Историческая диалектология русского языка
Шрифт:
И это само по себе тоже злит.
Как только машина останавливается в нашем дворе, дергаю ручку, толкаю дверь и вылетаю.
Быстро иду к дому. Неуклюже открываю входную своим ключом.
Плюхаю сумочку на консоль. Смотрю на нее и ненавижу так сильно, что обещаю:
– Я тебя завтра выброшу…
Конечно, ей не страшно, а я веду себя как неспособное дать отпор равным ничтожество, которому только и остается, что спускать пар на слабых, а в моем случае еще и неодушевленных. Но я такая, да. Наверное, заслуживаю всё,
Слышу шаги за спиной, как закрывается дверь. От необходимости смотреть мужу в глаза, что-то говорить и может даже улыбаться, передергивает.
Делаю несколько шагов вглубь холла. Слышу:
– Айлин…
Пугаюсь, как дурацкий заяц. Взмахиваю рукой и, не оглядываясь, громковато пресекаю:
– Я спать.
По ступенькам взлетаю быстро. Ускорившись сильнее, иду по коридору. Захожу в свою спальню и хлопаю дверью.
Не знаю, как смогу успокоиться. Просто не знаю.
Хочется смыть с себя кожу, запахи, оглохнуть, потому что до сих пор в голове вспышками слова родных и посторонних.
Одна из маминых подруг даже спросила, когда мы с Айдаром порадуем родителей внуками. В тот момент, мне кажется, сердце разлетелось на миллион осколков. Это страшные люди. Очень страшные…
Неужели я настолько никому из них не важна?
Хотя с чего тебе быть важной, Айка? Ты для всех – вещь. Что для родителей, что для мужа…
Мечусь по спальне тигрицей. Не могу ни разуться, ни даже присесть.
Наматываю круги, не сопротивляясь бесконечному потоку мыслей и эмоций.
Интересно, а как бы им понравилась правда? Что, если бы я весь вечер вела себя так, как хотелось мне? Отказала маме, делилась нюансами нашего брака? Рассказывала, как это больно быть преданной… И преданной… И преданной…
Бекир говорил, что мой муж очень много работает. Хвалил его. А мне хотелось спросить об одном: ты в курсе, как часто он трахает других? Считаешь это нормой? Мужчина – в своем праве? А баба наш, как думаешь…
Меня заносит настолько не туда, что по телу идет крупная дрожь…
Я не знаю, что делать с собой – вот такой. Взведенной до предела. Плохо настолько, что я готова хвататься за любую соломинку.
Айдар уйдет спать, я разуюсь и спущусь вниз. У него там бар. Я что-то себе налью.
После шампанского было плохо. Но пусть плохо будет потом, а сейчас отпустит.
Кажется, что ловлю момент затишья. Даже выдохнуть собираюсь, но не сегодня. И не со мной.
В очередной раз дергаюсь, когда слышу стук в дверь. Раздражение накрывает волной.
Неужели не понятно, что трогать меня сейчас не стоит?
Я собираюсь крикнуть громкое: «нет! Нельзя!». Хочу хотя бы кому-то хотя бы что-то запретить. Но Айдар моего приглашения не ждет. Ручка опускается, муж шагает внутрь.
Я проезжаюсь взглядом по силуэту. Даже не разулся. Держит двери, смотрит в лицо. Хмурый. Недовольный, кажется. С чего вдруг?
Мое доводящее до исступления бешенство вдруг становится холодным. Расчетливым. Я не чувствую перед ним стеснения. Слишком много другого.
Кривовато усмехаюсь, складываю руки на груди. Приподняв подбородок, выдаю пренебрежительное:
– Что надо?
Удивляю Айдара. Это видно по взгляду и новому изгибу губ. Он недолго колеблется, а потом делает еще один шаг в комнату. Заводит меня сильнее.
– Вожжа под хвост попала, Айлин-ханым?
Вопрос мужа обесценивает все мои переживания разом. Мое новое прозрение – я могу злиться еще сильнее.
До боли сжимаю свою же кожу, впиваясь в плечи ногтями. Смотрю на Айдара исподлобья. Еле сдерживаюсь, чтобы не выдать в ответ отборную ругань. Мне кажется, для этого я уже тоже созрела.
Ненавижу его сейчас. Во всем виню.
– Не ваше дело. Это моя комната. И вламываться в нее без спросу не нужно. А вдруг я голая…
Айдара моя наглость если и впечатляет, то не до бешенства. У него серьезное лицо. Он напряжен. Не усмехается время от времени, как обычно.
А потом за что-то бьет в разы сильнее своим:
– Не думаю, что увижу там что-то новое…
Не сдержавшись, выдыхаю, разворачиваюсь и делаю еще один круг.
Конечно, не увидите. На что там вообще смотреть?
Сделав с десяток шагов под звуки стука моих же каблуков, опять останавливаюсь и на сей раз вжимаю кулаки уже в бока.
Смотрю прямо.
– Нравится надо мной издеваться, да? Может вы для этого меня замуж взяли вообще? Сначала добрый такой… Благородный… А потом иди и развлекай предателей! Слушай, как тебе повезло, что замуж отдали за…
– А что, не повезло? – Айдар перебивает, сужая глаза.
У меня сердце бьется хаотично. По ощущениям – где-то в горле. И его вопрос ударом заталкивает его обратно. Только не за ребра, а глубже, в желудок.
Еще вчера я глотнула бы обиду и покорно сказала: «очень повезло, спасибо вам, мой благодетель», но сейчас состояние не то.
– Всю жизнь мечтала выйти замуж за еле знакомого человека…
Моя ирония, мягко говоря, неуместна. Это не Айдар виноват в том, что я вляпалась в историю и отец решил меня наказать. Я вижу это же в мужских глазах.
– Ждешь извинений и раскаянья за то, что впрягся?
Слово «впрягся» звучит по-особенному обидно. До этого Айдар ни разу не говорил о том, что мое спасение доставляет ему дискомфорт. Правда и я не позволяла себе его в чем-то обвинять.
Но сейчас остановиться не могу.
Меня изнутри жжет ревность, обида, гадливость и ненужные чувства к нему. Я хочу не любить его, а ненавидеть.
Какая-то отчаянная злость накатывает волной. Я топаю, сжимаю кулаки и практически кричу:
– А я просила?! Я тебя о чем-то просила? Спасать меня?