам следовало спешить.
Пустыня началась сразу за последними домами оазиса.
«Су-ал!» [1] — машинально прочитал Булатов давно знакомую предостерегающую надпись на прибитой к придорожному столбу дощечке.
Ах, если бы сейчас отхлебнуть один, только один глоток воды!..
Достигнув дна колодца и освободившись от веревки, которую тотчас вытянули наверх, Булатов присел на корточки и пощупал почву. Ислам прав: здесь не было ни капли влаги — всюду сухой, текучий песок.
1
«Возьми воды!»
Постепенно глаза привыкли к полумраку. Булатов увидел, что и стенки колодца сухие.
До чего же они ветхи!
На дне было душно, но не так жарко, как наверху. Булатов порадовался тому, что спустился сюда, и, не дожидаясь Киселева с Никитиным, стал насыпать в ведро песок. Лопата ударилась о что-то твердое. Неужели опять басмачи сбросили в колодец дохлого верблюда, как в Бак-Кую? Но почему же не пахнет падалью?
Бак-Кую!.. Как рассчитывали пограничники на этот злосчастный Бак-Кую! Но надежды их не оправдались.
Весь путь, все пять дней, проведенных в пустыне, вспомнились в это мгновение Булатову.
Первые два дня прошли без всяких происшествий.
Беды начались с вечера 10 мая. Наступило время, назначенное для связи с Джураевым. Радист надел наушники и, нажимая на деревянную головку ключа, начал выстукивать по азбуке Морзе: «Пятерка», «Пятерка», вы слышите меня? Отвечайте. Я — «Тройка». Я — «Тройка». Настраивайтесь. Раз, два… «Пятерка», вы слышите меня?..»
В отряде все уже спали, кроме часовых, а Шаров и Булатов все еще сидели около радиста и ждали, но «Пятерка» — рация джураевского отряда — не отвечала. Что же случилось с Касымом? Может, у него испортилась рация? Хорошо бы, если так, потому что ведь молчание «Пятерки» могло означать только одно из двух: порчу рации или гибель отряда. Неужели осторожный, расчетливый Джураев ввязался-таки в бой с бандой? Ахмат-Мурда сам не начнет драки — он знает: если его настигли бойцы добровольческого отряда, то где-нибудь поблизости находятся и пограничники.
Шаров приказал поднять людей, и отряд продолжал свой путь на северо-восток.
Луна взошла мутная, подернутая серой пеленой — предвестие самума.
Ветер, сначала тихий, часам к семи набрал силу. Барханы дымились. Песчаная пыль закрыла небо. Все кругом стало желто-серым, зыбким, тонкое скрипучее пение песков не предвещало ничего хорошего.
Часам к девяти совсем потемнело. Столбы взметенного ветром песку поднимались на вершины барханов и стремительно мчались дальше.
Свист урагана заглушал все звуки. Песок не сыпался, а лил и хлестал сверху, с боков, отовсюду. Люди и лошади легли, прижавшись друг к другу. Нельзя было не только поднять головы, но даже глубоко вздохнуть.
Самум бушевал двое суток, и когда он унесся куда-то на запад, обнаружилось, что караван то ли отстал в это время, то ли ушел вперед. Прождав часа два, Шаров пошел по компасу на Бурмет-Кую. Каравана там не оказалось.
А вода в колодце была соленая, пахнущая сероводородом. Возможно, караван останавливался уже здесь и, обнаружив непригодную для питья воду, отправился дальше, на поиски отряда.
Так они потеряли друг друга в центре великой Кара-Кумской пустыми — отряд пограничников и караван с драгоценным запасом воды и фуражом. Тщетно через каждый час пути зажигал Шаров сигнальные костры.
Жажда мучила людей и лошадей. К полудню 13 мая подошли к колодцу Бак-Кую; в нем валялся дохлый верблюд.
Установили рацию, опять вызывали Джураева, и опять «Пятерка» не отвечала.
Булатов и Шаров стояли на гребне высокого бархана.
— Ты видишь? Ты видишь это озеро? — быстро заговорил Булатов. — Вон там, левее — озеро! Вон за теми кустами, за саксаулом!
Но вдали не было ни озера, ни кустов. Желтые гигантские волны песка вздымались всюду, куда хватал взгляд. Горизонт струился, и в этом знойном мареве человек мог увидеть не только озеро, но и реки и города. То был мираж, один из миражей, которые возникают перед тысячами истомленных путников в безводной пустыне.