Истоки Нашей Реальности
Шрифт:
– А вдруг замерзнет? В комнате достаточно тепло?
– Достаточно, Ал, достаточно.
Каспара не переставали трогать ласковость и сердечность Александра. С все еще засученными после купания котенка рукавами он посадил малыша на серую лежанку у кресла и придвинул миски с водой и кормом. Тот устало взглянул на еду и свернулся клубком.
– Он правда похож на породистого. – Александр легонько гладил его по голове, наслаждаясь тихим урчанием.
– И не просто похож, а так оно и есть. Кажется, это британец, еще и крайне редкого шоколадного окраса – циннамон.
– Он ручной. Наверное, у него
Каспар заметил в его голосе нотки печали.
– А ты бы хотел его оставить?
– Конечно! – Александр начал чесать котенка у холки. – Ты знаешь, мама с папой не разрешали заводить ни собак, ни кошек. К собакам у меня душа не лежит, но кошек я очень люблю.
– Я бы тоже хотел оставить, если у него правда нет хозяев и его не будут искать.
На самом деле, найдись хозяева хоть сейчас, Александр не отдал бы им котенка. Он и сам поразился тому, как быстро к нему прикипел.
«Если задуматься, на войне погибают и питомцы», – вдруг осознал он.
Малыш тем временем засыпал. Урчание стихло. Комнату заполнил лишь треск пламени из камина. Александр сел рядом с Каспаром и положил ему голову на плечо. Стоило постараться расслабиться и закрыть глаза, как перед королем из глубин подавляемых воспоминаний возникла спинка кровати из бирюзовой комнаты, уши как сейчас заполнили собственные приглушенные стоны в подушку, а легкие вновь заполнил тошнотворный восточный аромат.
Александр распахнул глаза. В животе закрутило от дурноты.
– Теперь я вижу, чего тебе все это время не хватало, – сказал Каспар с добродушной усмешкой. – Кота.
– Да.
– Понимаю. Моя юность была бы серой, не будь в ней кота. Животные – единственные, кому мы без застенчивости можем дарить всю свою любовь.
– Ты прав. С людьми гораздо сложнее.
– Но все-таки приятнее.
После недолгой тишины Александр спросил:
– Как девочки?
– Как и всегда. Они не догадываются о том, что происходит в мире.
– Может, тебе все-таки уехать к ним? Специалистам все оплатим. Поживут в США, пока ты будешь на лечении.
– Это будет слишком затратно – оплачивать дорогу, проживание, питание и зарплату, не говоря о лекарствах. Я и так многим тебе обязан. И мы ведь уже это обсуждали. Я буду здесь, пока ты будешь здесь. Одного тебя ни за что не оставлю, – отрезал Каспар.
– Война все равно скоро закончится, и мне при любом раскладе придется уехать. Поезжай вперед, а я потом следом.
– Ал, дело ведь не в том, как будет лучше для меня. Тебе сейчас очень нелегко, и мне совестно, что я ничего не могу сделать. Дал волю злости и добавил тебе проблем. После этого уехать… Да я буду настоящей сволочью, если поступлю так. И все же надеюсь, что хоть как-то облегчаю твою ношу. А ведь все это, вся эта война, по сути, из-за меня…
Он осекся, но слишком поздно. Александр выпрямился и испуганно уставился на него.
– Каспар, мы ведь уже обсуждали…
Он сглотнул. Сердце заныло от тяжести вины перед ним и тысячами жертв войны.
– Знаю, но, не буду скрывать, мне больно осознавать это. Ты принес себя в жертву, лишь бы я жил, и отпустил меня к дочерям. – Каспар покачал головой. – Я даже представить не могу, что должен сделать, чтобы искупить свою вину перед тобой и…
Ему не стоило договаривать, чтобы Александр все понял. От нахлынувших чувств у него перехватило дыхание, и он по-настоящему осознал, что возложил груз ответственности за смерти невинных не только на свои, но и на плечи Каспара.
Шульц все еще не знал, как к этому относиться, но лишь одно пронизывало сердце, когда он задумывался об этом, – боль. Тысячи людей стали жертвами любви Александра к нему.
– Ты в этом не виноват, – начал Александр дрожащим голосом. – Это только мой крест. Прости, что возложил вину и на тебя, но я не мог иначе. Эта война все равно бы случилась – без меня или со мной. А так ты жив и мы вместе. Я не представляю свою жизнь без тебя. И ты нужен своим дочерям.
Каспар хотел поспорить, но знал, что не имеет на это права.
– Да, я пошел на это, но если понадобится, то пойду дальше. Твоя жизнь дороже всего на свете.
– Это не так.
– Разве ты не поступил бы так же?
Больше всего Каспар боялся услышать от Александра этот вопрос: как бы он поступил на его месте? Согласился бы на убийство тысяч невинных или постарался бы смириться с утратой близкого человека?
Каспар опустил виноватый взгляд, и Александр все понял.
– Я не виню тебя за это, – произнес он подавленно, словно вот-вот заплачет. – И все понимаю.
Он вскочил с кресла и быстрым шагом направился к выходу.
– Ал, я не ответил. Прошу, погоди. – Каспар схватился за костыль и собрался встать.
Александр остановился в дверях. Слеза скатилась по щеке и губы дрожали, но лицо его оставалось сдержанно спокойным.
– Неправильно было задавать этот вопрос. На него не может быть верного ответа.
– Ал!..
Он вышел и закрыл за собой дверь. От щелчка котенок вздрогнул, издав короткое урчание, поднял голову, сонно оглянулся и вновь лег спать.
Желание пойти вслед за Александром и объясниться боролось с нежеланием лгать. Каспар сел обратно в кресло, склонился над коленями и, уперев в них локти, закрыл лицо руками.
По велению Делинды Александр отправился на военную базу. Тяжелый тошнотворный металлический запах заполнил его легкие. Вместе с Робин они совершили осмотр камер с заключенными. Лишь разодранная темно-зеленая форма отличала военных от гражданских: их перепачканные лица с отпечатавшимся на них следом страха были обращены к крохотному окошку в двери, откуда на них смотрела пара сиреневых глаз, преисполненных глубоким состраданием и желанием помочь. Здесь, на базе, воздух был пронизан беспросветным отчаянием. Находиться в коридоре в окружении дверей, за которыми трепетали сердца невинных, Александру с каждым разом становилось все труднее, и уже на пороге он с нетерпением ждал, когда покинет это место. Множились полные камеры. Громче становился детский плач разлученных с родителями детей. От тяжелого топота армейских ботинок и свиста петель усиливалась тревожность, а в сознании чаще вспыхивала мысль, что после всего этого жить спокойно, несмотря на все надежды, у него уже никогда не получится. Этих ужасов не забыть.