Исторические очерки состояния Византийско-восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г.
Шрифт:
В управлении Церковью Герман, по–видимому, был слаб, и некоторые положительно злоупотребляли его снисхождением и мягкостью его нрава. [501] Тем не менее и в управлении Церковью Герман успел в некоторых отношениях оставить по себе добрую память. Как истинный пастырь Церкви, он считал себя обязанным неустанно предстательствовать перед царем за обиженных и страждущих; и хотя его предстательства не всегда увенчивались успехом, однако это не отнимало энергии у ревностного архипастыря. Герман что-то сделал и для церковного благоустройства — вероятно, озаботился истреблением следов пребывания римо–католиков в Византии. [502] Герман правил паствой лишь несколько месяцев; он должен был уступить патриаршую кафедру другому, так как он не во всем соответствовал видам Михаила Палеолога, — главной же причиной, по которой Герман должен был оставить кафедру, были происки императорского духовника Иосифа, который, пользуясь своим влиянием на государя, начал подкапываться под Германа, чтобы самому ему добиться патриаршества, [503] в чем он и преуспел. К сожалению, из последующей истории жизни Германа известен один факт, который создает ему печальную память. Герман отправляется делегатом от Восточной церкви на известный Лионский западный собор, на котором провозглашена была уния церкви Греческой с Латинской. [504]
501
Пахимер. Ук. соч. IV, 22.
502
Пахимер. Ук. соч. IV, 13.
503
Пахимер. Ук. соч IV, 17—18; Григора. Византийская история. Кн. IV, гл. 8.
504
Пахимер. Ук. соч. V, 17. Сравни: Cuperi Ad histor. patriarch., cap. 108, · 164—165.
Преемником Германа был Иосиф I. Он дважды восходил на патриарший престол (1267—1274 и 1282—1283), [505] но был человеком, не отличавшимся большими достоинствами. К патриаршеству он пробрался не прямыми путями. Зависть и честолюбие снедали Иосифа и побудили его, как мы уже говорили, вредить предшествующему патриарху Герману и способствовать его удалению с кафедры, с целью занять ее самому. Это было тем легче сделать Иосифу, что он был духовником императора и духовником не из строгих, что так важно было для Михаила Палеолога, имевшего далеко не светлую совесть. [506] В умственном отношении Иосиф был ничтожеством. Историк Григора делает такую заметку о нем: «Иосиф был донельзя прост и вовсе не был причастен эллинской мудрости». [507] Переводя эти слова на наш обычный язык, выйдет, что патриарх был круглый невежда. Впрочем, нельзя думать, что Иосиф был врагом образованности. Думается, что он смолоду лишь не был учен и оставался тем, чем он был раньше. Нравы и привычки его едва ли соответствовали тому положению, какое судьба готовила этому человеку. Правда, с юных лет, когда он был клириком при дворе, у него остался некоторый внешний лоск; он умел, когда нужно, держать себя прилично, бойко говорил, что называется, не ходил в карман за словом, знал, как нужно вести себя с сильными мира сего, хорошо чуял, где можно найти и где потерять. [508] Но кажется, Иосиф лучше всего чувствовал себя тогда, когда попадал в общество таких же невежд, как и он: любил запросто покушать за столом мужика, вдосталь здесь похохотать, побалагурить и поострить. Историк Пахимер не может понять, как с такими нравами и привычками Иосиф умел соединять аскетические наклонности. Но это не так трудно понять, если допустить, что и естественно, что аскетизм его был больше наружный, чем внутренний. [509] Ввиду таких качеств Иосифа, [510] о нем не стоило бы и говорить в истории Константинопольских патриархов. Но мы не исключили его из ряда других, более или менее замечательных патриархов, единственно потому, что считаем весьма интересным и поучительным рассказать одну страницу из истории жизни патриарха Иосифа. Разумеем в высшей степени занимательные обстоятельства, при которых этот патриарх снял с императора Михаила Цалеолога отлучение, наложенное на него патриархом Арсением. Историк развертывает перед нами следующую картину. Когда Иосиф изъявил согласие снять епитимью с Михаила, то праздник Сретения Господня (1268) был назначен таким днем, в который торжественным образом должно было произойти воссоединение с Церковью отлученного Арсением грешника–императора. Накануне этого дня совершена была торжественная всенощная,
505
Вторичное патриаршество Иосифа, впрочем, не следует брать в расчет: оно продолжалось только несколько месяцев (от конца декабря 1282 до марта 1283 года).
506
Пахимер. Ук. соч. IV, 17—18; Григора. Ук. соч. IV, 8.
507
Григора. Ук. соч. IV, 8.
508
Замечание Григоры, что люди вроде Иосифа «вовсе не отличаются осторожностью и ловкостью в делах» (ibid.) — замечание это, кажется, взято, что называется, с ветру. Иосиф принадлежал к другому типу патриархов.
509
0 Впрочем, не следует преувеличивать аскетизм Иосифа. Пахимер говорит, что патриарх «душевно расположен был к монашеской жизни, проводимой в постах, в питье воды», но при этом историк прибавляет ограничительное: «когда нужно».
510
Пахимер. Царствование Михаила. Кн. IV, гл. 23. Сходно с Пахимером характеризует Иосифа и Ефремий. Ephraemu De imperatoribus et patnarchis, p. 413. Edit Bonn.
511
Пахимер. Ук. соч. Кн. IV, гл. 25.
512
Пахимер. Ук. соч. Кн. IV, гл. 28.
513
Все это ясно открывается из рассказа Пахимера — Кн. V, гл. 17, 22.
514
Как его совершенно напрасно именует Ефремий. Ephraemii pp. 412, 414.
515
Григора. Ук. соч. Кн. VI, гл. 1.
Патриарх Иоанн Векк (1275—1282). Он вступил на патриаршую кафедру, когда Иосиф сошел с этой кафедры, не желая быть прямым пособником Михаила Палеолога по введению унии в Греческой церкви. Иных взглядов на унию держался «хартофилакс Великой церкви» Векк, и потому ему, как человеку, способному действовать в интересах времени, и предоставлена кафедра после Иосифа. Было бы напрасно думать, что Векк сразу же сделался сторонником унии. Прежде чем войти в виды императора, Векк переживает нелегкий душевный кризис, который, однако же, разрешился не так, как было бы желательно в интересах Церкви. Векк сначала противился воле царской, долго не соглашался поддерживать униатские стремления Михаила Палеолога. За это сильно гневался на него император, мало того — бросил его в смрадную тюрьму, и притом не одного, а со всеми родственниками его. Но и находясь в таком тяжком положении, Векк не вдруг пошатнулся в православии. В этом случае на него имело большое влияние чтение сочинений тогдашнего греческого ученого и аскета Никифора Влеммида, [516] который несомненно склонялся к унии и в таком духе писал еще раньше Лионского собора. Император устроил так, что сочинения такого достойного мужа, как Влеммид, доставлены были Векку в темницу. Ознакомившись с этими сочинениями, Векк совершенно переменил свои воззрения. «И вот тот, кто был обоюдоострым мечом против латинян, — говорит историк Григора, — обратившись в противную сторону, для нее же подготавливал победу». [517] Иоанн Векк не сделался, впрочем, полным латинянином. Он стал сторонником так называемого в Византии учения об «экономии», учения, которое применялось здесь всегда, когда нужно было какому-либо неблаговидному общественному делу дать благовидную личину. [518] Как понимал это учение об «экономии» Векк, это он выразил в одном из своих сочинений, где он так рассуждает: «Нашим (свят.) отцам было известно слово «экономия» и идея, этим словом выражаемая; они оставили нам письменные увещания, в которых боголюбезно ратуя за единение Церквей, и нас, своих потомков, как бы поощряют к подобной ревности; поэтому мы имеем право считаться настоящими учениками этих отцов, мы, по боголюбезной ревности держащиеся этой экономии. Мое слово подтвердит св. Афанасий, который в своем послании к антиохийцам доподлинно преподает, как прекрасно и в высшей степени боголюбезно оставлять без внимания разности в словах, лишь бы только братья были согласны друг с другом в мыслях. И что особенно замечательно, так это то, что св. муж говорит здесь не о других каких-либо, а о тех же самых народах и Церквах, о которых и у нас речь. Подтверждает мое слово и Василий Великий, удерживавшийся некоторое время прилагать наименование «Бог«к Животворящему Духу, имея в виду единение братий и некоторую прекрасную «экономию». Подтверждает мое слово великий Максим (Исповедник), свидетельствующий, что св. отцы часто делали уступки относительно выражений, но никогда относительно мыслей, так как тайна нашего спасения не в буквах, а в мыслях и делах. Все эти отцы (а Векк еще именует Григория Богослова, Дионисия Ареопагита) охранители, точные блюстители нашей веры, подтвердят мое слово, которым я утверждаю, что нападающие на изначальную «экономию являются врагами этих отцов». Отсюда Векк выводит, между прочим, то заключение, что не следует спорить с латинянами по вопросу об исхождении Духа Святого, если истолковывать это учение в смысле исхождения Св. Духа через Сына. [519] Векк был униатом, но за исключением этого греха (правда, тяжкого), он является человеком, которого нужно поставить в ряд самых лучших патриархов изучаемой эпохи. Образованность Векка была широка и глубока — на редкость. В этом отношении из современников едва ли кто мог с ним равняться. По словам Пахимера, он отличался «ученостью», «красноречием» и церковно–административной «опытностью». [520] Еще выше ставит Иоанна Векка Григора, он называет его «человеком умным, питомцем красноречия и науки, наделенным дарами природы как никто из его современников. Свободной и плавной речью, гибким и в высшей степени находчивым умом — всем этим природа щедро наделила его, как бы для того, чтобы его имя с уважением произносили цари, правители и все ученые». Но что особенно важно для нас: Векк был прекрасным знатоком богословия. По выражению историка, «по части знания церковных догматов все казались перед ним детьми». [521] Характер Векка был в значительной мере благороден и не чужд гуманности. Никакое подозрение не могло коснуться его высоконравственной личности. «Обвинять в наклонности к блудодеянию — в чем некоторые осмеливались обвинять патриарха, — говорит Пахимер, — скорее можно было бы Пелея (отца Ахиллесова, этого любимца богов), чем Иоанна Векка; а возводить обвинение в сребролюбии можно было скорее на честнейшего из людей — Аристида, чем на этого патриарха». [522] До времени патриаршества Векк занимал должность, как мы уже упомянули, хартофилакса, т. е. заведовал канцелярией синода и патриарха. [523] Уже в этой должности он приобрел громадное влияние. Имея власть налагать дисциплинарное взыскание на священников, Векк не щадил даже придворного духовенства. Раз Векк, в качестве хартофилакса, наложил епитимью на одно лицо, принадлежащее к придворному духовенству; такое действие раздражало императора, который говорил: «Так поступать — значит наносить обиду самому хозяину дворца». [524] В Константинопольском синоде не решалось ни одно дело без участия Векка, как хартофилакса, так что некоторые, будучи недовольны влиянием хартофилакса на дела, говорили: «Иоанн Векк водит за нос весь синод, который без него не знает что и делать». [525] Вообще еще до своего патриаршества Векк пользовался величайшей известностью. [526] Понятно, насколько должно было возрасти влияние Иоанна Векка, когда он стал архипастырем столицы. Действительно, это значение было очень велико, и что особенно важно, так это то, что своим влиянием Векк пользовался, насколько мог, к торжеству нравственных принципов и христианской справедливости. Похвальная черта в характере Векка. Одной из целей своего архипастырского служения Векк ставит беспрестанное ходатайство перед императором как за тех из пасомых, кто нуждался в помощи со стороны царя: за убогих и страждущих болезнями, так и за таких, кто хотел прибегать к правосудию царя в каком-либо судебном деле. Ходатайства патриарха перед царем Михаилом были деятельны, ревностны, а способы ходатайств отличались изобретательностью. Если он ходатайствовал за убогих и больных, то для того, чтобы сильнее подействовать на царя, прибегал к искусству актера: изображал из себя дряхлого старика, нуждающегося в помощи, или слепца, требующего покровительства. Иначе поступал патриарх, если ему нужно было защитить перед царем лицо, обиженное судом. Векк, в таком случае, собирал со своих клиентов самые подробные сведения об их деле и, представ перед царем, разбирал перед ним дело по правилам судопроизводства, являясь как бы действительным адвокатом. Неудивительно после этого, если лица несчастные и убогие исполнены были самой твердой веры в успешность ходатайств патриарха. «На этого человека, т. е. Векка, — по словам Пахимера, — многие полагались с такой же уверенностью, как бы он сам был царем». Кроме пасомых, Иоанн являлся перед царем и с ходатайством по нуждам духовенства. Не можем отказать себе в удовольствии привести один–два примера неусыпности патриарха в предстательстве перед императором. Вот первый пример. Был знойный летний день. Патриарх отправляется к императору, застает его спящим, терпеливо ждет его пробуждения. И когда царь принял его, ходатайствует за невинно осужденного. Царь отказывает в просьбе патриарху. Векк настаивает на своем. Начались продолжительные препирательства между главой государства и главой Церкви. Наконец Векк объявляет, что он будет действовать решительно, но и император стоит на своем; он объявляет, что не простит обвиненного, что бы ни сделал патриарх. Тогда Векк восклицает: «Чем архиереи лучше поваров и конюхов, которые слепо повинуются вам во всем, чего ни захотите?», кинул Жезл к ногам царя и ушел вон. Напрасно император посылает Догонять патриарха. Векк не пошел к царю. Патриарх чуть не Решился покинуть кафедру. Другой случай. Векк напрасно хотел обратить милосердие государя на какого-то несчастного человека. Царь отвечал все отказом. При таких обстоятельствах патриарх пустился на хитрость. Был праздник, царь явился к литургии. При окончании ее началась раздача антидора. Отворились царские врата. Вышел патриарх с антидором. Подходит царь и протягивает руку, но патриарх, взяв предназначенную для царя частицу, удерживает ее в своей руке. Все присутствующие видят необыкновенное зрелище. С одной стороны, царская рука протянута, а с другой, рука патриарха остается неподвижна. Векк просит царя за того обиженного, за которого он просил уже не раз. Царь упорствует, патриарх настаивает. Зрители изумлены и не знают, что подумать. [527] Вообще Векк не давал царю покоя своим предстоятельством. Поэтому выбран был определенный день в неделю, который исключительно назначался на то, чтобы патриарх мог беспрепятственно являться к императору со своими просьбами за разных лиц. Описывая деятельность Векка, православный историк Пахимер восклицает: «Сколько добра получили люди от такой заботливости патриарха!». [528] А заметим, что дело происходит при таком строптивом и черством по сердцу царе, как Михаил Палеолог. Историк Григора очень высоко ставит положение Векка при сейчас названном императора; он говорит, что Векк «сделался для царя всем — и языком, и рукою, и тростью скорописца». [529] И однако же, несмотря на это, между царем и патриархом происходят не раз столкновения, виной которых отнюдь не сам Векк, столкновения, имевшие последствием очень крупные неприятности для архипастыря. [530] По внешности Векк отличался величавой красотой, о его наружности дошли до нас как письменные известия, так и живописные указания. [531]
516
О нем мы уже говорили выше, с. 161 —166.
517
Григора. Ук. соч. Кн. V, гл. 2; Пахимер. Ук. соч. Кн. V, гл. 13—16.
518
Как понимали другие, раньше XIII в., учение об экономии, см. сочинение А. Лебедева: «История разделения Церквей в IX-XI веках», с. 8—9. (Москва, 1У00).
519
Opera Ioanms Vecci: Migne. PG. T. 141, pp. 868—869. Ср.: Христ Чтение, 1889, т. I, с. 583—584.
520
Пахимер. Ук. соч. Кн. V, гл. 24.
521
Григора. Ук. соч. Кн. V, гл. 2.
522
Пахимер. Ук. соч. Кн. VI, гл. 10.
523
См. подробнее о должности хартофилакса: проф Заозерскии. Формы устройства Восточной православной церкви (Правосл. Обозр., 1890, т. III, с. 299—304); Барсов. Константинопольский патриарх, с. 270—275 (Петербург, 1878).
524
Пахимер. Ук. соч. Кн. III, гл. 24.
525
Ibid., кн. V, гл. 13.
526
Ibid., кн. V, гл. 24.
527
Пахимер. Кн. V, гл. 24.
528
Ibidem, гл. 25.
529
Григора Кн. V, гл. 2 (fin.).
530
1 Пахимер. Кн. VI, 10—13; 17.
531
Григора говорит о приятной и внушительной наружности патриарха и его высоком росте (кн. V, гл. 2). У Купера (Ad histor. patriarch., cap. 110, p. 167) встречаем рисунок, изображающий Иоанна Векка (рисунок этот взят Купером из евхология Гоара). На рисунке Векк изображен в стоячем положении: поза его свободна, он несколько избоченился влево (от зрителя). Лицо серьезное и выразительное. На голове его надет невысокий клубок вроде теперешнего единоверческого, но он имеет вид усеченного конуса. В правой руке Векка архиерейский жезл, причем верх его образуют две, обращенные одна к другой, головы змия. На Векке хитон вроде подрясника, но только уже, и застегнут на множество пуговиц сверху почти до колен. На плечах мантия с полосами, довольно короткая, открывающая всю переднюю сторону хитона. В левой руке его шляпа, похожая на теперешние широкополые мужские шляпы, с изображением креста, покрывающим верх шляпы, и с двумя широкими лентами с задней стороны, вероятно, для красоты. Об архиерейской древней шляпе, ее форме, цвете и употреблении см. у Е. Е. Голубинского. История Русской церкви. Первая половина (изд. 1), с. 480—481.
Иоанн Векк был низвергнут с кафедры вскоре по вступлении на императорский престол Андроника Старшего, наследника Михаила Палеолога, — Андроника, который был ревностным приверженцем православия и врагом унии с латинянами. По низвержении Векк влачил печальную жизнь: он сначала был заключен в монастырь, потом сослан и заключен в крепость, в тюрьму, где и умер (1298 г.). [532] О печальной судьбе, постигшей его по низложении, Векк и сам говорил в своем «духовном завещании». [533]
532
Pachymens. De Andronico Palaeol. Lib. I, cap. 4 (p. 19); lib. Ill, cap. 29 (p. 270). Edit. Bonn
533
Testamentum Vecci (Migne. PG. T. 141, col. 1029—1031). Здесь же Векк объявляет, что он до смерти пребыл верен унии и присоединился к этому движению совершенно искренно. — Кроме духовного завещания, Векк написал значительное число сочинений (они занимают место в 141–ом томе Миня, от 15–ой до 1031–ой стр.) Подробное рассмотрение их возможно лишь в отдельной монографии, поэтому в наших очерках ограничимся лишь краткими замечаниями о произведениях униата–патриарха. Что и естественно, сочинения Векка посвящены исключительно вопросу об унии с латинянами и разъяснению главнейшего из латинских заблуждений — учению об исхождении Св. Духа и от Сына. У Векка есть сочинения, в которых ои разбирает все возможные возражения и неправильности касательно этого учения, разумеется, автор направляет свою речь в пользу латинского догмата (Migne. Ibid., pp. 157—276); есть также у него сочинения, в которых сделан свод святоотеческих свидетельств об исхождении Духа Святого — опять речь клонится в ту же пользу (pp. 613—725). В особенности у Векка много таких сочинений, в которых он вступает в полемику с различными прежними писателями и современниками. Из прежних писателей Векк с особенным вниманием, как и следует ожидать, останавливается на патриархе Фотии. Ему он посвящает отдельные сочинения: (например, Refutatio hbri Photu de processione Spinti Sancti, pp. 725—863). Он пересказывает историю Фотия совершенно в папском духе (pp. 925—941). Кроме того, по поводу учения Фотия Векк говорит весьма нередко и при других случаях. Вообще, может быть предметом отдельной диссертации тема об отношении Векка к Фотию. Из прежних писателей Векк разбирает еще Феофилакта Болгарского (XI в.), Николая Метонского (XII в., pp. 15—156), Андроника Каматира, друнгария,* жившего при Мануиле Комнине и писавшего против латинян по поводу прибытия папских послов в Вииантию с целью переговоров о соединении Церквей (pp. 395—613). Много пришлось бороться Векку против различных современных возражателей по поводу унии Так, он писал против Феодора, епископа Согдейского (pp. 289—337), Константина Мелигиниота (pp. 337—395), Григория (Георгия) Кипрского. Сочинения Векка против Григория Кипрского переведены на русский язык профессором И. Е. Троицким, в Хр Чтении за 1889 г., т. I и II, в статьях под заглавием: К истории споров по вопросу об исхождении Св. Духа». Переведены два следующих сочинения Векка: «Ответы I-II на свиток Григория Кипрского против новоявленных его ересей», т I, с. 581—605. Сравни: Migne, pp. 863—895; том II, с. 520—545. Чэавни: Migne, pp. 895—926, против великого эконома ** Ксифилина (pp. 281 — «>»). Векк писал почтительное письмо к современному ему папе Иоанну XXI — ВДсьмо благодарственное по случаю состоявшейся унии (р. 943). Писал Векк и по слУчаю низвержения его с кафедры, в защиту своей личности и главным образом своего учения (pp. 949—969). Здесь автор нередко совершенно откровенно говорит о тех Великих смутах, какие вызвала уния на Востоке (pp. 949, 951).
* Друнгарий — чиновная должность, связанная с охраной.
** Великий эконом — заведовал хозяйством и собственностью Константинопольской церкви.
Преемником знаменитого Иоанна Векка, если не считать второго патриаршества Иосифа, продолжавшегося неполных три месяца, был тоже известный богослов конца XIII в. Григорий (в миру — Георгий) Кипрский (1283—1289). Григорий называется Кипрским потому, что он родился на острове Кипре. Как Иосиф был выбран на место Векка потому, что он проявил ревность против унии (хотя и не очень сильную), так и Григорий был избран потому, что были основания полагать, что он не друг унии. До посвящения в патриархи Григорий не был ни клириком, ни монахом. Только перед посвящением в патриархи он принял монашество и наскоро прошел все иерархические степени. Несмотря на то, что Григорий перед патриаршеством не носил духовного сана, ему поручено было управление Церковью прежде, чем он стал настоящим патриархом. [534] Значит, он пользовался большим уважением у императора Андроника Старшего. Действительно, он выделялся в ряду своих современников образованностью. Его считали «человеком, известным по учености». [535] И такой отзыв справедлив. Григорий заявил себя составлением нескольких сочинений как догматического, так и ораторского характера. Кроме того, как человек образованный, он считал лучшими людьми fex, которые отличались ученостью; таких лиц он считал первыми между иереями и архиереями, если находил их в духовенстве. [536] Время, в которое пришлось править Григорию Церковью, было очень смутным. Разделения в Византийской церкви, возникшие из-за низвержения патриарха Арсения, а также из-за унии, не позволяли надеяться на счастливое патриаршествование Григория. Так и случилось. Хотя первое время Григорий правил Церковью довольно спокойно; но это спокойствие сменилось таким волнением, которое низвергло Григория с кафедры. Причин такого волнения было много. Одна из таких причин заключалась в прошлой истории Григория Кипрского. В царствование Михаила Палеолога Григорий среди униатского движения показал себя сторонником унии. [537] Правда, можно полагать, что Григорий принадлежал к партии униатов не искренно, а из страха навлечь на себя гнев императорский, тяжесть которого мог он наблюдать ежедневно на сотнях и тысячах ревностных противниках унии, а потому он легко мог перейти при Андронике на сторону ревнителей православия. [538] Но впоследствии, кому нужно было, припомнили, что Григорий некоторое время стоял за унию. Это обстоятельство, конечно, послужило с течением времени во вред Григорию. Затем, приверженцы патриарха Арсения, не находя в Григории того, чего они ожидали от него — признания значения их притязаний, — волновались сами, волновали и других. [539] Но самым главным виновником неприятностей и тяжких беспокойств для патриарха сделался Векк. За приверженность к унии Векка не раз судили на соборе. Самое разбирательство дела Векка, в присутствии этого экс–патриарха, было неблагоприятно для интересов Григория: красноречивый, ловкий, ученый Векк своими объяснениями производил впечатление, не всегда выгодное для врагов унии. [540] Но все это еще не большая беда. Истинное несчастье для Григория началось после того, как этот патриарх, по окончании одного собора против Векка, обнародовал свое сочинение, под заглавием «Изложение «свитка«(томоса) веры против Векка» (это в существе дела было соборное определение, изложенное, однако же, патриархом, почему оно и может быть рассматриваемо как сочинение Григория). В этом произведении Григорий позволил себе несколько резких отзывов о Векке, например, здесь читаем: «Вы, присные Богу (православные), продолжайте отвращаться и гнушаться наряду с другими враждебными истине догматами и порождений Векка. Отвращайтесь и его самого, и его последователей, изрыгавших вместе с ним его хулы». [541] Векк не пропустил без внимания такого порицания своей личности. Против «Изложения свитка» он написал (в 1287 или 1288 г.) свое сочинение, в котором всячески порицает Григория. Например, Векк писал: «Нужно раскрыть, что глава новоявленной ереси не принадлежит к числу кровных чад Церкви, а, напротив, есть незаконный и чуждый ее забот плод». «Этих немногих слов, — продолжает автор, — достаточно, чтобы понять, о ком идет речь: мы узнаем из них, что зло пришло к нам из-за моря (из Кипра то есть), что это заморский зверь, прожорливый кит, восставший от Кипра». «Кипрянин этот ехидный, ни пред чем не останавливающийся человек, потому ли, что привык болтать своим языком, или только для того, чтобы выместить свою злобу, изблевал много хульного, равно как немало повредил истину». [542] Тот же полемист ниже в том же сочинении, протестуя против отлучения, которому подвергает в своем свитке Григорий Векка и его сотоварищей, пишет: «В самом деле: кто и кого отсекает от Церкви? Кровных ее детей (т. е. византийцев) отсекает незаконнорожденный (т. е. островитянин) и навязывающийся ей в родство. Пастырей отлучает от стада Христова волк, исключает священников из сонма священников человек, не имеющий священства». [543] Векк и на этом не останавливается. Воспользовавшись другим случаем, он пишет новое сочинение против Григория, в котором тоже всячески позорит патриарха; [544] он называет богословские его рассуждения «дурачествами»; находит, что единственной целью отлучений, произносимых Григорием, служит вот что: «Он как бы желает возможно больше число людей убедить в том, что ему нет никакого дела до благочестия». [545] Нужно сказать, что полемика Векка, при всех ее крайностях, имела некоторое право на существование. Григорий в борьбе с унитами начал решительно и с негодованием отвергать даже правильное понимание формулы: «Дух Святый исходит от Отца чрез Сына», т. е. стал отвергать даже то толкование этого учения, которое впоследствии принято было православными защитниками веры на соборе Флорентийском. [546] Напрасно Григорий старался оправдаться и писал против Векка. [547] Его авторитет, и как ученого богослова, и как вселенского патриарха, начал колебаться. Векк не довольствовался литературной полемикой против Григория, он присоединил к ней распространение неблагоприятных слухов для патриарха. Например, утверждал, что Григорий родом не грек, а человек латинской расы, что он будто бы и по одежде, и по языку остается чужестранцем. [548] Дела Григория пошли плохо. Годы 1287—1289 проходят для него в печалях и разочаровании. Даже друзья его, на которых он возлагал самые лучшие надежды, которых он даже призывает прийти из провинции в Константинополь для борьбы с врагами и которым поэтому писал: «Поспешите сюда сами для утверждения непорочной веры христианской», [549] даже и эти друзья отшатнулись от Григория Кипрского. [550] Положение патриарха стало невыносимым. Вот как сам он впоследствии описывает трудность своего положения. «Церковь была полна всяких смут и беспорядков, всем хотелось в ней начальствовать и предписывать законы, а быть подначальными и подчиняться божественным законам никто не хотел, так что к тогдашнему ее положению было вполне применимо и оказывалось совершенно справедливым известное изречение Платона, что «не для всех полезна свобода, а некоторым полезно рабство и жизнь под страхом». Среди такой-то путаницы в делах, будучи, — говорит патриарх, — поставлен в самый центр ее, я попал в сферу власти, как бы на какую-нибудь напасть, и имел душу, постоянно удрученную всем этим». [551] Затруднительное, даже безвыходное положение, в котором очутился Григорий, побуждает его обратиться через письмо за содействием к самому императору Андронику Старшему. Это письмо — один из интереснейших памятников конца XIII в., рисующий живыми чертами значительное расстройство дел в Церкви и государстве. Описывая положение Церкви, корреспондент говорит: «Сколько вдруг постигло нас напастей, ужасов, треволнений». Исчисляя различных виновников церковных беспорядков, Григорий первое место отводит в этом отношении неукротимому полемисту Векку. «Многие были ошеломлены грамотой, составленной Векком и названной им энцикликой, грамотой, [552] которую он прислал в огромном количестве для раздачи всем, если можно. Город (Византий) разделился на два лагеря». [553] Ввиду церковных неурядиц Григорий просит царя поскорее собрать собор — поскорее «для того, чтобы зло не успело распространиться чересчур и чтоб спасение обманутых не сделалось слишком затруднительным». [554] Заботливость Григория о Церкви в существе дела была заботливостью его о самом себе. Но наряду с этим в том же письме встречается несколько интересных указаний на грабительство, учиняемое над народом. Видно, что патриарх не думал только о самом себе, но принимал к сердцу благо общества. Патриарх указывает, что если царь находится где-либо за пределами столицы, то заведующие царским столом начинают грабить народ В соседних местностях, вымогая и захватывая у крестьян птиц, поросят и другую живность. Всего захватывают множество для того, чтобы перепродать на сторону то, что окажется излишним для кухни. Патриарх просит царя положить предел безобразию. Еще более он возмущен грабительством в отношении народа, допускавшемся в самой столице. В примере патриарх безбоязненно указывает случаи из практики какого-то очень важного лица в Константинополе — деспота Иоанна. Григорий сам видел — вот что происходило. Какой-то погонщик скота пригнал стадо овец в шестьсот голов к воротам города, но едва стадо приблизилось к городу, как слуги деспота Иоанна захотели отнять у скотопромышленника четвертую часть всего скота. Слух о происшествии дошел до городского префекта, и этот послал стражу для восстановления порядка. Но вместо порядка вышел сущий беспорядок. Слуги деспота поколотили стражников. Стадо на ночь осталось за воротами. Но с рассветом появился тут сам деспот и приказал отнять у скотопромышленников 200 овец. Случай возмутительный! Рассказывая об этом царю, патриарх прибавляет: «Повсюду слышится ропот и негодование». [555] Эти сообщения патриарха о беспорядках, выражавшихся в грабительстве народа, потому особенно заслуживают внимания, что Григорий, несмотря на множество личных неприятностей и церковных смут, не забывает и об исполнении своих нравственных обязанностей в отношении к государству и обществу. Это свидетельствует о высоте и благородстве характера Константинопольского архипастыря. Но на Андроника письмо Григория Кипрского, кажется, не произвело впечатления. Царь не думал оказывать помощи несчастному патриарху, и ему ничего не оставалось делать, как выйти в отставку. «Когда Григорий увидел, — говорит Григора, — что и самые надежные и любимые им люди вооружились против него и что никто ему уже не помогает — ни царь, ни другой кто из людей сильных, то, наконец, признал это судом Божиим, свыше ему определенным. Он удалился на покой в монастырь». [556] Так кончилось патриаршество Григория Кипрского, человека во многих отношениях достойного. Нелегко было править разнузданной Византией. [557]
534
Pachymens. De Andromco… lib. I, cap. 44; Григора. Визант. история. Кн. VI, гл. 1.
535
Pachymens. Ibid; Григора. Ibid.
536
Григора. Кн. VI, гл. 4.
537
Пахимер. О Михаиле Палеологе. V, 12, 14; Григора, V, 2.
538
Проф. И Е Троицкии. К истории споров об исхождении Св. Духа. Христ. Чтен., 1889, т. II, 283.
539
Pachymerib. De Andromco… Lib. I, cap. 21.
540
Григора. Кн. VI, гл 2.
541
«Изложение свитка веры» в русск. переводе проф. И. Е. Троицкого можно найти в Христ. Чт., 1889, т. I, с. 344—366.
542
Иоанн Векк. Ответ на свиток. Христ. Чт., 1889, т. I, с. 582.
543
Очевидно, Векк по разным основаниям не хочет признавать Григория епископом. Ibidem, с. В04.
544
Христ. Чт., 1889, т. II, 280.
545
Векк. (Второе слово) «В ответ на свиток». Христ. Чт., 1889, т. II, с. 520.
546
Христ. Чт. I, с. 340.
547
Об этих сочинениях упомянем ниже.
548
Pachymens. De Andronico… Lib. I, cap. 33.
549
Письмо это издано Димитракопулом. См. проф. Троицкого: «Арсений» и прХрист. Чт., 1871, т. I, с. 1086—1088.
550
Григора. VI, 4.
551
Из автобиографии Григория, существующей, кроме греческого подлинника, в переводах — латинском, немецком, русском. См. перевод ее у проф. И. Е. Троицкого: Христ Чт., 1870, т. II, с. 175. Сравни: Migne. PG. Т. 142, pp. 28—29.
552
Это, конечно, есть ничто другое, как ответ Векка на свиток, а с этим произведением экспатриарха мы уже знакомы.
553
Письмо Григория к Андронику в переводе проф. И. Е. Троицкого. Христ. Чт., 1870, II, 512. О нем несколько слов ниже.
554
Ibid., 514.
555
Ibidem, 516—518.
556
Григора. VI, 4; Сравни: Pachymens. De Andromco… Lib. II, cap. 6.
557
Григорию Кипрскому чрезвычайно посчастливилось в русской литературе в том отношении, что почти все его сочинения появились в прекрасном отечественном переводе. Этим русская наука обязана трудолюбию двух наших ученых: проф И. Е. Троицкого и византиниста–архимандрита (ныне епископа) Арсения. Первым из названных ученых переведены следующие сочинения Григория: 1) Трактат об исхождении Святого Духа (Христ. Чт., 1889, т. II, с. 288—352; Migne. PG. Т. 142, pp. 269—300; латинского перевода нет). Сочинение это написано против уиии и появилось до Григориева патриаршества — еще в царствование Михаила Палеолога (Христ Чт, ibid., 282). 2) Изложение свитка (томоса) веры против Векка (Ibid. т. I, 344—366; Migne. Ibid., pp. 233—246, опять без латинского перевода). О содержании и значении этого сочинения было сказано выше, в тексте. Издание Григорием «изложения свитка» относится к 1287 или 1288 гг. 3) Послание к императору Андронику Палеологу против митроп. Эфесского Иоанна Хилы и Марка (Ibid I, 367 -369; Migne. Ibid., pp. 267—270; опять без латинского перевода). 4) Исповедание, составленное после того, как случилось восстание против него (Григория) клириков и пр. (Ibid., т. I, 370—377; Migne Ibid., 247—252; тоже без латинского перевода). 5) Апология (общая) против нападок на его свиток (Ibid. II, 545—570. Migne. Ibid., pp. 251—270; без латинского же перевода). Сочинения Григория, означенные под № 3—5, написаны автором под конец его патриаршества, в 1288—1289 годах. Все вообще вышеупомянутые сочинения трактуют по вопросу об исхождении Святого Духа. 6) Письмо к императору Андронику Палеологу (Христ Чт, 1870, II, 511—518. В патрологии Миня этого письма нет. Переводчиком оно взято из отдельного франкфуртского издания Маттиэ). С содержанием этого письма мы уже отчасти познакомили читателя выше. Письмо, очевидно, написано в разгар борьбы Григория с Векком, т. е. в конце патриаршества первого. 7) Автобиография Григория Кипрского (Ibid., 1870, т. II, 164—177; Migne. Ibid., pp. 19—30, с латинским переводом и подробным комментарием (pp. 31—47) Де–Рубеиса. Русский переводчик имел перед глазами отдельное издание Маттиэ). С этим произведением Григория отчасти мы познакомились, но с ним же будем иметь дело еще раз ниже. «Автобиография» Григория, нет сомнения, составлена им уже по оставлении патриаршего престола — на покое. Архимандритом (епископом) Арсением в греческом оригинале с русским переводом издана обширная проповедь Григория Кипрского' «Похвальное слово св. Евфимию, епископу и чудотворцу Мадитскому» (XI в.) (Чтения в Общ Люб Дух Просе., 1889 в Приложении, с. 1—70). Слово это до сих пор не было нигде напечатано и издано достопочтенным византинистом на основании рукописи Московской Синодальной библиотеки. Оно весьма интересно, и мы воспользуемся им в одном из параграфов наших очерков — ниже. По всем признакам, оно написано Григорием до патриаршества. Непереведенных сочинений Григория остается немного, да и все они не имеют большой научной ценности; без перевода остаются следующие труды рассматриваемого патриарха: 1) Похвальное слово великомученику Георгию (Migne. Ibid., pp. 299—345). Нужно полагать, что Григорий иаписал это произведение еще будучи мирянином — в похвалу Георгия, никомедийского мученика Диоклетианова гонения, вследствие того, что ои носил до монашества имя Георгия, данное ему, вероятно, в честь этого святого. Оио повествует о мученических подвигах этого великомученика. Малое значение повествования определяется уже тем, что вообще сказание о мученике Георгии не внесено в собрание Рюинара. 2) Панегирик императору Михаилу Палеологу (Migne. Ibid., 345—385). Панегирик весь состоит из общих фраз и не имеет исторической ценности. По этому произведению можно составить лишь превратное понятие о Михаиле. Уже встречающееся в заглавии выражение: «Михаилу, новому Константину* (т. е. Великому) вычурно и непригоже. Написано до патриаршества. 3) Панегирик императору Андронику Палеологу (сыну Михаила). (Migne. Ibid., 387—417). Такого же достоинства, как и панегирик Михаилу. Замечательно, однако же, что автор именует Андроиика (как это делает позднее и Григора. Виз. ист., VIII, 8) «жарким любителем науки и философов» (р. 412). Можно утверждать, что оно произнесено Григорием (Георгием) — мирянином, вскоре по вступлении Андроника на престол. 4) Письмо к другу (Migne. Ibid., pp. 125—128). Написано по низвержении Григория с кафедры и исполнено жалоб на несправедливость судьбы. У Григория есть и еще несколько сочинений, но они светского содержания. Правдивый отзыв о своих сочинениях сделал сам Григорий в своей известной «автобиографии». Он говорит: «Что не все мои произведения отделаны с одинаковой тщательностью, это само собой разумеется. Что замечаем мы у ремесленников, то же бывает и здесь: как их последующие изделия бывают лучше предыдущих, вследствие упражнения, так и у писателей и риторов труды зрелых лет бывают совершеннее первоначальных. Что касается изложения, то я не гонялся за изысканными формами, не ударялся и в другую крайность — не писал, как повсюду пишут; больше всего я хлопотал о ясности, возвышенности и благодарстве слога, добрых правилах нравственности в соединении с некоторым благозвучием». (Христ Чт, 176; Migne. Ibid., p. 29. См. высокий отзыв Григоры (Ibid. VI, 1) о литературных достоинствах сочинений Григория Кипрского). О внутренних качествах этих же сочинений, как произведений образованного богословского ума, свидетельствует уже то обстоятельство, что почти все они переведены на русский язык достойными учеными.
После Григория Кипрского патриаршую кафедру в Константинополе занимает Афанасий. Он дважды восходил на эту кафедру и дважды оставлял ее, и умер не патриархом. Мы рассмотрим первое и второе патриаршество Афанасия особо. В первый раз он пробыл на кафедре четыре года (1289–1293). Патриаршествование Афанасия представляет много интересного: оно может быть рассматриваемо как реакция по отношению к патриаршествованию Векка и Григория Кипрского, лиц, отличавшихся широтой взглядов. Но как ни интересно время патриарха Афанасия, наука, однако же, лишена возможности сказать о патриархе Афанасии слово твердое и несомненное. Это главным образом зависит от свойства наших источников. [558]
558
Об Афанасии сообщают довольно подробные известия историки Пахимер и Ригора. Но в их взглядах на этого патриарха есть существенная разница: Пахимер явно не одобряет Афанасия, а Григора держится середины. Кто же из них прав — решить нелегко. Суждения историков мы можем проверять на основании собствениных писем Афанасия, до нас сохранившихся, но таких писем, к сожалению, немного. Все же эти письма больше подтверждают взгляды Григоры, чем Пахимера; поэтому нам кажется более основательным, в известной мере, держаться взглядов Григоры на Афанасия.
Лишь только было узнано в Константинополе, что кафедру Григория займет почти никому не известный монах Афанасий — в его пользу склонялся император Андроник Старший, [559] — как в столице начали распространяться слухи о жесткости характера человека, предназначенного в патриархи. Часть этих слухов записал Пахимер. Например, об Афанасии рассказывали, что раз рассердившись на осла, который зашел в монастырский огород и поел овощи, будущий патриарх наказал бессловесного преступника тем, что выколол ему глаза. Или рассказывали о том, что он обладал такой силой воли, что будто бы раз заставил даже волка принести ношу с овощами из огорода в монастырь. В этом последнем случае рассказчики явно намекали, что и у самого будущего патриарха волчья натура. [560] Даже о самом посвящении Афанасия в патриархи рассказывали нечто такое, что должно было настраивать общество в отношении к патриарху во враждебном тоне. Так, Пахимер сообщает, что когда Афанасия посвящали в патриархи и один из участников рукоположения Каракал, митрополит Никомедийский, заглянул в разверстое на голове посвящаемого Евангелие, то ему бросились в глаза страшные слова, которые приняты были всеми как пророчество о характере управления Афанасия Церковью, слова: «Диаволу и ангелам его». [561] Из показаний историка Пахимера с несомненностью вытекает то следствие, что в Византии далеко не радостно принято было известие о назначении монаха Афанасия в патриархи. И дальнейшие годы действительно подтвердили, что патриарх, при многих его добрых намерениях, не достиг никаких добрых целей; он больше смущал, чем назидал общество византийское.
559
Расhутеns De Andromco. Lib. II, cap. 13, p. 139.
560
Ibidem, cap 14, p 143
561
Ibidem, cap 15, pp 146 —147.
Афанасий был строгим монахом, с детства привыкшим к аскетическим трудам, и проводил до патриаршества безмолвную жизнь в горах. «Он не знаком был с ученостью и жизнью в обществе». Но зато он был человеком достойным, «удивлявшим всех своей монашеской жизнью, — крайней воздержанностью и всенощными бдениями. Спал он на голой земле, ног не умывал, всегда ходил пешком, одежду носил жесткую, жизнь вел самую бедную. Вообще он имел характер, которым отличаются люди (монахи), живущие в горах и пещерах». Даже Григора, при его значительной доле уважения к Афанасию, все же находит, что такой человек не годился в патриархи столицы. «Блаженным он прожил бы целую жизнь, — замечает Григора, — если бы навсегда остался в уединении. [562]
562
Григора Кн \ I, гл 5, Pachymens. Ibid., lib. II, cap. 13, pp. 139—140.
Афанасий, тотчас по вступлении на кафедру, занялся некоторыми серьезными реформами в подведомой ему области. Прежде всего он обратил внимание на жизнь и образ действий «ученых клириков». Григора говорит: «Ученым клирикам суждено было потерпеть и поплатиться за прежние свои неблагородные поступки. Взойдя на патриарший престол, Афанасий к ним первым обратил свое грозное лицо, полное ревности и строгости. Люди благоразумные по первым признакам догадались, чего следует ожидать, и добровольно начали вести строгую жизнь дома. Другие же в скором времени вынуждены были бежать из столицы». [563] К сожалению, трудно понять, о каких «ученых клириках» говорит историк й в каком отношении патриарх стеснил их. Если не ошибаемся, историк разумеет тех образованных клириков, какими окружали себя патриархи Герман III и Иоанн Векк — клириков, расположенных к унии, а потому неприятных для Афанасия, конечно, чуждавшегося унии. По–видимому, Григора сочувствует мероприятию патриарха, выразившемуся в строгости против «ученых клириков»; но мы не видим необходимости следовать взгляду византийского историка. Доводить «ученых клириков» до того, что они лицемерно начали вести жизнь слишком суровую, не вызываемую настоятельными потребностями, или же, что еще хуже, до того, чтобы они бежали из столицы, нам представляется недостойным мудрого архипастыря. Афанасий, в данном случае, действовал неблагоразумно.
563
Григора Ibid
Другой важной мерой, к которой прибегает Афанасий для введения порядка в делах, касающихся Церкви, было изгнание провинциальных архиереев, проживавших в столице. Тот же Григора пишет: «Тому же подверглись (т. е. вынуждены были оставить столицу) и многие архиереи. Их было, — продолжает историк, — очень много, и все были люди ученые (?), знатоки церковных законов. Итак, тех архиереев, которые находились в Константинополе по какой-либо надобности, Афанасий отправил в их митрополии, где и должны были оставаться до конца жизни. Проживая здесь, говорил патриарх, пусть не наговаривают они друг на друга и на меня самого, они, обязанные быть учителями мира. Что же касается до тех, которые приходили со стороны под предлогом соборов, бывающих дважды или однажды в год, для совещания о догматах благочестия и разрешения практических церковных вопросов, то им он воспретил въезд в Константинополь. Каждому следует, говорил патриарх, пасти врученную ему паству и направлять своих овец, Находясь при них же, а не проживать в столице и только получать оттуда доходы. Конечно, найдется, кто не похвалит ни той, ни другой стороны, потому что ни та, ни другая сторона, — заявляет историк, — не осталась в пределах умеренности и законности». [564]
564
Ibidem