Исток. Часть 1
Шрифт:
— А что вам действительно нравится в архитектуре?
— Мне ничего не нравится в архитектуре.
— Вы, конечно, понимаете, что я этому не верю. Зачем же тогда вы пишете, если вам нечего сказать?
— Чтобы чем-нибудь заняться. Это занятие наименее отвратительное из всего того, что я могла бы делать. И в то же время наиболее занимательное.
— Но это не ответ!
— А другого ответа у меня нет.
— Но вам, видимо, нравится ваша работа.
— Да. Разве вы не видите?
— Знаете, я даже завидую вам. Работать в таком огромном предприятии как Пресса Вайнэнда! Самое большое
— Послушайте, — сказала она, — доверительно наклоняясь к нему, — давайте я вам помогу. Если бы вы только что встретили отца, и он бы работал у Вайнэнда, это было бы как раз то, что нужно было бы сказать. Но не мне. Я ожидала, что вы мне это скажете, а я не люблю слышать от людей то, что по их ожиданиям мне понравится. Было бы гораздо интересней услышать от вас, что газеты — это отвратительная мусорная яма желтой прессы, а все работники, вместе взятые, гроша даже ломаного не стоят.
— Вы действительно так думаете о них?
— Нет. Но я не люблю людей, которые пытаются говорить то, что они думают, думаю я.
— Спасибо. Мне понадобится ваша помощь. Я никогда не встречал… О нет, нет… Это как раз то, чего вы не хотели от меня слышать. Но я действительно восхищаюсь Гейлом Вайнэндом. Я всегда мечтал с ним познакомиться. Какой он? Что он за человек?
— Не знаю. Я никогда с ним не встречалась
— Не встречались?
— Нет.
— А я слышал, что он очень интересный мужчина.
— Несомненно. Когда у меня будет настроение для какой-нибудь декадентской выходки, я может быть постараюсь с ним встретиться.
— А Тухи вы знаете?
— О, — сказала она, и он увидел в её глазах ту жестокость, которую заметил раньше. Но тон ей был также притворно весел. — Конечно, я знаю Элсворса Тухи! Он изумителен! Я всегда очень люблю с ним беседовать. Он совершенно потрясающий подлец!
— Ну что вы, мисс Франкон! Вы первый человек, кто…
— Я не хотела вас шокировать. Я действительно так думаю, я просто восхищаюсь им. Он исключительно цельный человек. Совершенство в своем роде. А ведь не так часто встречаешь совершенство в том или ином роде, не правда ли? Все другие так незакончены, состоят из многих разных частей. Но не Тухи. Он монолит. Иногда, когда я бываю зла на весь мир, я утешаю себя мыслью: ничего, мир сполна получит все, что ему причитается, потому что есть на свете Элсворс Тухи. Я буду отомщена!
— А за что вы хотите быть отомщенной?
Она внимательно посмотрела на него, её глаза были мягкими и ясными.
— Это очень умное замечание. Первая ваша умная мысль за весь вечер.
— Почему?
— Вы знали, что выбрать из всей той чепухи, которую я вам наговорила. Мне придется ответить вам. Мне хочется быть отомщенной за тот факт, что у меня нет ничего, за что бы мне надо было мстить… А теперь вернемся в Элсворсу Тухи.
— Я всегда ото всех слышал, что он чистый идеалист, что он совершенно неподкупен и…
— Что вы имеете в виду?
— Ну, вот, например, Кики Холькомб. Она права. Она ненавидит меня, но вынуждена иногда приглашать меня в дом к себе. А я не могу отказаться, зная, что она уже очень очевидно не хочет меня видеть. Сегодня я сказала Холькомбу, что
— А разве это не так?
— Нет. Во всяком случае, не сегодня. Я доставила вам сегодня столько неприятных мгновений… Но я постараюсь компенсировать это, сказав вам, что я действительно думаю о вас. Вы умный, благополучный, вполне понятный, тщеславный, и вы далеко пойдете. И вы мне нравитесь. Я скажу отцу, что одобряю его «правую руку». Хотя лучше мне этого отцу не говорить, потому что мои рекомендации он воспринимает как раз наоборот.
— А можно, я скажу, что я о вас думаю?
— Конечно.
— Я думаю, что было бы лучше, если бы вы не сказали мне, что я вам нравлюсь. Тогда я мог бы надеяться, что когда-нибудь это будет правдой.
Она засмеялась.
— Если вы понимаете это, то тогда мы чудесно поладим друг с другом. И тогда это действительно может оказаться правдой.
Доминику позвали. Наблюдая за ней весь остаток вечера, Питер так и не смог понять, успешной или неудачной была его встреча с Доминикой.
Он ждал её у дверей. Прежде, чем успел произнести хотя бы слово, она сказала ему с очаровательной улыбкой:
— Нет, вы не можете меня проводить. Меня ждет машина. Но, тем не менее, спасибо.
Она вышла, а он беспомощно стоял у дверей, со злостью думая, что он краснеет. В это время он почувствовал на своем плече руку и, обернувшись, увидел Франкона.
— Питер, подвезти вас?
— Как? Разве вы не ушли? Послушайте, Гай, ваша дочь — самая прекрасная женщина из всех, кого я знаю!
— Да, может быть в этом вся беда…
— О какой беде вы говорите?
— А что вы о ней думаете? И забудьте о том, как она выглядит. Вы увидите, как быстро вы об этом забудете!
— Мне кажется, что она очень независима.
— Вы знаете, Питер, я был очень удивлен вашим долгим разговором с ней. Я никогда не знал, как с ней говорить, я так и не смог научиться этому. Я не понимаю, что с ней творится, но что-то явно творится. Она совершенно не хочет вести себя, как все люди. Её исключали из двух школ. Я не представляю себе, как она закончила институт. В течение четырех лет я с ужасом ожидал почты, боясь получить письмо из института об её исключении. Наконец, она встала на ноги. Я уже думал, что мне не надо будет о ней беспокоиться, но она стала еже хуже.
— А о чем вы беспокоитесь?
— Я не беспокоюсь. Стараюсь, во всяком случае. Я стараюсь о ней не думать. Я просто не создан быть отцом. Но, тем не менее, я ведь понимаю, что несу за нее ответственность. И я должен что-то делать больше ведь некому.
— Просто она запугала вас, Гай. За неё не надо волноваться.
— Вы так считаете? Ну, тогда я рад, что вы познакомились, хотя раньше не хотел этого. Может быть, вам удастся её приручить.
— Мальчики, — сказал Джон Эрик Снайт, — не пожалейте своих сил. Это самый важный заказ в этом году. Денег не очень много, но зато престиж, связи! Вы знаете, Остен Хеллер прямо сказал, что наша фирма уже третья, к кому он обращался. Ему хочется что-то необычное, нестандартное. Так что дерзайте!