Источники силы
Шрифт:
Как выбираться отсюда, я плохо представлял. Котелок не варил. До границы километров десять, до школы — ещё больше. Если только случайно нас кто-нибудь найдёт. Но кто? Военные? Так они нас пытались убить. Впрочем, эти мысли шли фоном, не доставляя никакого беспокойства. Их затмевали боль и состояние лёгкой эйфории. Мы отбили нападение, с остальным уж разберёмся как-нибудь. Мы выжили, хотя, кажется, и не все…
Доспехи у наших парней и у тех, кто напал на нас, были одной модели, отличались только нашивки на плечах.
Журавлёв лежал на спине, раскинув руки. Его шлем был сильно
А вот Якуту совсем не повезло. Мне кое-как удалось стянуть с него маску. Половина лица превратилась в фарш. Ударно-волновой импульс вошёл под глазом, раздробив скулу. На всякий случай я приложил пальцы к шее и запястью. Естественно, пульс отсутствовал. Якут был самым слабым из нас, имел всего лишь семнадцатый уровень, а Журавлёва, кажется — двадцатый.
Я приложил руку к лицу Якута, и остатки энергии мёртвого тела потекли в меня. Я поглощал энергию и думал о том, что вот лежит человек, с которым мы дружили уже год с лишним. И теперь его нет. Больше не увижу его в спортзале, не обменяюсь с ним шутками, не поболтаю о том, о сём. Это казалось… странным.
Затем я подошёл к другому трупу. Стянул с него маску и треснувший шлем. Несмотря на изрядно деформированную, сдавленную голову, сразу узнал это лицо. Передо мной лежал унтер-офицер Голенищев. Левый глаз его закрывала повязка — последствие нашей предыдущей драки. Я давно не видел Голенищева. Не думал, что его перевели служить на периметр.
— Бур, — позвал я прапорщика. — Я понял, кто они.
— Кто? — слабо отозвался Бурдюков.
— «Филины».
— Почему так решил?
— Тут Голенищев.
— Да ладно!
— Да вот он лежит, мудак одноглазый.
— Вот же суки… Козлов нас сдал.
— Думаешь?
— Ага… Что с парнями?
— Якут мёртв. Жура ещё жив. Пульс прощупывается.
— Суки…
— Им это с рук не сойдёт… Уже не сошло, — я приложил ладонь к лицу Голенищева и стал вытягивать энергию.
Сила возвращалась, и даже боль стала как будто ослабевать. Наверное, работала регенерация, или поступающая энергия заглушила ощущения тела.
Поглотив энергию своего давнего недруга, я, прихрамывая, направился к следующему. Случившееся, без сомнения, было большой трагедией, но иной внутри меня хотел жрать. На поле боя осталось очень много пищи.
А потом надо было придумать, как связаться со штабом. В поле остались два броневика, в каждом имелись рации, частоту Бурдюков, вроде как, помнил…
Я, Бурдюков и Козлов стояли в кабинете директора. Меншиков сидел за столом, откинувшись в своём высоком кресле и сверлил нас угрюмым взглядом. Он был зол из-за случившегося, и как только мы немного поправились, вызвал всех троих к себе на ковёр.
У нас с Бурдюковым ранения оказались нетяжёлыми, и благодаря регенерации за два дня всё худо-бедно затянулось и срослось, даже моя трещина в ребре и дырка в лёгком у лидера нашего клана. У Журавлёва дела обстояли хуже: он до сих пор находился в коме. Якута же упаковали
Бурдюков мрачно косился на Козлова. Мы были уверены, что лидер «филинов» сообщил своим друзьям с базы о нашей поездке, и те устроили засаду. Голенищев давно со мной хотел поквитаться, да и другие члены банды считали меня кровным врагом. Однако Козлов всё отрицал, хотя никакого сочувствия к погибшим не демонстрировал. Я не верил ни единому слову этой хитрожопой сволочи, но доказать обратное никто не мог.
И всё же даже в столь трагичной ситуации нашлась позитивная сторона: из убитых противников я вытянул две тысячи пятьсот с лишним единиц энергии. Теперь в меню индивидуального контролера в строчке общего показателя энергии красовалось число 44774.
— Доездились, добрые молодцы? — Меншиков не отрывал от нас своего грозного взгляда. — Сколько людей уже погибло из-за вашей глупой вражды и сколько ещё погибнет? Ладно, если чужаки нападают, но ведь свои же! В одной части служили! И друг другу головы ломаете.
— Ваше превосходительство, позвольте обратиться, — вставил Козлов.
— Достаточно. Наслушался уже вашей болтовни.
— Ни я, ни кто-либо из моих курсантов не участвовал в нападении, — продолжал Козлов. — Поэтому ваши обвинения беспочвенны…
— А ну молчать, коли слова не давал! — рявкнул Меншиков. — Может, твои прохиндеи и не участвовали, только вот всё равно вы оба виноваты. Стравливали ребят, вражду сеяли, вот и получили теперь. Развели тут… бойцовский клуб.
Меншиков окинул нас суровым взглядом, мы молча потупились.
— Виновные наказаны, — произнёс директор более спокойным тоном. — Они во всём сознались и пойдут под трибунал. Скажите спасибо командующему Одинцовской части. Разобрался, хотя ему тоже голову пытались морочить. А я принял вот какое решение. Отныне все тайные кланы, общества и прочие вольные сборища запрещены. Услышу ещё раз про ваши сходки, будете наказаны вплоть до понижения в звании. Или ещё лучше, переведу вас по разным частям, чтобы не встречались больше никогда — будете знать. Ну а вся деятельность отныне будет подчиняться мне. Организуем комитет по боксу, который займётся состязаниями, и группа для, так сказать, неофициальных выездов. И состав будет утверждаться лично мной. Если есть желание, можете попроситься добровольцами — я рассмотрю ваши кандидатуры, но таких вольностей, как прежде, больше терпеть не стану. Хватит с меня этих глупостей. Всё ясно?
— Так точно, ваше превосходительство, — ответили мы хором.
— Вы двое — свободны, ты, Столетов, останься.
Вот и всё. Столько лет существовали клан Дракона и клан Филина, и как я понял, не только здесь, но и на военных базах поблизости, куда направляли курсантов из нашей школы, а теперь их история закончилась. Не знаю, почему Меншиков не запретил их раньше, возможно, не хотел ссориться с кем-то из офицеров, покровительствующих кланам, но терпению его пришёл конец, и он решил разобраться с данной проблемой раз и навсегда.