Исторические очерки Дона
Шрифт:
Условия Сан-Стефанского мира после явной и очевидной победы Русских армий на Балканах и в Закавказье были тяжелы для турок.
Обширная часть Турецкой империи, от Дуная до Эгейского моря и от Охридского озера до Черного моря выделялась в особое княжество Болгарское, вассальное султану, но находящееся под покровительством и управлением России.
Черногорское княжество становилось свободным от Турции.
Сербия и Румыния получили полную независимость от турок. Сербия получала земли в Старой Сербии, Румыния — Добруджу взамен придунайской части Бессарабии, которая возвращалась России.
В
— Это — конец Турции, — говорили турки. — Самостоятельная Болгария знаменует гибель Турецкой империи, прекращение ее владычества в Европе; после этого нам ничего не остается, как уйти обратно в Азию.
Главнокомандующий Русской армией на Европейском фронте Великий Князь Николай Николаевич такими словами известил Государя о Сан-Стефанском мире:
— Господь сподобил нас, Государь, окончить предпринятое вами великое, святое дело. В день освобождения крестьян вы освободили христиан из-под ига мусульманского.
Но не дремал исконный враг России и ее завистник — Англия. Основываясь на Парижском договоре 1856 года, по которому всякие изменения в положении Турции допустимы лишь с общего согласия Европейских держав, Англия потребовала пересмотра Сан-Стефанского договора.
Обессиленная войною, с пустою казною, Россия принуждена была согласиться. Мирный «конгресс» состоялся в Берлине. Английский жид, лорд Биконсфильд, настаивал на унижении России. Представитель Австрийского Императора Франца Иосифа, столь многим обязанного России, его поддерживал. Друг Императора Александра II Германский Император Вильгельм был стар и дряхл. Его канцлер, князь Бисмарк, делал что мог, чтобы смягчать требования Англии. Русский представитель не рискнул идти против Англии. Берлинский конгресс, закончившийся 1 июля 1878 года, более чем на половину урезал приобретения и свободу славянских государств.
Русская армия возвращалась в Россию разочарованная. Свобода славян урезана. Земельные приобретения Сербии и Черногории уменьшены.
С таким же общим тогда чувством разочарования возвращались на Дон и Донские казачьи полки. Их встречали парадными обедами, забрасывали цветами… Не то!.. не то!.. В застольных речах сквозила тихая грусть обиды. Говорилось о чем-то недоделанном, к чему еще придется вернуться и снова лить кровь… Тяжелая рука Англии тяготела, как рок над Россией. Это было обидно и горько. Невольно приходили на память дни Севастопольской кампании — ее Парижский Мир. Теперь ею предписанный Берлинский «трактат».
«Да… Всегда и везде России англичанка гадит».
Эти настроения выразились на одном парадном обеде в Новочеркасске, данном оставшимся на Дону вернувшимся с войны офицерам. После обычных здравиц за Государя, за Россию, за войско Донское, встал старый маститый донец. Он постучал ножом о рюмку. Все приготовились слушать. Что-то скажет он, кого все уважали за его прямоту и смелое слово. Старый казак тяжело вздохнул и сказал мягким черкасским говором:
— Ви воевали, а ми горевали. Вот что…
Он помолчал и тихо добавил:
— Випьем за здоровье преосвященного.
Все поняли — на все Воля Божья! Ее же не перейдешь!
Глава LVII
Это разочарование войною и усталость от нее, недовольство крестьян, освобожденных от крепостной зависимости без земли, учли те Русские отщепенцы, «эмигранты», проживавшие заграницей, в Швейцарии, Франции и Англии, и при поддержке иностранцев давно ведшие подрывную работу против России.
В шестидесятых годах XIX века работа их усилилась. Революционеры Огарев, Герцен, Бакунин и другие посылали из заграницы свои издания и основали в Петербурге тайное общество «Земля и воля». Герцен издавал заграницей журнал «Колокол».
В 1879 году «партия» «Земля и воля» распалась на две: «Черный передел» и «Народную волю». Революционеры, получившие общее имя «народовольцев», поставили себе цель убить Государя Императора и приступить к созданию в России ряда республик или областей. Они думали привлечь к себе крестьянский мир обещанием крестьянам больших наделов земли, устроить, как они называли, «черный передел», отобрав землю от помещиков и передав ее в общинное владение крестьянам.
Прожив почти всю жизнь заграницей, «эмигрантами», они были очень невежественны в Русских делах, мало знали о Донском войске, считали Разина и Пугачева государственными людьми, и их программы ставили себе в основу овладения умами Донских казаков.
В 1861 ходу Огарев, друг Герцена, проехавший через Донское войско по дороге на Кавказ, писал в 6-ой книге «Полярной звезды» восторженные письма с Дона.
«…Самое казацкое племя произвело на меня благотворное впечатление. В нем было что-то более свободное, не было запуганных лиц. Тут чувствовался кряж народа посамостоятельнее. Степной человек любит волю, ему границы чужды и противны. В степи человек неуловим: его нельзя придушить, как человека, прижатого к забору. Он отхлынет в пространство, а если уж когда сам нахлынет, то вся степь дрогнет от Астрахани до верховья, и по северным лесам гул пойдет, качнется и Московский колокол…»
В лад ему мечтал и Герцен о том, как поднимается весь юг России.
Наемник англичан Герцен писал в 1854 году англичанину Линтону: «Когда к двенадцати миллионам рабов присоединятся казаки, глубоко обиженные потерей своих прав и вольностей, раскольники, да сверх того часть дворянства, будет о чем подумать тогда жителям Зимнего дворца…»
В 1861 году Герцен звал Русскую молодежь «в народ и к народу». Звал на Дон, Урал, Волгу и Днепр.
Народовольцы, очень мало знавшие о казаках, взяли казачью общину и ее управление при помощи Круга за образец, а Пугачева и Разина изображали подлинными социалистами.
С чем же шли на Дон эти молодые люди, воспитанные и выросшие или заграницей, или на заграничных книжечках и тощих тетрадках?
Более старые и опытные, знающие Россию и Дон революционеры предупреждали товарищей от заблуждений и ошибок. Заграничные революционеры Лавров, Морозов и Гартинг писали: «Возьмем хоть Донское казацкое войско. Как крестьянину, так и казаку, прежде всего бросается в глаза экономическая и правовая разница их положения. Отсюда антагонизм (вражда), заставляющий крестьянина с завистью посматривать на огромный, сравнительно, надел Донца, и этого последнего презирать „мужика“. Спрашивается, полагают ли социалисты совершенно оставить в покое казачество и, если нет, то какой успех будет иметь в казачестве революционная брошюра, трактующая о нуждах мужика, написанная крестьянским языком?..»