Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы
Шрифт:
Пленным почти не давали еды: один раз в день, а иногда и в два дня – суп, сваренный из ботвы картофеля, моркови и других отходов, выбрасываемых немецкой кухней, и две чашки суррогатного кофе. Вначале, когда фронт был сравнительно недалеко, иногда бросали военнопленным через проволочные заграждения мясо убитых на фронте лошадей. Хлеб по 50–100 граммов в день. Его выпекали из муки с древесными опилками и молотым каштаном, он был горек, с трудом разжевывался и вызывал рези в желудке. И это притом, что в Германии и оккупированной ею Западной Европе, даже намека не было на недостаток продовольствия.
Пленных
Истощенных от голода, измученных жаждой людей гнали на разгрузку вагонов, постройку железнодорожных путей, разборку разрушенных зданий. Возвращалось, как правило, гораздо меньше людей, чем уходило на работу. Советских военнопленных травили собаками, а изнуренных до предела – пристреливали.
По неполным данным только за шесть месяцев – с июня по декабрь 1941 г. – в одном только лагере «Шталаг-324» были расстреляны, повешены, умерли от голода, холода, эпидемий и истязаний свыше 40 тысяч советских военнопленных, офицеров и солдат.
Возможно, многие, прочитав описанную выше историю уничтожения советских пленных, скажут, мол, автор ее, бывший советский человек, скорее всего, сильно преувеличил жестокость немецкой администрации лагеря.
Но вот запись в «Военном дневнике» начальника генерального штаба сухопутных войск немецкой армии Ф. Гальдера:
«14 ноября 1941 года. 146–й день войны.
Молодечно: Русский тифозный лагерь военнопленных. 20 000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестности, хотя там сыпного тифа и нет, большое количество пленных ежедневно умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление. Однако какие-либо меры помощи в настоящее время невозможны».
[Примечание: Условия жизни военнопленных в лагерях и обращение с ними на основании официальных указаний, в том числе ОКХ, были рассчитаны на массовую гибель (истребление) пленных. Фашисты руководствовались девизом: «Чем больше пленных умрет, тем лучше для нас…».]
Чтобы быть максимально объективным, приведем свидетельства по этому же вопросу другого непосредственного свидетеля, упомянутого выше, Бенно Цизера, бывшего немецкого солдата. Кроме объективности, воспоминания этого немца ценны тем, что они являются незаменимым материалом для понимания причин и следствий многих происходивших тогда событий, в частности так называемого «Власовского движения», условий созданий Русской освободительной армии (РОА).
Конечно, автору данного исследования не представляло особого труда своими словами пересказать содержание книги немецкого солдата. Однако доказательства и выводы, полученные в результате такого подхода, по глубокому нашему убеждению, сильно потеряют в достоверности, а, следовательно, – в убедительности. И один из главнейших уроков, добытый такой большой кровью и неимоверными страданиями советских солдат во время Великой Отечественной войны, останется не усвоенным нашими современниками.
Итак, только ради достижения именно этой цели, мы приведем довольно длинную цитату из воспоминаний немецкого солдата:
«Мы пересекли советскую границу у Пшемысля ( Перемышля – Ник. Сед.) и увидели первые
Мы были в пути две недели и с трудом верили, что поезд остановился окончательно… Город назывался – Винница… Возле вокзала ожидал длинный поезд из открытых грузовых вагонов…
Мы вдруг увидели длинную, медленно извивающуюся коричнево – землистого цвета змейку двигавшихся в нашем направлении людей. Доносились приглушенные голоса, похожие на жужжание пчелиного роя. Военнопленные. Русские, по шесть в ряд. Нам не видно было конца этой колонны. Когда они подошли ближе, ужасное зловоние, которым повеяло на нас, вызывало тошноту; это было как сочетание вони, исходящей от пещерных львов, с дурным запахом от обезьян в зоопарке.
Но они не были животными, они были людьми. Мы хотели убраться подальше от зловонного облака, охватившего нас, но то, что мы увидели, заставило застыть на месте и забыть о тошноте. Были ли они действительно человеческими существами, эти серо – коричневые фигуры, эти тени, ковылявшие к нам, спотыкаясь и шатаясь, существа, у которых не осталось ничего, кроме последней капли воли, позволявшей им продолжать шагать? Казалось, все несчастья в мире были сосредоточены здесь, в этой толпе. И как будто этого было мало, раздавался жуткий хор стонов и воплей, стенаний и проклятий вперемешку с грубыми окриками охранников.
Когда один из пленных, шатаясь, выбился из колонны, сокрушительный удар приклада винтовки между лопаток вернул его, задыхающегося, обратно на место. Другой, раненный в голову, выбежал на несколько шагов вперед, его жесты были почти гротескными, в своей выразительности, и просил у одного из пришедшего в ужас местного жителя кусок хлеба. Кожаный хлыст обвился вокруг его плеч и отбросил назад в строй. Худой, долговязый парень отошел в сторону справить малую нужду, а когда и его силой заставили вернуться на место, он все равно продолжал испускать мочу, продолжая идти.
На очень немногих из них были обычные сапоги; у большинства были тряпки, обмотанные вокруг ног и закрепленные веревкой. Сколько же километров они прошагали? Мы вглядывались в лица, которые были скорее мертвыми, чем живыми. Часто глаза горели такой ненавистью, которая, казалась, испепелит их самих; но в следующее мгновение, по странной манере поведения этих людей, они все уже были покорными, озабоченно озирающимися на охранников и их рассекающие воздух хлысты.
Впереди идущие этой человеческой массы уже достигли вагонов и были погружены в них, как скот. Один из них был так измучен, что не мог залезть, и упал назад на дорогу. Сухо прозвучал пистолетный выстрел, и, словно пораженный молнией, русский согнулся, кровь струйкой потекла из его полуоткрытых губ».