Исторические очерки состояния Византийско-восточной церкви от конца XI до середины XV века

Лебедев Алексей Петрович

Зигавину принадлежит еще несколько небольших полемических сочинений, представляющих собой как бы пополнение Паноплии. Вот одно сочинение: «Спор о вере с сарацинским философом». Здесь между прочим полемист разбирает следующие возражения сарацина: «на каком основании вы (христиане) допускаете политеизм, учите о рождении Бога, исповедуете Бога–Отца, Сына и Св. Духа? Каким образом Бог мог воплотиться? Если Слово воплотилось и родилось от Марии, то почему называете Марию Девой и т. д.» [992] Другое сочинение Зигавина: «Опровержение нечестивых массалиан» (т. е. богомилов). Здесь излагаются и ниспровергаются главные мнения богомилов, причем полемист излагает свои мысли в форме 14–и анафематствований. [993] Как бы продолжением сейчас указанного сочинения Евфимия служит следующее его сочинение: «Против еретиков, которые носят название фундагиатов» (т. е. опять богомилов). Речь у автора о том, что узнал он от богомильских учителей об их учении, приняв вид мнимого их ученика. Это последнее сочинение известно в печати не в полном его виде. [994]

992

Mlgne. PG. Т. 131, pp. 20—37.

993

Ibidem, pp. 40—48.

994

Ibidem, pp. 48–57.

Догматико–полемическое сочинение, похожее по форме на Паноплию, написал писатель конца XII и начала XIII вв., нередко упоминаемый нами Никита Хониат. Хотя между Зигавином и Никитой жил еще один известный догматико–полемический писатель — Николай Метонский, но он составляет особое явление по сравнению с Зигавином и Никитой, которых главные полемические сочинения походят одно на другое и удобнее всего могут быть рассматриваемы одно после другого.

Рассматриваемое сочинение Никиты носит заглавие «Сокровище православной веры» (Thesaurus orthodoxae fidei) и написано по просьбе одного его друга. «Сокровище» заключает в себе изложение православной веры и опровержение еретиков и состоит из 27–ми книг. Оно тесно примыкает к Паноплии Зигавина. Об этом отношении первого сочинения к последнему сам Никита говорит так: «Хотя книга, носящая заглавие Паноплия, и касается всех еретиков, которые жили прежде, начиная с Савеллия и даже раньше его, однако же в ней опущено много такого, что можно было бы сказать в их опровержение из писаний отцов, и притом в ней не делается никакого упоминания о том, откуда произошли еретики и как они жили». Никита не без критики смотрит на сочинение своего предшественника и хочет его пополнить, а именно представить ереси в более полном и генетическом виде и подробнее разобрать их. [995] Впрочем, Никита не был богословом, отличавшимся самостоятельностью познаний; во многих отделах своего сочинения он пользуется тем, что находит готового у Евфимия. [996] Но с другой стороны, сочинение Никиты показывает в нем человека более мыслящего, чем каким был Зигавин; многие стороны в учении веры он излагает с похвальным углублением в дело, с заметной оригинальностью, он не всегда позволяет за себя думать и говорить другим: он и думает не без самостоятельности и говорит собственным языком. Вообще между Никитой и Зигавином, как догматикополемистами, можно находить следующую разницу. Зигавин повторяет только зады богословской науки и полагает, что таким способом он выражает себя как охранителя предания; Никита же далек от того, чтобы отказывать разуму человеческому в тщательном и беспредвзятом изучении христианства, а лиц, смотрящих иначе на дело, он именует гносимахами (проще — гасителями просвещения). Зигавин, считая себя поборником веры, задачу

своей деятельности полагает в том, чтобы только опровергать еретиков; Никита же, хотя и почитает полемику делом важным, но в то же время углубляется в изложение положительного учения и проводит догмат сквозь мыслящее сознание. Зигавин в своем труде сух, безжизнен и мертв; напротив, Никита во многих случаях говорит как живо заинтересованный человек, говорит языком сердца. [997] Такое явление, само по себе замечательное, тем поразительнее, что Дикита в написанной им известной истории своего времени, представляется не чуждым увлечения эллинским язычеством. Но мы должны помнить, что византийские образованные люди нередко заключали в себе соединение таких крайностей, каких нельзя встретить в наше время. Тип византийца представлял собой во многом оригинальное явление. Но переходим к обзору сочинения Никиты. В первой книге [998] писатель говорит о язычестве и иудействе. Содержание уже этой книги показывает, как богато произведение его по сравнению с Зигавиной Паноплией. Здесь Никита излагает сведения о главных идеях и школах, какие господствовали в Греции и Иудее, вообще касается таких сторон, которые Евфимий оставил вовсе без внимания. Именно, Никита начинает свое сочинение изложением религиозной истории иудеев от Адама до Моисея, а затем, объяснив вопрос о происхождении идолопоклонства, он переходит к разъяснению происхождения греческих мистерий и философских учений, в особенности ведет речь, хотя и краткую, о философии Пифагора, Платона и Эпикура, причем выше всех ставит авторитет Моисея. В заключение первой книги автор снова Возвращается к иудейству и характеризует различные иудейские секты, не исключая самарян. Иудейских сект Никита насчитывает семь: саддукеи, книжники, фарисеи, имеробаптисты (сектанты эти получили свое имя от того, что для духовного очищения считали необходимым ежедневное крещение), назареи, ессеи и иродиане (как отдельную секту автор описывает самарян). Иудейские секты автор считает влиятельной причиной в образовании сект христианских. [999] Во второй и третьей книге Никита входит в исследование православного учения. Так, во второй книге [1000] Никита рассуждает о Св. Троице, ангелах и человеке. О Св. Троице он хотя и говорит словами отцов Церкви, но пользуется ими вообще целесообразно; Для устранения обвинения в тритеизме он употребляет многие образы. Единство Божества при троичности, по Никите, уясняется образом Серафима с двумя крылами: Отец — это Серафим, два крыла — это Сын Божий и Дух Святый. [1001] Особенно заслуживает внимания его спекулятивно–богословское учение о человеке; он входит здесь во многие философские вопросы касательно души человеческой, говорит о духе и душе, чувствах и силах дущи деятельности и бессмертии ее, пытается решить вопрос о местопребывании души, происхождении души при зарождении тела человеческого и пр. В третьей книге [1002] Никита говорит о вочеловечении Бога–Слова. В этом отделе Никита обнаруживает большую богословскую начитанность, но что еще важнее, говоря о двух природах во Христе, он достаточно сильно разрешает все разнообразные вопросы, возбуждаемые истиной Боговоплощения. С четвертой книги [1003] автор входит в рассмотрение и разбор древних ересей — числом 44 — до арианской ереси. В этом отделе труда Никиты интересно для нас в особенности то, что он упоминает таких еретиков, о которых мы мало знаем и которые притом представляются продолжающими существовать и во времена автора. [1004] Вот эти любопытные для нас ереси: гносимахи. Это такие люди, по Никите, которые противились всякому серьезному, углубленному изучению христианской веры и научному занятию истинами религии, которые считали делом бесполезным углубляться и размышлять над Св. Писанием, в особенности потому, что Бог будто бы ничего не требует от христиан, кроме добрых дел; гораздо лучше, говорили они, просто вести благочестивую жизнь, чем отдаваться любознательности. — Тнитопсихиты. Это были еретики, которые отрицали бессмертие души и которые утверждали, что душа человека не лучше души животных и умирает вместе с телом. (Впрочем, под именем тнитопсихитов едва ли разумеются решительные материалисты, отрицавшие бессмертие души; по всей вероятности, под тнитопсихитами нужно разуметь таких лиц, которые, отправляясь от тогдашних понятий о душе и духе, как составных частях природы человеческой, допускали, что бессмертен только дух — , а душа смертна). Далее — христолиты (от гл. ). По описанию Никиты, они получили свое имя от того, что они как бы разделяли Христа, разрушали его человеческую природу, а именно, они держались мнения, что Христос, по воскресении Его, покинул на земле свое тело и вознесся на него только Божеством. Далее — этнофроны, т. е. такие люди, которые, при христианских убеждениях, в то же время преданы были языческому суеверию и совершали языческие обряды. Никита находит у них следующее: они веровали в фатум, фортуну, увлекались астрологией, занимались волхвованиями, полагали различие во днях и месяцах по отношению к благополучию. (Нужно сказать, что такого рода люди действительно встречались во времена Никиты.) Накодед, парерминевты — ложные толкователи Св. Писания. Они истолковывали Св. Писание по своим частным целям, чтобы найти 3 нем свои еретические воззрения, извращали смысл его и с упорством стояли за свое толкование. [1005] В пятой книге [1006] Никита рассматривает и опровергает арианские ереси. [1007] В дальнейших книгах до конца сочинения автор говорит о македонианах, несторианах, евтихианах, монофелитах, иконоборцах, армянах, павликианах, богомилах и касается ересей, возникших и волновавших Церковь в его время. [1008] Сочинение Никиты «Сокровище» доселе еще не издано в полном и оригинальном виде. Издание его в целости есть дело будущего. Немецкий ученый Гасс, известный специалист по церковной византологии, однако же, не думает, чтобы когда-нибудь это издание последовало. Он говорит: «Появится ли когда-либо в печати оригинальный текст Никиты в полном виде — это сомнительно: такое предприятие не принесет тех плодов, каких от него можно бы ожидать». [1009] Но такое полупренебрежительное отношение к «Сокровищу» Никиты несправедливо. Известный Ульманн говорит о Никите: «Его ученость не вполне самостоятельна, однако же, он возвышается над современниками и является человеком, достойЙЬш лучших времен, чем его время». [1010] Со своей стороны прибавим, Что издание, в особенности двух последних книг «Сокровища», было бы в высшей степени полезно для науки, ибо в 26–й книге у Никиты речь идет о происходившем при Мануиле Комнине споре «о боге магометовом», споре, о котором наши сведения слишком Незначительны; в 27–й книге у Никиты излагаются сведения по поводу спора, происходившего при императоре Алексее Ангеле (конец XII в.) о «тленности» и «нетленности приемлемой нами Евхаристии», а между тем наши сведения касательно этого любопытного спора так ничтожны, что даже самое главное лицо, вызвавшее спор (Сикидит) остается для нас почти во мраке. [1011]

995

Thesaurus orthodoxae fidei. Migne. PG. T. 139, p. 1104.

996

Кроме того, Никита пользовался весьма многими писателями: Дионисием Ареопагитом, Афанасием, Тертуллианом, Евсевием, Епифанием, Иринеем, Златоустом, Василием Великим, Филосторгием, Феодором Мопсуестийским, Сократом Схоластиком, Созоменом, Феодоритом, Григориями, Фотием, Дамаскиным, Козьмой Индикоплевтом и проч. Annot. Morelln. Migne. Ibid., p. 1091.

997

Ullmann — в вышецитированной статье: Studien und Kritiken, 1833, S. 682—683.

998

Migne. PG. 139, pp. 1104—1126.

999

Ibid., pp. 1122—1124.

1000

Ibid., pp. 1126—1200.

1001

Ibid., pp. 1161.

1002

Ibid., pp. 1200—1242.

1003

Ibid., pp. 1242—1360.

1004

Kurtz. Handbuch der Kirchengeschichte. В. I. Abtheil 3, S. 97. Mitau, 1858 И в самом деле, описывая этих еретиков, автор при изложении их учения всегда употребляет формы настоящего времени: contendunt, audent, asserunt.

1005

Ibidem, pp. 1341—1343; 1356 (cap. 39—43).

1006

Ibid., pp. 1361—1444.

1007

Первые пять книг сочинения Никиты изданы лишь в латинском переводе, но полностью.

1008

Начиная с VI книги, сочинений издано (Migne. PG. Т. 140) в подлиннике с латинским переводом, но зато в отрывках. Целиком изданы лишь немногие книги •Сокровища», например, 24–я, где заключаются акты собора относительно одного спора середины XII века о Христе, как приносящем жертву и приемлющем ее; Книгу 25–ю составляют акты соборные по поводу спора о тексте: «Отец больше Меня», спора, бывшего во дни Никиты. Нужно сказать, что акты соборные, помещаемые в 24–й книге Никиты, из этого сочинения заимствованы Минем и отпечатаны в его изданиях.

1009

Gass. —Nicetas: Herzog-Hauck. Encykl. В. X, 1882, S. 541.

1010

Ullmann. Op. cit. S. 679.

1011

Оба эти спора изложены были нами в своем месте, с. 109 и далее.; 121 и Далее. Известия Никиты касательно последнего спора уже стали, к счастью, достоянием русской науки.

Больше, чем Зигавином и Никитой Хониатом, написано было полемико–догматических сочинений Николаем, епископом Метонским. Зигавин и Никита с чрезмерной любовью углубляются в прошедшее, древность. Николай же, хотя и прекрасно знаком с древнецерковной литературой, не увлекается ей до забвения о нуждах и потребностях новейшего, своего, времени. Он пишет для пользы, назидания и поучения своих современников, говорит с ними языком сильным, живым, ясным. Это, а равно сила его богословской мысли делают значение Николая в истории Греческой церкви большим. И однако же, нельзя сказать, чтобы Николай как следует был изучен в науке. До сих пор еще не определено точно место этого богослова в ряду лучших представителей церковной мысли последних веков Византийской империи. Для разъяснения этого вопроса много сделал в недавнее время немецкий ученый Дрэзеке. [1012] Одно из затруднений при изучении Николая Метонского составляет то, что произведения Николая не собраны в каком-нибудь издании, а разбросаны по разным собраниям. Собрать все сочинения Николая редко кому удается: нужны особые усилия, чтобы достигнуть этой цели. Надобно иметь под руками по меньшей мере шесть различных изданий, в которых напечатаны сочинения Николая, изданий, из которых иные очень редки, другие малоизвестны. Даже на Западе специалисты–византинисты пишут о Николае, не зная всех уже изданных сочинений епископа Метонского. [1013]

1012

Draseke. Zu Nicolaos von Methone. Две статьи в журн. Zeitschrift fur Kirchcngeschichte, 1888 (Band IX). Еще: Draseke. Nicolaus von Methone. Byzant. ZeitschriftВ. I, 1892, S. 438—479. И еще: Draseke. Nik. von Meth. als Bestreiter des ProklosTheol. Studien und Kntiken, 1895, S. 589—616.

1013

Например Gass, написавший статью о Николае в энциклопедии Герцога— Гаука (Band X, 1882 г.), не знал о существовании многих изданных сочинений Николая, напечатанных еще в 60–х годах. Даже Дрэзеке не все мог достать.

В своем месте мы уже имели случай сказать, что Николай не имеет биографии, из его жизни мы почти ничего не знаем. Его биографию, притом очень большую, составляют его многочисленные сочинения.

Переходим к обозрению полемико–догматических трудов Николая Метонского, к каковому классу относятся почти все богословские произведения Николая. Разумеется, мы будем иметь в виду лишь те сочинения этого автора, которые перестали быть достоянием архивов и напечатаны. Все сочинения Николая, как мы сказали, отвечают живым потребностям современности. Они имеют в виду врагов веры наличных и против них обращают свою речь. Это весьма важная черта в сочинениях рассматриваемого писателя. Но нужно сознаться, не всегда точно и ясно можно судить, против кого именно направляется то или другое сочинение, по какому случаю оно написано, хотя несомненно, что оно написано ради расущной потребности. Поэтому мы прежде всего и скажем о таких догматико–полемических произведениях Николая, которые хотя и направляются против врагов и совопросников, но такого рода врагов _й совопросников, которые не могут быть точно указаны в истории: кто они были и к каким целям стремились.

Самое большое и самое капитальное сочинение Николая носит заглавие «Опровержение богословского наставления Прокла, платонического философа, чтобы читающие не увлеклись кажущейся основательностью его (наставления) и не соблазнялись в рассуждении истинной веры». [1014] В сочинении находим как опровержение философских положений Прокла, языческого философа V в., так Я раскрытие положительных истин веры христианской. Из сочинения, притом, открывается, что оно написано против современных христиан, увлеченных языческим мудрецом, но кто эти были современники, много ли их было, в чем заключалось их увлечение, Как они заявляли о своем увлечении, устно или письменно — все Допросы, на которые дать определенный ответ трудно. Лучшую характеристику этого сочинения Николая дает Ульманн. Он говорил: «У Николая нет недостатка в остроумных и для его времени выразительных мыслях. Церковные воззрения для него — единственное мерило и лучшее выражение истины. Однако же его философия представляет собой нечто более живое, чем философия его современников, и в особенности ему нужно ставить в заслугу то, что основания догматов он ищет в самом Писании. Главными вождями при изучении догматов Николай выбирает Григория Богослова и Дионисия Ареопагита. В раскрытии учения о Божестве он берет их в образцы. Однако же по сравнению с Ареопагитом, он отличается ясностью, простотой и определенностью. Вообще у нeгo изложение находится в соответствии с подлежащими его рассмотрению предметами, только, несмотря на его старания, он не чужд повторений». [1015] Как еще недостаточно изучено замечательнейшее произведение XII в. «Опровержение богословного наставления Прокла…», это видно из тех разногласий, какие до последнего времени слышались относительно даты происхождения указанного произведения. Первый (впрочем, и единственный) издатель Нйколаева произведения — Фемель — приводит мнение одного УЧеного XVII в., который думал, что оно написано после Флорентийского собора, т. е. в XV в. Правда, он с этим мнением не Оглашается, но зато и сам не устанавливает точной даты. Другой ученый — Николаи (Nicolai) — предполагал, что оно написано в девяностых годах XII в. Новейший исследователь Николаевых произведений Дрэзеке полагает, что оно написано в 30–х гг. того же XII в. Хотя в самом сочинении Николая нельзя найти определенного указания на время появления «опровержения», но тем не менее дата Дрэзеке заслуживает предпочтения. [1016]

1014

Refutatio institutionis theologicae Procli Platonici. Edidit Voemel. Francofurt. Ad. М., 1825.

1015

Ullmann. Op. cit., S. 706. В недавнее время поднимался вопрос о зависимости Николаева «Опровержения» от подобного же сочинения Прокопия Газского (VI в.), но остался неразъясненным. Krumbacher. Gesch. d. Byzant. Litteratur, S. 87. Munch.

1016

Draseke. Zu Nicolaos… S. 586—588. Излагать содержание этого сочинения Николая, как и прочих, не станем, потому что содержание главнейших из них изложено ученым о. архим. (епископом) Арсением на страницах Христ. Чт. в статьях «Николай Метонский и его сочинения». Содержание Николаева сочинения «Опровержение» указанным автором обстоятельно изложено в сейчас названном журнале, за 1882 г., т. II, с. 165—175, 495—510. — В числе авторитетов, на

которые ссылается в рассматриваемом сочинения епископ Метонский, между прочим встречаем «мудрейшего мученика Евстратия» (р. 123). Кто такой этот Евстратий? Дрэзеке думает (S. 586—587), что здесь разумеется младший современник Николая, Евстратий, митрополит Никейский. Но разуметь этого Евстратия едва ли можно. Хотя Анна Комнина (Alexiadis, lib. XVI. Migne. PG. Т. 131, p. 1101) называет его «сведущим как в божественной, так и мирской науке и способным в диалектике более тех, кто учились в Стое и Академии», однако же по многим основаниям нужно отрицать, что будто Николай разумеет именно этого Евстратия. В самом деле: 1) Николай цитирует Евстратия тогда, когда ведет речь о языческом политеизме, а между тем в известных нам сочинениях Евстратия нет таких мест, где бы шла речь о том же предмете; 2) епископ Метонский именует Евстратия «мучеником», но Евстратий Никейский хотя и был лишен за свои убеждения митрополичей кафедры, тем не менее может быть назван мучеником только с величайшей натяжкой, как и делает Дрэзеке; 3) из сочинения Никиты Хонната (писателя того же XII века) Thesaurus видно, что Евстратий Никейский не пользовался авторитетом в Церкви: в указанном сочинении Никиты находим трактат (lib., 23) под заглавием De erroribus Eustratil Nicaenl metropolitae. Гораздо справедливее мнение о. архим. (епископа) Арсения (Христ. Чт., ibid. с. 171), который в Евстратин, цитируемом у Николая, усматривает св. мученика (ум. в 320). Мнение это может быть подтверждено справкой в Метафрастовом martyrium sancti Eustratii. Здесь между прочим раскрывается, как св. Евстратий опровергает судьюполнтеиста ссылками на Платона, Аристотеля, Гермеса (Migne. PG. Т. 116, р. 492); вообще о нем, Евстратии, в этом сказании замечается, что все удивлялись, «как он посрамил судью с его богами» (р. 501). Таким образом открывается, что русскии ученый, преосв. Арсений, несомненно правильнее смотрит на вопрос о личности Евстратня, чем Дрэзеке, усиленно старающийся отождествить Евстратия–мученика с Евстратием Ннкейским. — Вышеуказанного мнения Дрэзеке держится и профУспенский. Очерки Визант. образов., с. 197.

По характеру и цели с «Опровержением» сходно другое сочинение Николая под заглавием «Богословские вопросы и ответы». [1017] Но к сожалению, часть этого сочинения представляет буквальное заимствование из одного сочинения палестинского писателя VII в. — пресвитера Феодора.

К классу догматико–полемических сочинений Николая, относительно которых трудно определить, против кого именно они направляются, можно отнести небольшое произведение его под заглавием «Великому доместику», вопрошавшему касательно Св. Духа: «В каком смысле говорится, что Дух Св. существенно вселился и обитал в апостолах, и если Он точно таким лее образом обитал и во Христе, то почему и апостолы не называются Христами? А если не так (обитал в апостолах, как во Христе), то В чем различие»?» [1018] Ясно, что речь обращена к недоумевающему, go вследствие чего возникло недоумение? Есть ли оно результат совопросничества или скепсиса — решить трудно. В таком же роде встречаем у Николая и еще несколько сочинений. Вот заглавия их: 1) «Вопрошающему, есть ли предел (6) жизни и смерти, и если есть, то как же Бог не есть виновник зла?». Из самого Николаева трактата видно, что этому богослову кем-то представлено было письменное рассуждение, в котором неизвестный современник, рассматривая понятие о свободе воли человеческой, усматривает в этом как бы ограничение Божества и т. д. Не остается сомнения, что современник имел злой умысел поставить в затруднение богослова XII века; такой умысел мог рождаться преимущественно в уме скептическом. Но кто этот скептик? Один ли он был или таких было немало — остается неясным. 2) «Слово второе, докаливающее ту же мысль (т. е. исследующее тот же вопрос) на «сновании свидетельств Св. Писания и обличающее приверженца беспредельности в том, что он нехорошо пользуется некоторыми из них». Сторонник «беспредельности» утверждал, что еудьба людей и скотов одинакова. 3) «Слово третье, обличающее велепость предположения о беспредельности через сведение его к Невозможности» (т. е. дающего невозможные выводы). [1019] ) Другие догматико–полемические сочинения Николая направлены против определенных лжеучений, о которых или ясно говорят самые сочинения, или же они дают право догадываться об этом. [1020] Здесь мы прежде упомянем о таком сочинении Николая, которое раньше других было издано и довольно долго оставалось единственным напечатанным его сочинением. Оно озаглавливается так: «О теле и крови Христовой, против тех, которые сомневаются: оссвященный (евхаристический) хлеб и вино суть ли тело и кровь Господни?». [1021] Сочинение это по своему происхождению может быть относимо к 40–м годам XII века и направляется, по всей вероятности против богомилов, как известно, совершенно отвергавших и пресу! ществление даров, и даже самую нужду причащения. [1022] Случаем, побудившим выступить на борьбу против богомилов, можно считать следующее: в 40–х годах патриарх Константинопольский Михаил осудил на соборе одного ярого богомила, Нифонта, но следующий Константинопольский патриарх Косьма не только снял осуждение с Нифонта, но и сделался его искренним другом. Само собой понятно, что история патриаршего распоряжения Косьмы должна была заставить богомилов высоко поднять голову, к ущербу для православных. При таких-то обстоятельствах Николай и написал сочинение «О теле и крови Христовых». [1023]

1017

Nicolai Methonensis Anecdoti pars et II. Edid. Voemel. Francof., 1825—1826По мнению архим. (епископа) Арсения, «Вопросы и ответы* по содержанию составляют часть «Опровержения» (с. 164). Содержание этого сочинения наш авторг впрочем, не излагает. Оно удовлетворительно изложено у Ullmann’a, S. 705.

1018

Bibliotheca ecclesiastica, continens Grecorum theologorum opera. Edidit A. Demetracopulus (Leipz., 1866). Сочинение Николая «Великому доместику», Pp. 199—218. У преосв. Арсения (Христ. Чт., 1883 г., т. I, с. 14—21) в прежде Сказанном сочинении часть этого Николаева трактата переведена буквально, остальное передано со значительными пропусками. Кстати, нужно сказать, что еп. Арсений почти всегда сопровождает свои извлечения из Николая полезными примечаниями, которых нет в издании Димитракопула.

1019

Bibliotheca ecclesiastica… pp. 219—265. Все эти сочинения в извлечении и Кратком пересказе переданы преосв. Арсением (Христ.. Чт.., 1883, I, 347—355), Сейчас указанные сочинения Николая Метонскаго не совсем самостоятельны: писатель находился под влиянием одного произведения патриарха Константинопольского Германа, VIII века (Krumbacher, S. 86).

1020

Великий доместнк — высший военный пост в Византийской империи при Комнинах.

1021

Migne. PG. Т. 135, pp. 509—517. Единственное сочинение Николая, изданное Минем. У преосв. Арсения анализа этого сочинения нет. Впрочем, содержание его ясно видно из самого заглавия. Отметим одно: здесь, между прочим, высказывается мысль, что хлеб н вино потому не превращаются в настоящее тело и кровь, чтобы немощь человеческая не отягчалась чрезмерной сверхъестественной действительностью.

1022

См. выше изложение 27–го титула Паноплии.

1023

Draseke. Op. cit., S. 583—584.

Догматико–полемическая литературная деятельность Николая достигает особенно сильного развития по поводу весьма шумного византийского богословского спора при императоре Мануиле Комнине по вопросу: «Принес ли Христос жертву за человечество только Богу–Отцу и Святому Духу или же вместе с тем и Самому Себе?» Епископ Метонский написал много сочинений по этому вопросу, защищая мнение, выраженное на византийских соборах того времени. Таких сочинений сохранилось до нас четыре. Более важное из них имеет такое заглавие: «Возражение на сочинение Сотириха, избранного в Антиохийского патриарха, о словах: «Ты еси приносяй и приносимый и приемлемый'¹». [1024] Слова эти, как известно, читаются в одной молитве Василия Великого на литургии. Сотирих же был одним из наиболее образованных и решительных защитником мнения, что жертва Христова была принесена БогуОтцу, но не Сыну. Вероятно, вслед за «Возражением» Николай написал другое сочинение, посвященное тому же спорному вопросу и озаглавленное «Дополнение о божественной литургии и о том, почему Христос называется: приносящий и приносимый, и приемлемый и раздаваемый» (в Евхаристии). [1025] Сочинение это назначено было для императора Мануила, столь заинтересованного вышеуказанным богословским спором. Тому же императору и по тому ж^е поводу Николай посвящает еще сочинение «Против лжеучения говорящих, что спасительная жертва за нас приносится не Триипостасному Божеству, но одному Отцу» (и пр. — заглавие длинное). [1026] Сочинение это, впрочем, представляет немного нового по сравнению с трудом того же Николая под заглавием «Возражение да сочинение Сотириха…» Автор в своем новом произведении повторяет часть рассуждений, нередко буквально заключавшихся в сейчас упомянутом его сочинении. [1027] К этой же серии произведений, вызванных указанным спором, как нам кажется, следует относить и еще четвертое сочинение Николая, под заглавием «К соблазняющимся апостольским речением: «когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покоршему все Ему, да будет Бог все во всем“» (I Кор., XV, 28). [1028] Кажется, едва ли можно сомневаться, что это сочинение написано против тех, кто держался ВЬззрения, что Сын Божий не приносил жертвы за человечество Самому Себе. Следовательно, это есть звено, принадлежащее к етории спора «о Приносящем и Приносимом».

1024

Bibliotheca ecclesiastica… pp. 321—359. Сочинение это (за исключением нескольких строчек, ие имеющих важности) переведено преосв. Арсением в его труд^е· «О Николае Метонском» (Христ.. Чт., 1883 г., I, 309—342).

1025

Nicolai Methonae episcopi. Orationes duae. Edidit Demetracopulus (Leipz., 1865). pp. 46—72. У преосв. Арсения (Христ. Чт., 1883 г., I, 343—347) приводится несколько выдержек из сочинения «Дополнение».

1026

Orationes duae, pp. 1—46. У еписк. Арсения об этом сочинении только упоминается (ibid. I, 347); причина сейчас разъяснится.

1027

«Ср.: Orationes duae, p. 13 et cet. с Bibliotheca ecclesiastica, p. 324 et cet. Здесь мы встречаем одни и те же мысли, выраженные почти одинаковыми словами, Яо только в новом сочинении автор пишет короче и более сжато. Начало рассматриваемого сочинения (pp. 1 —13), по–видимому, составлено вновь.

1028

Bibliotheca ecclesiastica, pp. 293—320. У еп. Арсения (Христ. Чт., 1883, 21—26) из этого сочинения переведено несколько небольших отрывков.

Дрэзеке, передавая некоторые сведения о сочинениях Николая Метонского, справедливо говорил: «Рука изыскателя может еще И еще умножать число сочинений Николая. Эта необходимая научная работа еще только предстоит», — заявляет он. [1029]

3. Византийская историческая литература изучаемого периода была не скудна. Анна Комнина, Киннам, Никита Хониат, АкроПолит, Пахимер, Григора, Кантакузин ревностно трудились над изучением истории, [1030] по крайней мере своего времени, и оставили после себя исторические сочинения не одинакового достоинства, но несомненно важные по своему значению в науке. Не столь счастлива была в эти же времена собственно церковная история.

1029

Draseke. Op. cit., S. 578. В русской литературе, кроме преосв. Арсения, Писавшего о Николае Метонском, об этом же лице можно найти некоторые сведения У проф. Васильевского («Николая Метонского — жнтие Мелетия Нового». Палестин. Сборник, вып. 17, с. 2—4), но эти сведения нельзя не признать очень устарелыми в недостаточными.

1030

Обо всех этих историках можно найти сведения в первом издании настоящей Книги, с. 3—76 (М., 1892); а также в журн. Прибавлен к твор св. отцов, т. 45, с· 65 и далее (1890 г.)

Изучением ее занимались очень немногие. По крайней мере до нас сохранился лишь один ценный труд в этом роде, несмотря на то, что рассматриваемый нами период обнимает несколько веков. Говорим о «Церковной Истории» Никифора Каллиста Ксанфопула, писателя XIV века. Кто был этот Никифор Каллист, к сожалению, мы мало знаем. Не только не сохранилось точных сведений относительно его жизни (за исключением того немногого, что находится в «Истории» этого автора), но даже не определено, какое общественное положение занимал Никифор. Западные ученые обыкновенно называют его монахом, но для этого нет твердых оснований. Вероятнее предполагать, что Никифор был клириком при знаменитом Софийском храме в Константинополе. Сам он дает знать, что он с юных лет пребывал при вышеуказанном храме; [1031] из этого можно заключить, что он был клириком, но в чем именно заключались его обязанности, остался ли он на всю жизнь в этом положении — ничего не известно. Во всяком случае Никифор Каллист принадлежал к числу образованнейших лиц своего времени. Если это и был клирик, то клирик замечательных способностей и редких познаний. Кроме обширного труда «Церковная История» он написал большое число разнообразных сочинений. Он писал речи церковного характера и проповеди, толкования на книги Св. Писания, жизнеописания некоторых святых, составлял церковные песни (тропари), схолии или толкования на творения отеческие (например, Григория Богослова), обладал поэтическим даром (сочинял ямбы), составлял руководства по риторике. Большая часть сочинений Никифора остается неизданной, а некоторые из них известны только по заглавиям. [1032] Видно, что Никифор принадлежал к числу просвещеннейших богословов своего времени. Более точным образом касательно Никифора еще знаем лишь то, когда жил этот историк. Он жил во времена правления Византийской империей Андроника II, именуемого Старшим, Палеолога (1282—1328). Этому императору он и посвящает свой труд. [1033] Из «посвящения», приложенного к самой «Церковной Истории», видно, что когда закончен был этот труд, Андроник уже достиг престарелого возраста. [1034] Значит, «Церковная История» написана в конце царствования Андроника. Но сам автор исторического труда в это время | был еще человеком цветущего возраста, ему не исполнилось и тридцати шести лет. [1035] Сколь долго жил после этого Никифор — точных сведений нет. На этот счет можно делать одни догадки. UpoMe «Церковной Истории», Каллист составил «Каталог Константинопольских патриархов» до своего времени (об этом каталоге скажем ^{несколь}ко слов ниже). Так как в некоторых списках этого каталога на последнем месте поставляется имя патриарха Каллиста (1350—1354 г., первое его патриаршество), [1036] то полагают, что Никифор дожил до царствования Иоанна Кантакузина, до пятидесятых годов XIV века. Многочисленность сочинений Каллиста также может отчасти свидетельствовать, что жизнь его была продолжительна и простиралась на многие годы после того, как он написал Главный труд — «Церковную Историю». К этим биографическим сведениям можно прибавить еще очень немного. Сочинением «Истории» автор, по его собственным словам, занимался с самых юных дат, главную помощь его делу оказала библиотека Софийского храма в Константинополе, славившаяся богатством рукописей. [1037]

1031

Nicephon Caliisti Ecclesiastica Histona, lib. I, cap. 1, p. 609. Migne. PG T. 145. Вся «Церковная История» Никифора напечатана у того же Миня в 145—147 томах. Наши цитаты будем делать по этому изданию.

1032

«Notitia ex Fabncio. Migne. PG. T. 145, pp. 548—558. Кроме «Церковной Истории» некоторые сочинения Каллиста напечатаны в 147 томе Миня.

1033

Allocutio encomiastica ad imperatorem (Andromcum). Migne. PG. T. 145. pp. 561—601.

1034

Ibidem, pp. 588—589.

1035

Ecclesiastica Histona, lib. I, cap. 1 (finis).

1036

Нужно сказать, что каталог Никифора, напечатанный у Миня (Т. 147), простирается лишь до второго патриаршества Афанасия (до начала XIV века), но известен и такой экземпляр этого каталога, который доходит до патр. Каллиста Wigne. pg. т. 145, pp. 551—552).

1037

Eccles. Histona, lib 1, cap. I, p. 609.

Рассмотрим исторический труд Никифора. В начале своего сочинения автор говорит о пользе и значении истории вообще, церковной в особенности, о побуждениях и цели труда и начертывает конспект его. [1038] Нельзя не сознаться, эти рассуждения Никифора для нашего времени могут казаться очень обыкновенными. Им не менее воззрения историка заслуживают внимания: они по крайней мере показывают, что он писал историю, руководствуясь определенными мотивами, чего далеко нельзя утверждать относительно многих церковных историков более древнего времени.

1038

Eccles Histona, lib, 1, cap. I, pp. 604—605.